Первая мировая война, начавшаяся в 1914 году, не затронула осиротевшую семью Березовских. Жоржик еще учился и не подлежал призыву в армию. Двадцатилетняя Маруся вышла замуж за обедневшего дворянина, инженера-путейца Бориса Шиановского и жила отдельно, помогая по мере сил матери с младшими детьми.
Неонила Тимофеевна вернулась в свой родительский дом на Чеботарской улице, 23, где жили ее сестра и брат. Часть дома сдавалась в аренду и приносила некоторый доход. Скромное хозяйство не позволяло тратить время на кулинарные изыски и на приемы гостей; Неонила Тимофеевна приглашала и навещала теперь только очень интересующих ее людей. А ее всегда интересовали люди особого рода, обладающие, подобно ей самой, даром видеть и чувствовать иначе, чем остальные смертные.
В Харькове был, а может быть, и остался район под названием Холодная гора, где обитал рабочий люд и мелкие ремесленники. Там жила семья железнодорожного стрелочника, жену которого знал весь город. «Наташа с Холодной горы» была удивительной женщиной, ясновидящей в полном и точном смысле этого слова, хотя даже век спустя традиционная медицина высокомерно игнорирует необъяснимую прозорливость экстрасенсов.
Неонила Тимофеевна стала крестной матерью двух детей Наташи и нередко бывала в ее доме на Холодной горе. Впервые она познакомилась с Наташей, навестив ее, чтобы узнать, куда это вдруг подевался ее любимый пуховый платок. Наташа, простая украинская женщина, прикрыла рукой свои впалые светло-голубые глаза, а потом улыбнулась и сказала: «Идите, кумушка, домой, выдвиньте нижний ящик вашего комода, туда и завалился ваш платок». Все так и оказалось.
Бывало, Неонила Тимофеевна, сидя у нее, скажет: «Посмотри, Наташа, что там у меня сейчас дома делается?» Наташа прикроет глаза и начинает рассказывать: «Маруся стоит возле окошка и гутарит с высоким господином. Лида сидит за большим черным ящиком и поет. Шура…» И так далее. Неонила Тимофеевна являлась домой и подробно описывала, чем в ее отсутствие тешились домочадцы. Все, понятно, столбенели от изумления.
В ту пору было модным увлечение спиритизмом. На одном из сеансов Неонила Тимофеевна вызвала дух мужа. Блюдечко под рукой медиума побежало от буквы к букве, и Александр Иосифович сказал: «Спасибо моей младшей дочке за то, что она каждый вечер поминает меня перед сном». Лида была потрясена: никто из домашних не знал о ее ежевечернем обращении к папе. Эту поразившую ее воображение отцовскую фразу она не могла забыть всю жизнь. И в общем-то не важно, медиум ли читала ее мысли, или вправду она общалась с потусторонним миром и с папой.
После 1918 года, когда на Украину обрушилась Гражданская война, Харьков то и дело прочесывали разные армейские части, банды, отряды — белых, красных, зеленых…
Наташу по доносам добрых соседей всякий раз арестовывали командиры, главари или офицеры. И тут же выпускали ее на свободу. Каждому из них она рассказывала обо всем том, что случалось в его прошлом. Видимо, предсказывала и будущее. Этому можно поверить, ибо «посмотрев» на то, что ожидает ее собственного мужа, она увидела его под колесами поезда. Так и произошло. На себя она «смотреть» не хотела.
Однажды Неонила Тимофеевна спросила ясновидицу, долго ли продержатся у власти большевики, захватившие в 1917 году власть в Петербурге и Москве. Та помолчала и ответила: «Долго, кумушка, долго. Пока сами себя не съедят». И еще она сказала такое, чему было очень трудно поверить тогда, но еще труднее поверить сейчас из-за немыслимой правдоподобности предсказания. Наташа молвила: «А до того, кумушка, будет еще радостная встреча двух красных генералов на белых конях…» Невольно приходит на ум Парад Победы в 1945 году.
* * *
Пророческие слова Наташи с Холодной горы стали тем последним толчком, который заставил Неонилу Тимофеевну в конце 1919 года уехать с детьми из Харькова, бросить отчий дом, мебель, картины, пианино и отправиться подальше от жуткой яростной заварухи в спокойную Ялту. «Спасайте семью, здесь вам всем погибель», — сказала Наташа.
Впрочем, кроме слов ясновидицы было и еще одно немаловажное обстоятельство, заставившее принять такое трудное решение.
В ту же самую пору бежать от московского сумбура и анархии в тихий солнечный Крым вознамерился и старый приятель Березовских — Александр Платонович Потоловский со своей семьей. Проезжая Харьков, Потоловские на время остановились в доме у Неонилы Тимофеевны.
На громкий стук в дверь Лида пошла открывать, открыла и… невольно сделала книксен. Перед ней стояла стройная молодая дама в шляпе с вуалеткой и в длинном модном платье. «Дама» подняла вуаль, и обе девушки, рассмеявшись, обнялись.
Лида много слышала о Людмиле, старшей дочери Потоловского, но увидела ее впервые. Обе они были одного роста, и разница в возрасте составляла год с небольшим, но Людмила (по-домашнему — Милуша) уже давно успела скинуть кокон подростковой одежды и домашней опеки и превратиться в самостоятельную колоритную бабочку. Напротив, ее младшая сестра, пятнадцатилетняя Наташа все еще выглядела застенчивым кудрявым подростком, похожим не на отца, как Милуша, а на свою мать. С ними приехал и Лева, сверстник Шуры Березовского, непоседливый лупоглазый мальчуган. Два старших сына Потоловского — Борис и Анатолий — воевали где-то в войсках Деникина или Врангеля, а средний, Юрий, остался в Москве.
После смерти Александра Иосифовича слово Александра Платоновича стало много значить для одинокой Неонилы Тимофеевны. Если Потоловский едет в Крым, значит, именно так следует поступать и тоже туда отправляться. Маруся поехала вместе с мамой, сестрой и братьями, оставив своего мужа в Харькове с его больной матерью.
Старая харьковская жизнь завершилась.
Море, лилии и хамса
Южное побережье Крыма встретило беженцев искрящимся на солнце морем, запахом чабреца и благодатным покоем. Страхи за жизнь и завтрашний день и вся жуткая российская круговерть последних лет остались где-то далеко позади.
Семейства Березовских и Потоловских поселились в пансионе на Николаевской улице, в так называемом Дворце эмира Бухарского — ажурном белом особняке мавританского стиля. Давний поклонник Неонилы Тимофеевны, профессор Голубов, уже два года живший в Ялте, предложил ей устроиться в его доме, ближе к Набережной, на углу Виноградной и Екатерининской улиц, но она предпочла общество Александра Платоновича.
Прелестная курортная Ялта жила в 1919 году своей обычной уютной жизнью. Ничто не свидетельствовало о том, что в прошлые века греческая Ялта (от слова «Ялос» — берег) становилась Джалитой, Калитой, Эталитой, переходя из рук греков и арабов в руки итальянцев и турок. И ничто не предвещало того, что в ближайшие годы или даже месяцы ею могут овладеть новые хозяева.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
