Когда Кийо сказал, что работает ветеринаром, я не поверила.
Его жаркие глаза удивленно распахнулись.
— Почему нет?
— Потому что… потому что ты не можешь быть ветеринаром. Я просто не вижу тебя в этой роли.
Кроме того, я не представляла, как завтра скажу Ларе: «Итак, вчера я была в баре и встретила этого сексуального ветеринара…»
Нет, как–то не лепились вместе эти два представления. Ветеринары должны были выглядеть как Уилл Дилейни.
— Клянусь, — побожился Кийо, размешивая «Маргариту». — Иногда мне даже приходится брать работу на дом. У меня живут пять котов и две собаки.
— Господи боже!
— Да ладно, я люблю животных. Это опять же связано с вопросом честности. Звери не лгут о своих чувствах. Они хотят есть, драться и совокупляться. Если ты им нравишься, то они это покажут. Если нет — тоже. Они не играют в игры. Разве что кошки составляют исключение. Они вообще загадочные существа.
— Правда? И как же зовут твоих котов?
— Смерть, Голод, Мор, Война и Мистер Усатик.
— Ты назвал их именами всадников Апокал… Погоди, а при чем тут Мистер Усатик?
— Ну так всадников–то было всего четыре.
После этого мы говорили понемногу обо всем, что только приходило в голову, и о серьезном, и о смешном. Кийо сказал, что он нездешний, приехал сюда из Финикса, что меня несколько разочаровало. Мы еще немного поболтали о публике, окружавшей нас, о работе, о жизни, о вселенной и куче других вещей.
Все это время я не переставала удивляться, как же так вышло. Разве я только что не говорила, что живу вне общества? В то же время вот она я, болтающая с первым встречным так, словно мы уже сто лет знакомы. Я трепалась, сама себя не узнавая. Язык моего тела стал совсем иным. Во время разговора я наклонялась к нему, касалась его ног. Кийо не пользовался одеколоном, но его запах соответствовал внешности — жаркий, таинственный и сексуальный. Многообещающий запах. Он гласил: «Детка, я могу сделать для тебя все, что захочешь, только дай мне шанс…»
В какой–то момент я наклонилась к бару, толкнула вдоль по стойке опустевшую бутылку и тут неожиданно почувствовала, как пальцы Кийо погладили меня по пояснице там, где задралась рубашка. Я аж дернулась от этого легкого, небрежного прикосновения, от которого меня прямо–таки пронзило током.
— Вот еще немного честности, — сказал он вполголоса. — Мне нравится эта татуировка. Очень. Снова фиалки?
Я кивнула и вернулась в прежнее положение, но красавец не убрал руку. Татуировка изображала гирлянду цветов и листьев фиалки, которые тянулись по моей пояснице. Больше всего цветов имелось в районе копчика, а крошечные лепестки были разбросаны даже по бедрам.
— Фиалка, в некотором роде, мой цветок–покровитель, — объяснила я. — Из–за цвета глаз.
Кийо нагнулся вперед, я увидела его губы в такой близи от моих и замерла.
— Ничего себе! Ты права. Никогда не видел глаз такого оттенка.
— У меня есть еще три.
— Глаза?
— Татуировки.
Он заинтересовался еще сильнее.
— Где?
— Под рубашкой, — заколебалась я. — Ты что–нибудь слышал о греческой мифологии?
Он кивнул. Образованный мужчина. Впору падать в обморок.
Я дотронулась до правого плеча. Рисунок был закрыт рукавом.
— Здесь — змея, обвивающая все плечо. Она символизирует Гекату, богиню магии и растущей луны.
Я не стала добавлять, что Геката охраняла перекрестки между мирами. Именно она управляла перемещением в Мир Иной и Царство Мертвых. Эта татуировка связывала меня с нею, помогала в путешествиях. При необходимости я обращалась к богине за помощью.
Я приподняла левую руку.
— А здесь — бабочка, крылья которой тоже обхватывают все плечо и смыкаются позади. Одно крыло белое, другое — черное.
— Психея?
— Почти угадал.
Он и в самом деле образован. Психея олицетворяла душу и описывалась в мифах как бабочка.
— Это Персефона.
Он понимающе кивнул.
— Черная и белая половинки. Одну часть своей жизни она проживает в нашем мире, другую — в Мире Ином.
Прямо как я. Персефона управляла перемещениями в Царство Мертвых. Сама я в него не спускалась, но призывала ее, чтобы она отправляла туда других.
— Персефона управляет черной луной. Ну а там, сзади, — я похлопала себя по загривку, — изображение луны с женским лицом. Селена, полная луна.
Черные глаза Кийо цепко наблюдали за мной.
— А почему не какая–нибудь другая, более известная богиня, связанная с луной? Диана, например?
Я задумалась над ответом. В принципе, Диана тоже годилась. Она, как и Селена, была связана с миром людей и, когда нужно, помогала бы мне держать с ним связь.
— Другие богини — одиночки. Даже Персефона, которая, в принципе, была замужем. Диана — девственница и тоже одинока. Но Селена… что ж, она куда более общительная, даже сексуальная богиня, открытая другим людям и экспериментам. Так что я выбрала ее. Просто решила, что как–то ненормально быть отмеченной тремя одинокими богинями.
— Ну а ты сама? Ты одинока, Эжени?
Бархатный голос обволакивал меня. Я была готова утонуть в темных шоколадных глазах.
«Шоколад считается афродизиаком».
— Разве все мы не одиноки? — ответила я с унылой усмешкой.
— Да. Думаю, в итоге мы все одиноки, что бы ни пелось и ни говорилось в историях со счастливым концом. Но, по–моему, все дело в том, рядом с кем мы останемся одинокими.
— Знаешь, именно за этим я сюда пришла. За одиночеством в толпе. Тут можно спрятаться. Тут безопасно.
Он оглянулся на гулкое, колышущееся море людей, заполнявшее бар. Они стеной окружали нас. Мы были здесь и не здесь.
— Да. Да, думаю, это так.
— Может, и ты пришел сюда ради этого?
Он снова посмотрел на меня. Его взгляд стал чуть менее сексуальным и чуть более печальным.
— Не знаю. Не уверен. Думаю, я пришел сюда ради тебя.
Сразу найти подходящий ответ на это я не смогла, так что принялась снова играть с бутылкой. Бармен предложил еще одну, но я покачала головой.
Кийо дотронулся до моего плеча.
— Хочешь потанцевать?
Я была абсолютно уверена в том, что последний раз танцевала на школьном выпускном, но что–то заставило меня согласиться. Мы присоединились к толпе чудовищных танцоров. Большая часть из них просто барахтались под незнакомую быструю музыку с тяжелым ритмом. Мы с Кийо были не лучше. Но когда заиграла медленная композиция, он обнял меня и прижал к себе так близко, насколько вообще двое людей могли это сделать. Ну или почти так.
Я даже не могла припомнить, чтобы такое происходило у меня с первым встречным, чтобы я так хотела кого–то, да еще чтоб этот кто–то был доступен. Тело Кийо, прижатое ко мне, казалось таким сильным и совершенным. Я то и дело искала возможности прикоснуться к нему, уже представляла его обнаженным, рисовала в мыслях, каково будет, когда он проникнет в меня.
Что со мной творилось? Картина была невероятно ярка и реальна, оставалось только радоваться, что чувства не были написаны сейчас на моем лице.
Так что на самом деле я совершенно не сопротивлялась, когда его рука скользнула вверх, к моему затылку, а губы приблизились для поцелуя. Этот поцелуй не был пробующим. Никаких мелочей, пригодных лишь для первого свидания. Это был основательный поцелуй, как бы говоривший: «Я хочу вобрать тебя всю, каждый сантиметр, хочу слышать, как ты выкрикиваешь мое имя».
Я никогда еще не поступала так на людях, но это казалось совершенно незначительным обстоятельством теперь, когда поцелуй все сильнее захватывал нас.
Мы изучали друг друга прикосновениями губ и языков, но когда другая его рука скользнула вверх и легла мне на грудь, я все же удивилась.
— Эй, тут же люди вокруг, — сказала я и слегка отстранилась.
В ту секунду я подумала, что это смешно, но меня больше беспокоило не то, что он делал, а то, что на нас могли смотреть.
Кийо поцеловал меня в шею, чуть ниже уха.
Когда он заговорил, его слова обожгли мою кожу:
