у нас всё быстро. Две недели перекидывали мемосы в тележке, потом разговоры стали чуть откровенней, потом пара свиданок, и вот я уже приглашён в квартиру, из которой весьма своевременно отъехала в отпуск её тётушка. Возвращаясь к разговору о языке — впервые живьём татарский язык я услышал на старом советском диване, вперемешку с абсолютно-русскими матами и громкими вздохами, когда его носительница вместе со мной переживала высшую степень своего первого романтического опыта…
В глазах все сверкнуло красным, и на миг я увидел слово «Ошибка» — вполне по-русски.
— Окей… исключений не поставили, походу. Стартаперы, блин!
Внезапно меня осенило. Первые были стартаперами! Значит, и управление Способностью они облекли в знакомую для себя форму. Все эти волшебные Алгоритмы и магические пассы рукой — ни что иное, как знакомая по основной работе блок-схема системного моделирования. Ну и что, что язык непонятный — принцип остался тот же.
— Похоже, уловил, — пробормотал я и, сдержав смешок, повторил, нарисовав пальцем в воздухе. — [Тоташтыру урнаштыр].
А ниже нарисовал параллелограмм и вписал туда номер Халиба, представив, как нажимаю клавиши на цифровой клавиатуре.
Спустя пару секунд перед глазами возникла полупрозрачная морда мужика — арабской внешности, лет сорока, бритый налысо, с чёрной, как смоль, клиновидной бородой.
Выглядел он слегка озадаченно, а говорил почти без акцента.
— Аноним? Я тебя не знаю. Откуда? Гмон-ян?
— Не, бери повыше — Рутея, — вспомнил я название одной из планет. — Тут у вас, товарищ, на вверенном участке неизвестно что происходит!
Халиб шутливого настроя не понял, нахмурился.
— Что происходит? Ты кто такой? Какой клан? У меня доступа к твоему зрению нет!
— Клан самый обыкновенный.
— Дай доступ к зрительному каналу, чтобы быстрее. Не хочу силу тратить, ты, я чувствую, глубоко под поверхностью.
— Так, трансляция, — проговорил я, намекая Энтону.
Тот засуетился, пробежался по листку и показал строчку.
— Ну, где?
— [Рэсемне тапшыр], — снова нарисовал я прямоугольник, и предметы снова подсветились ярким, но только прямо перед глазами — как будто кто-то очертил рамкой границы трансляции.
— А, реактор этот опять. Сын… — повернулся он куда-то в сторону и заговорил на своём, но я внезапно стал слышать в голове закадровый перевод. — Сейчас попрошу сына посмотреть этот реактор, он в курсе. Это реликвия Первых, нам при оставлении Дворца запретили его трогать.
— Не… не надо сына! — сообразил я. — Лучше вы сами, Халиб.
— А?… А! — вдруг сильно изменившись в лице, он кивнул, словно вспомнив что-то и поморщившись. — Я понял, кто ты. Рад приветствовать. Но я же просил не звонить… Чёрт. Ну, и что теперь делать? Ладно, посмотрим.
Его изображение исчезло, я с опаской заглянул в окно. Все детали реактора принялись сверкать, перемещаться, цепь сама собой поднялась и встала на место, разломившийся графитовый стержень собрался вместе и впился между топливных сборок.
Лампы на реакторе перестали мигать — какие-то погасли, какие-то стали гореть ровным светом. Общая подсветка в зале и в капсуле стала сильно тусклее.
— Ну что, выполнили работу? — расплылся в улыбке Энтон. — Я рад, что всё так закончилось. Как ты, не сильно устал?
— Ну чувствую какое-то напряжение, ага.
Он с пониманием кивнул и уткнулся в бумажку.
— Насколько я вас знаю, у каждого есть дневной лимит использования Способности. Сейчас, тут было что-то такое… А, вот. «Манамны күрсэт» — покажи остаток силы.
— Мана, — усмехнулся я. — Отлично!
Я снова вызвал семиугольник, нарисовал рамочку, пробормотал фразу.
— [Манамны күрсэт]!
[8,1/10]
— Целых восемь и одна десятая из десяти! Больше четырёх пятых осталось.
Энтон изменился в лице, его вид стал немного испуганным. И, что более меня насторожило — разочарованным.
— Сколько? Всего десять очков⁈ И потратил пятую часть! Не… Не может быть, что за фигня…
— Ты объясни?
— Ну, слушай, я думал, что будет больше, — ухмыльнулся Энтон. — Ты от пары простейших команд потратил пятую часть дневной нормы… Что-то не так тут.
— А сколько должен был?
— Ты первого поколения, блин! — раздражённо сказал он. — Тебе почти семьсот лет! Они все перезваниваются сотню раз в день — и ничего. Я не в курсе точно, какая здесь единица измерения, но ясно, что ты должен был потратить десятые, нет, сотые или тысячные доли процента. Я сам видел, как Первый останавливал тайфуны, переносил города с места на место…
— Ну, сорян.
— Может, потому что в бункере?
Энтон зачем-то посмотрел на потолок, задумчиво почесал подбородок.
— Возможно. Но вряд ли. Что-то мрачное и нехорошее чувствую я.
— Йоды языком говоришь ты. Бага какая-то?
— Где⁈
Он схватился за ствол и заозирался по сторонам.
— Да успокойся ты! Говорю, может, не знаю, ошибка в Алгоритмах?
Мой спутник успокоился, кивнул, затем хлопнул меня по плечу.
— Ладно, ты тоже прости. Ты не виноват. Разберёмся потом. Теперь помоги мне, выбираться отсюда на поверхность не так уж легко.
Я посмотрел на капсулу — единственное место, которое связывало меня с моей прошлой жизнью, взвалил на плечо мешок, вручённый Энтоном, и последовал за ним.
Мы прошли через лабиринт ящиков к большому арочному входу, который был перегорожен куда более современной бронированной дверью. На толстенной чугунной двери был срезан замок, я не стал спрашивать, чем именно, хотя заглянуть в тот тяжеленный мешок, который я нёс на горбу, так и подмывало.
Энтон включил фонарик — электрический, но горевший очень тускло, Энтон пробормотал.
— Мда… Ну и батарейки здесь. Хватает на пару недель! Хоть факел зажигай.
— А на этой… на твоей планете, как было, лучше?
— Да в
