кончится. То ли шпион на парашюте скроется, то ли, наоборот, никуда ему скрываться не следует. Темное, говорю, дело… Причем в любой момент полнейшая неожиданность произойти может.
Однажды как было: сижу в кино. Фильм — за сердце хватает и две серии так и держит. Ну, первую серию мы благополучно просмотрели. Ничего не поняли. Ко второй приступили. Тишина такая… Всеобщее напряжение. И тут сосед мой справа, он, видно, очень этим фильмом заинтересовался, толкает меня и говорит тихо:
— Вот он!
— Кто? — спрашиваю.
— Резидент, — говорит.
— С чего это вы взяли? — говорю. — Это наш.
— Да ну, что вы! — ужаснулся тот. — Если бы наш был, тогда бы, знаете, что было?! Ого-го!
— Ничего вы не поняли! — обернулся к нам гражданин из четырнадцатого ряда. — Это посторонний человек.
— И его сейчас убьют, — добавил его сосед.
— Жалко парня, — сказал я, — молодой такой… Ни за, что…
— Шпионов жалеет! — сказали за моей спиной. — Это надо!
— Какой же это шпион, — возмутились с балкона, — когда он всю первую серию на гитаре играл?
— Правильно, — сказали за моей спиной, — главного шпиона ни за что в первой серии не покажут.
Тут кто-то заорал: «Вот она!» — и все обернулись к экрану. Спиной к нам стояла очень подозрительная старуха. Газету в киоске покупала. Минут пять покупала. Крупным планом. Потом она куда-то заспешила, и мой сосед сказал задумчиво:
— Не нравится она мне… Не пойму только чем. — Но тут партер ее под защиту взял. Раз, говорят, она всем нам не нравится, значит, говорят, это наш человек. Это же, говорят, и дураку ясно. Это, говорят, новый кинематографический ход. А против нового хода что скажешь? Помолчали. Потом, гляжу, впереди какие-то волнения творятся, крики.
— Если, — это один кричит, — сейчас же мне резидента не покажут, я прямо не знаю, что… Я здесь такое устрою! Не удерживай меня!
Нервный такой зритель… Его, конечно, успокаивают. Одни говорят: «Вон у них кто самый главный». Другие говорят: «Вон тот». Всеобщее напряжение. Партер на партер поднялся. Правая сторона на левую. Ну, тут с балкона перегнулись и кричат: «Убили! Убили!» Все опять по местам разбежались. Успокоились. Глядят. А кого, где убили, неизвестно. И у кого ни спросишь, никто не знает. Проглядели в суматохе.
— Может, старуха все-таки до него добралась? — спрашиваю соседа.
— Навряд ли, — отвечает. — Я почти что все время глядел. Может, конечно, она с черного хода, не знаю… — Тут опять, разумеется, споры пошли, дискуссии. Некоторые уточнения. Орут все, героев экрана не слышно. И вдруг я все понял. Догадался. Такая меня мысль осенила.
— Товарищи! — кричу. — А давайте это кино молча, — кричу, — спокойно, — кричу, — доглядим! Иначе, — кричу, — мы и вовсе ничего не поймем!
Гляжу, как-то потише стало.
— Здравствуйте, — сказали в амфитеатре. — Мы, значит, не поймем. Он все поймет. Во всем разберется. Смышленый очень.
— Умница такая, — сказали за моей спиной, — а здесь, значит, одни дураки сидят. Идиоты собрались. Оригинально!
— Жалко, темно здесь, — сказали на балконе, — поглядеть бы на эдакого умника.
— Подождем — увидим, — сказали в первых рядах. — Где он сидит-то?
— А чего ждать? — возразили с балкона. — С голоса брать надо.
А один, возможно, беспокойный, вскочил, откидным местом хлопает…
— Проведите меня к нему, — кричит, — я хочу видеть этого человека!
Короче, энтузиасты нашлись. Откладывать не стали. Взяли меня и вывели и тихонечко около билетера положили. Я-то на них не обижаюсь. Кино такое: напряженное очень. Вот только жалко, неизвестно, чем там дело кончилось. Кого арестовали, кого, наоборот, выпустили. И со старушкой неопределенность. Второй раз, видно, придется пойти.
СМЕШНОЙ МОТЫЛЕК
Пьеса для девочки, транзистора, телевизора и магнитофона
В пьесе участвуют:
АЛЛА ПУГАЧЕВА
ЮРИЙ АНТОНОВ
ВАЛЕРИЙ ЛЕОНТЬЕВ
ДОЦЕНТ СИДОРОВ.
Действие происходит в обычной городской квартире. На сцену врывается шестиклассница Оля и радостно швыряет в угол сумку с учебниками. Часы бьют час дня. Секунду подумав, Оля включает одновременно транзистор, телевизор и магнитофон.
ТРАНЗИСТОР: «Начинаем передачу для родителей. У микрофона доцент Сидоров».
ТЕЛЕВИЗОР: «… чинаем концерт. Первой в нашей программе выступит…»
МАГНИТОФОН: «Он идет себе лениво, ускорять не любит шаг. Хочет жить легко, красиво, без усилий, просто так…»
Оля берет театральный бинокль и застывает у окна.
ТРАНЗИСТОР: «Очень важно, чтобы учащиеся интересно и содержательно проводили свое свободное время…»
Оля решительно снимает телефонную трубку.
ОЛЯ: Танька, что скажу! Вовке Степанову собаку подарили. А он нам ни слова. Ага. В окно увидела. А ты чего делаешь?
ТЕЛЕВИЗОР: «Делу время, делу время, да-да-да, а потехе час!»
ОЛЯ: А ты Ирку видела? Ой, да ты что! У нее такие потрясные сапоги! Класс!
ТРАНЗИСТОР: «Пустое времяпрепровождение отрицательно сказывается на личности ребенка…»
ОЛЯ: А чего делать будешь? Может, на балкон выйдешь, а я на тебя посмотрю в бинокль. Интересно, увижу или нет? Ой, вижу, вижу. А ты в чем? В маминой кофте? Ой, а я сейчас тебе куртку покажу. Ты тоже бинокль возьми.
Оля кладет трубку рядом с телефоном и надевает куртку.
МАГНИТОФОН: «Смешной мотылек вам, ребятки, урок… Чтобы жизнь не прожить мотыльком…»
ОЛЯ: Ну, видишь меня? Чего блестит? Это мамина цепочка блестит.
Часы бьют два.
ОЛЯ: А ты чего Петьке в записке написала? Я не вру, я видела. Да-а? А он чего ответил? Да-а? А ты ему чего ответила?
ТЕЛЕВИЗОР: «Жить! Гореть и не угасать, жить, а не существовать…» ОЛЯ: Я еще и губы накрасила, только жалко, тебе не видно.
ТРАНЗИСТОР: «Музеи, театры, концертные залы — все это служит нашим детям, развивает их эстетические вкусы и способности…»
ТЕЛЕВИЗОР: «Жизнь невозможно повернуть назад, и время ни на миг не остановишь…»
ОЛЯ: А я какую маечку видела… Класс! Впереди вся вышитая, сзади вся в квадратиках…
Часы бьют четыре, пять и шесть.
Алла ПУГАЧЕВА
Юрий АНТОНОВ
Валерий ЛЕОНТЬЕВ
Доцент СИДОРОВ — все вместе:
— Девочки, да занялись бы вы лучше каким-нибудь делом, а?
ЗАНАВЕС
РОЗОВЫЙ ФЕЛЬЕТОН
