«28 сентября. День величайшего кризиса. Все больше сообщений о предупредительных мерах Англии и Франции, равносильных частичной мобилизации.
Главнокомандующий сухопутными силами (фон Браухич) оказывал сильное давление на главкома ОКВ, указывая, что его обязанность – попытаться отговорить Гитлера от любых военных действий за пределами Судетской области».
Кейтель уже обжег пальцы на делах такого рода, и было известно, какова его обычная реакция на подобные заявления. Вот еще один пример, гораздо ближе связанный с его непосредственными обязанностями.
Гитлер включил бомбардировку Праги в план нападения на Чехословакию[27]. Офицер, обеспечивавший связь Министерства иностранных дел с ОКВ, выразил несогласие, заявив, что район Градчан следует пощадить, насколько это возможно. Ответ начальника штаба ОКВ был таков:
«Генерал Кейтель уже ставил этот вопрос перед фюрером. Последний проконсультировался с маршалом Герингом и решил, что оставит за собой решение относительно этой атаки. Генералу Кейтелю ничего другого не остается, как твердо выполнять это решение. Если возникнут какие-либо вопросы о его изменении, министр [Риббентроп] сам должен обращаться к маршалу Герингу или фюреру».
Силы, боровшиеся за власть на высшем уровне вермахта, не более чем за год с момента принятия Гитлером командования спокойно достигли того, в чем до того им отказывали, несмотря на многочисленные предложения, памятные записки и устные заявления; они более-менее исключили из командной цепочки вермахта штаб оперативного руководства ОКВ, и этот штаб оказался лишенным даже непосредственного доступа к Гитлеру, которому он теоретически подчинялся. Генеральный штаб сухопутных сил был так воодушевлен столь явным успехом, что, несмотря на все мои попытки пойти им навстречу, прервал существовавшее прежде тесное взаимодействие с отделом «Л». Это вызывало сожаление, поскольку, работая в тесной связи с армейским штабом, отдел способствовал бы выбору несомненно правильного решения и курса, которому до того штаб армии намеревался следовать.
Единственным, кто выиграл от такого развития событий, оказался Гитлер; это отлично согласовывалось с его системой «разделения власти в командовании и рассредоточения прав», и отныне он мог натравливать всех друг на друга в своих интересах. Поэтому неэффективность штабов высшего уровня в вермахте, со всеми вытекающими отсюда роковыми последствиями, явилась результатом не только плохой организации ОКВ, но и в большой степени позиции трех видов вооруженных сил, которые смотрели на «рабочий штаб» Гитлера сверху вниз, вместо того чтобы делать с ним общее дело в борьбе против Гитлера.
Путь к войне
Другой поразительный симптом, отразивший состояние и авторитет штаба оперативного руководства ОКВ, проявился 23 мая 1939 года по случаю «презентации» (если использовать терминологию Нюрнбергского военного трибунала), проведенной несколькими высокопоставленными армейскими офицерами в рейхсканцелярии, когда они представили Гитлеру планы наступления и военных операций против Польши. ОКВ не было проинформировано об этих планах заранее, и на совещании его представлял лишь начальник штаба, хотя там присутствовали и главнокомандующие двух других видов вооруженных сил. Кейтель даже никак не отреагировал на то, что Гитлер, полностью игнорируя присутствие начальника своего собственного оперативного штаба, потребовал, чтобы среди прочих мер по подготовке предстоящего наступления в Европе «была сформирована небольшая исследовательская группа в рамках ОКВ». Эта группа должна была включать представителей трех видов вооруженных сил, и ей предстояло заняться «бумажной подготовкой операций на самом высоком уровне (что, видимо, означало на высшем стратегическом уровне), а также теми вопросами в технической и организационной сфере, которые из этого вытекали»[28]. Эта задача, изложенная Гитлером в несколько невоенных терминах, означала именно то, что в любой более правильно организованной структуре должно было лечь на плечи штаба оперативного руководства ОКВ; на самом деле это была именно та задача, для выполнения которой штаб ОКВ первоначально и предназначался – как орган, несущий прямую ответственность за защиту рейха и своего народа, а не как штаб для подготовки «плана нападения». В любом случае после этого совещания никто больше не слышал ни о заявленных во всеуслышание главных стратегических направлениях, ни об этой «исследовательской группе».
Совещание 23 мая явилось еще одним важным показателем полного отсутствия у Гитлера способа взаимодействия и логики в отношениях со старшими офицерами вермахта. Всего за день до этого, 22 мая, после длительных переговоров был заключен и подписан в Берлине на торжественной церемонии, в присутствии всех высших военных лиц, «Стальной пакт» с Италией. К этому договору существовал дополнительный секретный документ, который абсолютно ясно означал военный союз и, соответственно, накладывал далеко идущие обязательства на вермахт. Ни одно военное ведомство не принимало участия в подготовке или заключении этого пакта; более того, в тот единственный раз, когда германскому и итальянскому штабам под руководством Кейтеля и Париани позволили встретиться (в Инсбруке, в конце марта – начале апреля 1939 года), Гитлер специально запретил обсуждение стратегических вопросов; точно так же и 23 мая он ничего не сказал собравшимся о важных военных статьях этого договора. Из всего, что он обязан был сказать по этому вопросу, старший военный адъютант фюрера подполковник Шмундт зачитал только следующее: «Секретность (имелась в виду секретность планов относительно Польши) есть главная предпосылка успеха. Наши цели должны держаться в тайне от Италии и Японии. Прорыв через линию Мажино остается для Италии проблемой, и это следует проверить»[29].
Хотя я был старшим офицером штаба оперативного руководства ОКВ, мне не удалось выяснить об этом совещании больше того, что счел нужным мне рассказать Кейтель. Фактически ничего, кроме дел, связанных непосредственно с Польской кампанией. Однако то, что я узнал, в увязке с одновременными событиями на политическом фронте не оставило у меня сомнений в том, что намерения Гитлера, ограничивавшиеся до того «военными прогулками», представляли теперь нечто гораздо более серьезное. Весной 1939 года нам в оперативном штабе, в котором давно служившего при Йодле начальника разведки, тогда еще подполковника, Зейцлера сменил подполковник Лоссберг, пришлась не по вкусу роль гитлеровского «рабочего штаба» для осуществления подобных целей. Мы полностью осознавали тревожащую слабость своего положения и с этого момента концентрировали свои силы на том, чтобы стараться противостоять, исходя из тех средств и возможностей, которые у нас были, гитлеровскому нападению на Польшу и следующему за ним безрассудному движению к новой мировой войне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
