Вадим уставился на нее с явным осуждением:
– И это ты мне нотации читать будешь? Серьезно? После того как я половину из этих ста раз помогал тебе сохранить шкуру в целости и сохранности? Я прекрасно знаю, что такое неоправданный риск. И нет, от детективного рвения я избавился еще до того, как познакомился с Даниилом, а было это так давно, что и представить страшно. Но в этом деле есть что-то особенное… Я не могу понять, что творит этот псих, но я чувствую, что это один человек. И именно своим психозом он опасен.
– Что делает, что делает… Убивает, насколько я поняла! Разве так важно, почему он это делает?
– И как, и почему – все важно, – настаивал начальник охраны. – Этот человек живет в одном с нами городе. Как и все серийные убийцы, он не остановится. Напротив, будет убивать больше! Он будет рядом с моей женой, дочерью, с тобой…
– На улицах и так много психов, – заметила Вика. – С этим надо смириться, всех не поймаешь.
– Но и убивают не все!
Такое поведение для Вадима было несвойственным. Он действительно обычно старался пресечь любые самостоятельные расследования на корню! Импульсивностью он тоже не отличался. Должно быть, есть в этом деле что-то очень необычное…
– Хорошо, ну а от Евы ты чего хочешь?
– Я хочу понять, зачем он так уродует девушек, убийца этот, – пояснил Вадим. – Если мы поймем мотив, просчитать схему поведения будет проще. Соответственно, и поймать ублюдка. Но я никак не могу понять, что он творит! То есть методы известны, их уже давно определили эксперты. А вот логику, то, для чего он это делает, понять не может никто. Вика, я серьезно не собираюсь брать все на себя. Если мне удастся определить, что он делает, я передам эти сведения полиции, а дальше пусть сами пляшут.
Вика уже начала догадываться, к чему все идет, но отказывалась в это верить. Поэтому она смерила собеседника тяжелым взглядом и спросила напрямую:
– Зачем тебе Ева?
– Не придуривайся, а? И из меня придурка не делай. Мы с тобой оба видели, что она может. Она мыслит не так, как мы.
– Не надо мне тут «Молчание ягнят» только устраивать!
– Это не одно и то же! Но Ева… я видел, как она и не с таким разбиралась. Я не знаю, как она это делает. Я даже не могу толком объяснить, что она делает. Но профессионалы здесь уже не справились! Я сам смотрел на эти проклятые фотографии днем и ночью, но ничего не понял! Я даже не уверен, что этих трех женщин убил один человек. Никто не уверен! Может, хоть Ева поймет это?
– А ты не думал, что все это может быть опасно для нее? – возмутилась Вика. – Она ведь все-таки болеет! Что, если эти снимки повлияют на нее, подтолкнут к чему-то подобному?
– Ой, да перестань! Вспомни все расследования, в которых она участвовала. Она и меня, и всех остальных по жесткости обошла! И по самоконтролю тоже. Какие-то фотографии ее не смутят и уж точно не смогут повлиять на нее!
Осторожность требовала от Вики отказаться от этой затеи. Но… обмануть себя не получалось. Девушка слишком хорошо помнила, как Ева разбиралась в поведении других сумасшедших, как могла влиять даже на здоровых людей. А уж ее способность подмечать детали вообще вне конкуренции, это чудо какое-то. Получше компьютера!
Однако при всем при этом она молоденькая девушка, которой только девятнадцать лет исполнится. Это они решили, что она такая непробиваемая. Но что если речь действительно идет о каком-то уникальном психе? Ева ведь постоянно борется с собственной агрессией. Кто ее знает, что на нее влиять может…
Было несколько вариантов развития событий, и Вике не нравился ни один из них. Выбирая полную безопасность для Евы сейчас, она, возможно, лишает расследование единственного человека, который может внести хоть какую-нибудь ясность. А мир тесен, и кто знает, кого этот маньяк выберет следующей жертвой! Что потом, с чувством вины жить?
Наконец Вика приняла решение:
– Покажи эти снимки мне, может, я что-то соображу!
– Ты издеваешься? Я на них смотрел, следователь, психологи, и не один час… не один день даже! Никто ничего не понял. А ты вот сразу посмотришь и поймешь?
– Нет. Но я, может, пойму, безопасно показывать это Еве или нет.
Втайне Вика все же надеялась, что ей удастся что-то понять. А что? Было бы неплохо обойти и экспертов, и «ветерана сыска» вроде Вадима. Хотя слишком большие надежды на это девушка не возлагала.
– Тогда давай в гостиную пройдем, что ли, – предложил Вадим. – А то у тебя тут следы ягодного побоища повсюду… Эти фотографии и так готично смотрятся, им еще вишневых пятен не хватало!
Тут Вика не стала спорить. Девушка сняла передник, вымыла руки и вместе с гостем прошла в гостиную. Там и света было побольше…
Вадим достал из папки большие, формата А4, фотографии и разложил их на журнальном столике. Вика с самого начала настроила себя на то, чтобы воспринимать это как кадры из фильма, а не как реальность. И правильно сделала! Потому что если бы она позволила себе хоть какие-то эмоции, хоть на минуту представив этих девушек живыми, она бы, скорее всего, потеряла сознание.
Первую жертву выложили на стеклянный стол. Несчастной девушке вскрыли грудную клетку и, очистив от органов, идеально отбелили кости. На руках, раскинутых в стороны, кожу надрезали и растянули так, чтобы получились два одинаковых овала; и снова акцент на белизне кости. То же проделали и с ногами. Нижнюю челюсть то ли сместили, то ли подрезали, но висела она свободно, придавая лицу совсем уж гротескный вид. При этом застывшие глаза жертвы были ярко накрашены, а волосы выкрашены в белый цвет.
«Это все не по-настоящему, – убеждала себя Вика. – Это просто фильм ужасов. Это не люди, это куклы».
Сначала помогало, потом – не очень. Потому что слишком уж реалистичными были эти куклы! Вторая девушка лежала в каком-то грязном бассейне, на плаву ее поддерживал зеленый надувной матрас. Тело лежало на животе, а руки и ноги были связаны так, что локти и колени торчали в разные стороны, тогда как ступни и ладони, выкрашенные желтой краской, сходились на пояснице. На коже этой жертвы не просматривалось ни единого пореза, и чтобы придать ей такую позу, явно пришлось сломать не одну кость. Голову несчастной обрили налысо, лица Вика не видела и не жалела об этом.
Третью жертву и вовсе подвесили в полуметре от потолка. При этом держали ее не веревки, а полупрозрачная леска, которая терялась в солнечном свете, лившемся с потолка, и создавалась иллюзия, будто девушка парит в воздухе. Ее ноги были связаны вместе, а руки, напротив, разведены и подняты вверх. Синие волосы уложили так, чтобы они стояли дыбом, лицо раскрасили синей и желтой краской. Но самым страшным было даже не это, а то, что кожу на всем теле надрезали крупными треугольниками. Каждый треугольник отвели в сторону отдельной нитью, и получалось, что жертва висела в коконе собственной растянутой кожи.
Это фильм ужасов. Но он настоящий.
Вика нервно отвернулась, чувствуя, как на лбу испарина выступает. Вадим прав… за этим стоит кто-то больной и опасный. Не только из-за того, что он делает, но и из-за странного чувства, возникающего при взгляде на каждую из фотографий. Как будто у убийцы действительно была особая цель, более важная для него, чем само убийство! Однако понять эту цель тем, кого природа одарила здоровым рассудком, не дано…
Смерть девушек завораживала, как картины сумасшедших художников. Вика понимала теперь, почему Вадим не мог перестать думать о них: слишком сильна угроза. Такой психоз сравним с одержимостью!
И в то же время… снимки излучали сильное эмоциональное напряжение. Вика ощутила его, Вадим – тоже. Что будет с Евой, если она увидит это?
– Нельзя это ей показывать, – заявила Вика. – Я тебе и так могу сказать, что это один человек сделал!
– Ну и как же ты можешь это так точно утверждать?
– Чувствую! Ты тоже чувствуешь, а нас обоих интуиция обманывать не может!
– Хорошо, но ни мне, ни тебе интуиция не признается, что именно он сделал с этими девушками, зачем издевался над ними так! Если мы этого не поймем, то не сможем и поймать его!
– Вадим, я знаю, что ты хочешь как лучше! Но нельзя показывать это Еве!
– Что показывать?
Они так увлеклись, что даже не заметили, как Ева спустилась по лестнице. А она еще и делать это умеет по-кошачьи тихо, если не хочет, чтобы ее слышали. Теперь девушка стояла на пороге гостиной, прислонившись к дверному косяку. Она наверняка заметила фотографии, но смотрела показательно только на Вику и Вадима.
Может, подслушала их разговор. Может, о чем-то догадалась. Но теперь уже делать вид, что ничего не случилось, не получится.
– Вадим хочет показать тебе жертв серийного убийцы, – признала Вика. – А я против этого, потому что боюсь, что это тебя расстроит…
– Нет. Не расстроит. Сделает такой же. – Бледные губы Евы едва заметно дрогнули; это у нее называлось улыбкой. – Вздор, конечно. Я есть я. Он есть он. Или она. Тигр остается тигром, шакал – шакалом, курица – курицей. Про курицу задумайся.
