Стихотворение написано в 1934 году в период эмиграции Цветаевой. Основной его мотив – одиночество как женщины и как поэта. Она противопоставляет себя всему миру, а одиночество не проклятье, а способ заглянуть поглубже в себя, чтобы быть хорошим художником.
С другой стороны, одиночество и спасение от непонятости и ненужности в реальном мире, утешение поэтесса находила в своей душе. Зачастую обращала больше внимания на неодушевленные предметы: стул, куст, сад и пр., посвящая им стихи, бывала нелюдимой.
Это уже взрослая, сложившаяся лирика совершенно сформировавшегося мастера. И в ней вся Цветаева: мудрая, печальная и покинутая женщина, несчастная, но сдержанная, простая и лаконичная. Стихотворение не сопротивление, а простое принятие и признание реальности, побег в глубины своей души, чтобы там найти утешение.
Душа и имя
Пока огнями смеется бал,Душа не уснет в покое.Но имя Бог мне иное дал:Морское оно, морское!В круженье вальса, под нежный вздохЗабыть не могу тоски я.Мечты иные мне подал Бог:Морские они, морские!Поет огнями манящий зал,Поет и зовет, сверкая.Но душу Бог мне иную дал:Морская она, морская!
Произведение датируется 1912 годом и входит в сборник «Волшебный фонарь», посвященный Сергею Эфрону. В нем Цветаева рассказывает о происхождении ее имени: от «marinus» – морской. Отсюда тематика моря так часто встречающаяся в творчестве поэтессы.
С морем можно сравнить и ее душу – глубокую, непостижимую, бунтующую. Частые повторы в стихотворении призваны подчеркнуть еще одну лейтмотивную тему – одиночества поэта, которому нет дела до бала, его душа мятежна и неспокойна: «…Пока огнями смеется бал, Душа не уснет в покое…».
В эпилоге произведения поэтесса напоминает, что ее имя значит «морская» – глубокая, одинокая, не понятая окружающими, загадочная и такая же у нее душа.
Облачко
Облачко, белое облачко с розовым краемВыплыло вдруг, розовея последним огнем.Я поняла, что грущу не о нем,И закат мне почудился – раем.Облачко, белое облачко с розовым краемВспыхнуло вдруг, отдаваясь вечерней судьбе.Я поняла, что грущу о себе,И закат мне почудился – раем.Облачко, белое облачко с розовым краемКануло вдруг в беспредельность движеньем крыла.Плача о нем, я тогда поняла,Что закат мне – почудился раем.
Дата написания стихотворения не известна, но биографы Цветаевой предполагают, что это произошло между 1906 и 1920 годами, предположительно в Коктебеле, где она встретила своего будущего мужа.
Кажущаяся простота произведения обманчива – поэтесса делится с читателем своими чувствами и переживаниями, не вполне осознавая их причины. Идет ли речь о страхе перед взрослой жизнью или просто понимании того, к прошлому возврата нет и она сама теперь навсегда другая – не знает никто. Тем не менее, она пишет: «…Я поняла, что грущу не о нем, Я поняла, что грущу о себе…» – как символ уходящего в прошлое настоящего. Строчка: «…И закат мне почудился – раем…» – аллюзия к безвозвратно ушедшему детству поэтессы, ведь именно детям доступен рай и не доступен взрослым. Об этом же говорит и строчка: «…Облачко, белое облачко с розовым краем Кануло вдруг в беспредельность движеньем крыла…» – прошлое уходит, люди меняются, но им на смену приходит взросление, взрослые проблемы и страх перед неизвестностью.
Финал стихотворения циклично повторяет его общую идею: тоску о минувшем и страх перед будущим: «…Плача о нем, я тогда поняла, Что закат мне – почудился раем».
Маме
В старом вальсе штраусовском впервыеМы услышали твой тихий зов,С той поры нам чужды все живыеИ отраден беглый бой часов.Мы, как ты, приветствуем закаты,Упиваясь близостью конца.Все, чем в лучший вечер мы богаты,Нам тобою вложено в сердца.К детским снам клонясь неутомимо,(Без тебя лишь месяц в них глядел!)Ты вела своих малюток мимоГорькой жизни помыслов и дел.С ранних лет нам близок, кто печален,Скучен смех и чужд домашний кров…Наш корабль не в добрый миг отчаленИ плывет по воле всех ветров!Все бледней лазурный остров-детство,Мы одни на палубе стоим.Видно грусть оставила в наследствоТы, о мама, девочкам своим!
Стихотворение создано в 1907 году и входит в самый первый сборник стихов Цветаевой «Вечерний альбом». На момент его написания поэтессе 15 лет и она чувствует, что детство уже позади и она посвящает произведение матери. Известно, что воспитание в интеллигентной семье наложило серьезный отпечаток на характер Марины: вместо веселых игр со сверстниками – строгость и послушание, вместо ребячества – хорошие манеры, искусство, классическая музыка. При этом, именно в родительском доме матери удавалось создать тот островок безопасности и светлого счастья, который так и не смогла создать взрослая Марина для своей семьи.
Начинается произведение строчкой: «…В старом вальсе штраусовском впервые Мы услышали твой тихий зов…», которая рисует перед читателем картину тихого семейного вечера под звуки вальса Штрауса, музыкальное воспитание девочек, стремление привить им любовь к настоящему искусству. Далее следует признание: «…С той поры нам чужды все живые И отраден беглый бой часов…» означающее, что отныне веселые игры и шалости остались позади, ведь гораздо милее слушать мамин голос и учиться у нее. Не случайна строчка: «…Все, чем в лучший вечер мы богаты, Нам тобою вложено в сердца…» – благодарность маме за то, что она смогла привить им настоящие ценности, показать настоящую красоту искусства.
Однако мама ушла из жизни очень рано, а вместе с ней ушло и детство, и беззаботность юности: «…Все бледней лазурный остров-детство, Мы одни на палубе стоим…» – как символ осиротелости, одиночества и неизвестности перед будущим. Заканчивается стихотворение фразой, полной отчаяния и тоски: «…Видно грусть оставила в наследство Ты, о мама, девочкам своим!».
В огромном городе моем – ночь…
В огромном городе моём – ночь.Из дома сонного иду – прочьИ люди думают: жена, дочь, –А я запомнила одно: ночь.Июльский ветер мне метет – путь,И где-то музыка в окне – чуть.Ах, нынче ветру до зари – дутьСквозь стенки тонкие груди – в грудь.Есть черный тополь, и в окне – свет,И звон на башне, и в руке – цвет,И шаг вот этот – никому – вслед,И тень вот эта, а меня – нет.Огни – как нити золотых бус,Ночного листика во рту – вкус.Освободите от дневных уз,Друзья, поймите, что я вам – снюсь.
Произведение создано весной 1916 года и входит в поэтический цикл «Бессонница». Посвящено оно горестному осознанию того, что в ее семейной жизни сейчас далеко не лучшие времена в связи с ее уходом к Софье Парнок и последующим возвращением к супругу. Былой страсти и единения душ с последним больше нет и ей остались только горестные мысли и переживания.
В надежде привести свои мысли в порядок, поэтесса гуляет бессонными ночами по пустынному городу: «…В огромном городе моём – ночь. Из дома сонного иду – прочь…», она полностью погружена в себя и предполагает, что редкие прохожие в ней видят чью-то жену и дочь: «…И люди думают: жена, дочь, – А я запомнила одно: ночь…».
Само построение рифм создает ощущение звука гулких шагов по пустынной улице: «…ночь, прочь, дочь…», «…путь, чуть, дуть, в грудь…», «…свет, цвет, вслед, нет…», «…бус, вкус, уз, снюсь». Очевиден мотив одиночества, грусти, подавленности, горестных дум.
Поэтесса чувствует себя тенью, ускользающей с рассветом: «…И тень вот эта, а меня – нет…» и иногда ей кажется, что она и вовсе является сном для всех ее близких: «…Освободите от дневных уз, Друзья, поймите, что я вам – снюсь».
Я с вызовом ношу его кольцо…
Я с вызовом ношу его кольцо!– Да, в Вечности – жена, не на бумаге! –Чрезмерно узкое его лицоПодобно шпаге.Безмолвен рот его, углами вниз,Мучительно-великолепны брови.В его лице трагически слилисьДве древних крови.Он тонок первой тонкостью ветвей.Его глаза – прекрасно-бесполезны! –Под крыльями раскинутых бровей –Две бездны.В его лице я рыцарству верна, –Всем вам, кто жил и умирал без страху! –Такие – в роковые времена –Слагают стансы – и идут на плаху.
Стихотворение создано в 1914 году и посвящено горячо любимому мужу – Сергею Эфрону. Кольцо, о котором идет речь, выполнено из сердолика – любимого камня Цветаевой. Именно этот камень ей подарил в первый же вечер знакомства Сергей в Коктебеле и она поняла, что это – судьба. С тех пор поэтесса не расставалась с кольцом до конца жизни.
Несмотря на сложности в браке и ее прошлое увлечение Софией Парнок, она все равно вернулась к мужу и признается, что по-настоящему любит только его: «…Да, в Вечности – жена, не на бумаге!..». По поводу внешности супруга поэтесса указывает, что он высок и тонок: «…Он тонок первой тонкостью ветвей…», а его глаза напоминают ей две бездны: «…Под крыльями раскинутых бровей – Две бездны…». Рассказывает она также и об аристократическом происхождении мужа: «…В его лице трагически слились Две древних крови…» – мать – русская дворянка, а отец Сергея – представитель помещичьей еврейской семьи. В нем она видит своего рыцаря: «…В его лице я рыцарству верна…».
