— Ага, вот в чем дело… Стало быть, вы хотели прорваться, — выходит, нам еще повезло. Но тем не менее испытание мы переносим на следующий раз.
Хольштейн с усилием произнес:
— Это будет уже Большой кубок Милана.
Льевен подтвердил:
— Я знаю. Его мы как раз хотим выиграть.
Хольштейн покачал головой. Вдруг из его широко раскрытых глаз беззвучно брызнули слезы, покатились по щекам, — лицо было мокрое, но по-прежнему неподвижное.
Тут Кай оттолкнул Льевена и подошел вплотную к Хольштейну.
— Я буду участвовать в гонке вместо вас.
— Вы? Когда?
— Сегодня. Сейчас.
Он обратился к Льевену:
— Как вы думаете, можно заменить в заявке фамилию гонщика?
— Вы в самом деле хотите ехать, Кай?
— Меня так и подмывает. Трассу я более или менее знаю, с машиной свыкнусь быстро, а поскольку я не обязан прийти первым, то попытка кажется мне вполне допустимой. Сможем мы заменить фамилию?
Льевена он уже почти убедил.
— Думаю, нет. Но если вы хотите ехать, мы, во всяком случае, немедленно об этом заявим. На каком этапе сейчас первая гонка?
— Начинается третий круг, — ответил механик.
— Вторая длится примерно час. Так что у нас еще есть время, чтобы все подготовить. Лучше всего нам втроем пойти в дирекцию гонок, но сначала — к врачу.
Хольштейн его уже не слушал. Опередив своих спутников, он протолкался к кабинетам и вызвал директора. Они вступили в переговоры. Директор ушел, чтобы выяснить мнение своих коллег. Тем временем врач наложил Хольштейну повязку. В конце концов разрешение для Кая было получено.
Хольштейн совершенно преобразился. Он заявил, что пальцы у него снова двигаются, и даже осмелился утверждать, будто удар по радиатору способствовал выздоровлению. Недаром же у врача, когда тот увидел его руку, сделалось такое удивленное лицо, — ясное дело, он удивился быстрому улучшению.
— Ну еще бы, — буркнул Льевен и спросил Кая: — Вы полагаете, что еще помните эту трассу?
— Я по ней ездил три года назад. Первые круги я проделаю с осторожностью, чтобы сориентироваться. А как ведет себя машина на поворотах?
— Не скользит, если вы заходите на поворот с середины, — сказал Хольштейн.
— Хорошо. Я постараюсь выяснить, какое у нее время при полной скорости. Покрышки придется менять?
— Да, все четыре, после третьего круга. Мы хотим посмотреть, не слишком ли они стираются на поворотах, чтобы успеть заказать к Миланскому кубку протекторы потолще.
Хольштейн поднял капот двигателя и объяснил Каю некоторые особенности конструкции. Разговор незаметно перешел в дискуссию на технические темы.
Началась вторая гонка. Хольштейн потащил Кая с собой.
— Вам надо переодеться. Возьмите мои вещи и наденьте сверху, они вам более или менее подойдут. Вам нужны брюки, куртка и пояс — или лучше комбинезон? Вот! Защитный шлем хотите? Или шапку на вате, обвитую проволокой? Тоже нет, тогда, значит, легкую гоночную шапку. Очки? Возьмите эти, в них вы хорошо разглядите на солнце бугры на трассе. На большом повороте покрытие трассы сверху немножко рыхлое, но глубже оно твердое. Так что если из-под колес брызнет гравий, пусть это вас не смущает. Перчатки? Ладно, можно и без них, руль обтянут резиной…
Он хлопотал вокруг Кая, как мать.
— Если вы резко возьмете с места, то можете сразу вырваться вперед. У этой машины высокая начальная скорость. Быть может, вы все же постараетесь победить.
Кай подмигнул ему.
— А вы упрямый…
Подошел Льевен.
— Можете трогаться, Кай, вторая гонка закончилась.
Зарокотал мотор. Кай уселся поудобней. Высокоскоростной двигатель вызывал странное чувство: его вибрация не угасала в кузове, а передавалась телу и проникала в кровь. Машина подъехала к стартовой площадке. Кай назвал свой номер и сообщил о замене водителя. Через две минуты громкоговоритель проревел над трибунами его имя.
Кай рассматривал другие машины. Они стояли в начертанных белой краской прямоугольниках, как в маленьких боксах. Но все водители уже сидели за рулем. Один нервозно разглаживал блузу и поправлял воротник; другой не успел передать свои пожелания; недалеко от Кая еще один с кем-то беседовал, заслоняя собеседника спиной.
Кай старался оставаться спокойным и раскованным. Он установил, что беседующий водитель обут в рантовые коричневые ботинки на резиновой подошве, что его кожаный шлем ему немного тесен, что лодыжки женщины, с которой он разговаривает, безупречны.
Теперь он видел также верхнюю часть руки и длинные перчатки, показавшиеся ему знакомыми. Должно быть, он видел их совсем недавно. Вот мужчина чуть отошел в сторону, и Кай узнал женщину, с которой ездил в Геную: Мод Филби.
С этой минуты гонка стала доставлять ему особое удовольствие.
Кай скользнул глазами дальше, но вскоре почувствовал на себе чей-то взгляд. Он непринужденно его принял, какое-то время с мнимым безразличием выдерживал, не отвечая, потом слегка повернулся в ту сторону, словно хотел разглядеть остальную публику, в последний миг искусно разыграл узнавание и поклонился — спокойно и довольно сдержанно.
Он немного сбил с толку Мод Филби — это было видно по тому, как она его поблагодарила: слишком поспешно и даже сухо, — значит, разозлилась, что он не сразу ее узнал.
Кай больше туда не смотрел, но краем глаза заметил, что она продолжает за ним наблюдать. Мод Филби была явно удивлена, встретив его здесь, среди участников гонки.
Водитель направился к своему автомобилю, и Кай почувствовал, как тот неприметно его разглядывает. Из этого он заключил, что они только что говорили о нем. Он уселся поудобней; жаль все-таки, что он едет не ради приза.
Прогремел выстрел. Взревели моторы, и белая машина Кая рванулась вперед, однако ее обогнали и зажали с двух сторон. Он очутился в стае машин и не мог из нее вырваться. Головная группа ушла на двести метров вперед. Первый поворот Кай взял на скорости в девяносто километров. Машина шла хорошо; во второй раз она лучше одолела вираж и точно его выписала. Довольный, Кай набавил скорость и сохранял ее дальше.
Попытки проверить, как машина справляется с поворотами, стали причиной отставания. Каю пришлось пропустить две машины вперед. К началу третьего круга он дал шпоры мотору. И, застигнутый врасплох необыкновенным запасом его мощности, чуть было не потерял управление. Он обогнал двух соперников, прежде чем остановился у склада запасных частей.
Хольштейн сунул ему в рот сигарету, Кай жадно сделал несколько затяжек.
— Машина идет превосходно.
Механики подвинтили гайки.
Головная группа оторвалась на два километра, но Кай уже освоился с машиной и стал нагонять. Он легко обошел несколько машин и стал приближаться к передним. К финишу он спокойно пришел четвертым, на девяносто секунд позднее победителя. Им оказался водитель, с которым разговаривала Мод Филби.
Льевен был доволен.
— Вы поразительно быстро освоили эту машину, Кай. Как вы думаете, есть у нее шанс на приз Европы?
— У нее очень высокая скорость.
Механики принесли покрышки.
— Они лишь немного стерты, по бокам почти в полном порядке, значит, на поворотах у машины была достаточная прижимная сила. Вы не замечали, Кай, чтобы она скользила?
— Нет, она была вполне устойчива. Тренировки надо сосредоточить главным образом на технике поворотов, здесь у этой машины еще есть возможности.
— Завтра утром мы ее разберем и посмотрим, где она больше всего пострадала.
Стайка автомобилей, участников следующей гонки, пронеслась мимо склада. Хольштейн сидел на барьере — он был счастлив.
Он ждал конструктора и заметил его только, когда тот подошел к нему вплотную и воскликнул:
— Сегодня вы так осмотрительно брали повороты…
Довольный Хольштейн указал на Кая и поднял вверх забинтованную руку.
— В машине сидел не я.
Льевен объяснил, в чем дело.
— Какое у вас получилось время? — спросил его Пеш.
Они сверили часы. Льевен расхохотался.
— Нет сомнений, Кай, под конец вы ехали со скоростью почти в сто семьдесят километров.
Пеш оживился.
— Это больше, чем мы ожидали. — Он обратился к Каю: — Как вы полагаете, сколько еще может дать эта машина?
— На мой взгляд — от десяти до двадцати…
Пеш пристально посмотрел на Кая.
— Когда вы узнаете машину получше, то выжмете из нее еще больше.
— До этого, к сожалению, дело не дойдет.
Пеш не обратил внимания на эту реплику.
— Нам необходимо обо всем поговорить. Сейчас я иду в дирекцию гонок. Могли бы мы собраться сегодня вечером?
Кай посмотрел на Льевена.
— Это возможно…
Хольштейн соскочил с барьера и в изумлении крикнул:
— Сюда идет Мэрфи.
Кай навострил уши: эта фамилия была ему знакома — за последние два года Мэрфи приобрел известность как один из самых преуспевающих американских автогонщиков. Кай спросил:
