— Что это вы со мной, как с тяжело больной говорите? Так выгляжу небось? Что поделаешь, сынок, — горе у меня. Из-за него я, можно сказать, и с автомобилем этим черным познакомилась. Даже рассказывать совестно, ей-богу. Верочке тогда и то не рассказала… А тебе, кажись, для дела надо. Так уж скажу.
Костя видел, как у Веры заблестели на глазах слезы, и сам почувствовал острую жалость к этим, таким душевно сильным и хорошим людям.
— Иду я, значит, домой из магазина. И вдруг вижу, стоит этот самый автомобиль-то. Никогда к нам в дом такой не приезжал. И тут что-то мне вроде в голову ударило и глупая такая мысль пришла. «Что, — думаю, — а вдруг это мой Митя вернулся?» Я к шоферу-то подбежала и не своим голосом спрашиваю: «Чья машина? Кто приехал?» А шофер зло так глянул на меня, губы скривил и вроде отрезал: «Не вам подано. Идите себе». Ну, я опомнилась и отошла, как оплеванная. Вот тебе и все. Что ж, неужто пригодится вам это?
— Очень, Клавдия Ивановна, — с горячей признательностью ответил Костя, чувствуя, каким нелегким был для нее этот рассказ. — А скажите, вы запомнили этого шофера?
— В лицо-то? Еще как, грубияна такого.
— Ну, а номер машины, наверно, не заметили? — на всякий случай спросил Костя.
— Представь себе — заметила, — усмехнулась Клавдия Ивановна. — И как посмотрела, сама не знаю. Но вот припомнить его — уволь, не могу. Только две цифирки в голове почему-то засели, две восьмерочки, рядышком.
Костя еле успевал записывать, буквы весело плясали по бумаге, и в голове волнами прокатывался какой-то радостный туман. Удача! И откуда только свалилась она на него?
В тот же вечер Гаранин был вызван к Сандлеру и вслед за Коршуновым докладывал о событиях прошедшего дня.
Когда Гаранин упомянул о блондинке, находившейся в машине, Сергей обрадованно воскликнул:
— Вот видите! Это же была Амосова!
Сандлер сердито поднял ладонь.
После Гаранина доложил о своей работе Лобанов, который изучал круг знакомых Любы Амосовой.
— Больше всего она дружила с Борисом Голиковым, они часто переписывались, в общем, надо думать, влюблены были. Установлены еще четыре парня и шесть-семь девушек, с которыми она дружила, все студенты. Пока подозрительны двое — Виктор Спирин и Вячеслав Горелов. Но никаких улик против них еще нет. Сбор материала продолжаю.
«Эх, Саша, — насмешливо подумал про себя Сергей, — и хочется, как всегда, похвастать, да нечем. Просто жалко смотреть на тебя».
У Лобанова, коренастого, рыжеватого парня с веснушчатым вздернутым носом и почти неприметными бровями, лицо действительно было недовольное и чуть обиженное. Всем своим видом он как бы говорил: «Дали такой тухлый участок и еще результатов ждете».
Когда Лобанов кончил, Сандлер поглядел на Зотова и спросил:
— Твое мнение, Иван Васильевич?
— Думаю, вокруг Амосовой замкнулось кольцо косвенных улик. Оставлять ее на свободе, пожалуй, опасно.
— А не спешишь? — прищурился Сандлер и скосил глаза на Сергея.
— Но, товарищ полковник, завралась она! — снова не выдержал Сергей. — И честное слово, неспроста!
— Не спешу, Георгий Владимирович, — ответил Зотов. — Но и по другим версиям работу не прекратим, даже усилим.
Сандлер покачал головой.
— Лживость — этого еще для преступления мало. Алчность, зависть — всего этого мало, чтобы пойти на такое преступление. Здесь еще нужна активная, злобная воля. А этого я в ней пока не почувствовал. На арест сейчас не согласен — рано. Сначала дайте хоть одну прямую улику, добейтесь от нее новых данных. И потом — во что бы то ни стало найдите мне ту машину. И вы, Лобанов, усильте вашу работу, она меня очень интересует. Все. Совещание окончено, товарищи.
Все встали. Сергей подошел к Сандлеру.
— А все-таки мы докажем, товарищ полковник, что не ошиблись, — убежденно и весело сказал он. — Будут и прямые улики.
В ответ Сандлер добродушно усмехнулся.
— У вас, Коршунов, хорошее чутье на неправду. Но надо выработать в себе еще чутье на преступление. Это разные вещи. А насчет Амосовой — что ж, теперь первая же прямая улика решит ее судьбу.
— Но ведь и Зотов согласен со мной, — попробовал возразить Сергей.
— Ну, Зотов, — снова, но уже с оттенком гордости усмехнулся Сандлер. — Он всего лишь очень осторожен. Вам много надо учиться, чтобы стать похожим на Зотова. Между прочим, обратите внимание, какая у него выдержка. А у вас ее маловато.
Однако никаких данных Амосова не сообщила, как ни бился с ней Сергей на допросах, чуть не каждую минуту уличая ее во лжи. Допрашивал ее и Зотов. Валентина плакала, сознавалась или упрямилась, потом выдумывала новую ложь, и Сергей только тратил время, чтобы убедиться в этом. Он нервничал, требовал признания, но Амосова обливалась слезами и… снова лгала.
Утром, на третий день после совещания у Сандлера, Гаранин, как всегда, спросил Сергея:
— Есть что-нибудь новое?
Сергей раздраженно ответил:
— Как всегда, врет — и только. Знаешь, я ее готов иногда задушить.
— Ну-ну, — скупо улыбнулся Костя, — полечи свои нервы. И я тебе сейчас помогу это сделать. Слушай внимательно, — уже серьезно продолжал он, усевшись на край стола и угощая друга сигаретой. — Зотов приказал, чтобы ты помогал мне. Дело вот какое. Мы вместе с сотрудниками из отдела регистрации автомашин отобрали все машины, в номере которых есть две восьмерки, потом из них выбрали только легковые, больших размеров и черного цвета. Таких выявлено около двухсот. Среди них надо установить ту, которая была на преступлении. Ясно?
— Ну и работка, — присвистнул Сергей.
— Да, не простая, — согласился Костя. — Для этого создана целая группа, ты в ее составе. Старшим назначен я. Задание получишь сейчас же.
— А Амосова?
— Дай ей собраться с мыслями, — иронически заметил Костя. — Тогда эта девчонка придумает еще что-нибудь новенькое.
У Сергея наступили хлопотливые дни. Два десятка фамилий шоферов потянули за собой свыше сотни других. С утра до вечера шли к Сергею люди. К концу дня у него немела рука от записей, голова гудела от бесконечных разговоров и все новых и новых сведений.
Постепенно, один за другим, два десятка шоферов с их жизнью, связями, характерами и вкусами прошли перед Сергеем. К каждому из них нужен был особый подход, это были очень разные люди: молодые и старые, прямые и плутоватые, вежливые и раздражительные, были среди них люди замкнутые и общительные, серьезные и легкомысленные, были передовики производства и середнячки, члены партии и беспартийные.
И все это были честные люди. То особое чутье на неправду, которое угадал в нем Сандлер, помогло Сергею быстро и безошибочно разобраться в этой пестрой веренице людей.
Работа оборвалась неожиданно.
Среди дня Костю и Сергея вызвал к себе Зотов. У него в кабинете они застали и Лобанова.
— Серьезное дело, товарищи, — объявил им Зотов, озабоченно потирая бритую голову. — Скажите, Гаранин, вами проверен шофер Зайчиков?
— Нет еще, Иван Васильевич. Вам переданы только его анкетные данные.
— Так, — как будто удовлетворенно констатировал Зотов. — И это, оказывается, не мало. Ну-с, а вы, — он тяжело повернулся к Лобанову, — вы проверили знакомого Любы Амосовой, некоего Горелова?
— Проверил, — ответил Лобанов. — Связи плохие, выпивает, водятся лишние деньги. Но он вроде как бы ухаживал за Любой, влюблен был.
— Долго ухаживал?
— Познакомился за месяц до убийства. Бывал дома. Как, впрочем, и другие знакомые.
— Так вот, — веско сказал Зотов. — Просматривал я ваши материалы. Интересная деталь. Зайчиков и Горелов живут в одном доме, может быть, и знакомы. Понимаете, чем пахнет? С одной стороны, Зайчиков — это машина, с другой — Горелов, — это подвод. Немедленно займитесь этой версией. Вы втроем образуете новую группу. Старшим назначаю Гаранина.
— Надо установить их связь с Валентиной Амосовой, — предложил Сергей.
— Нет, — резко возразил Зотов. — Терпение, Коршунов. Забудьте на время об Амосовой. Прежде всего надо установить их связь между собой. Потом — что они делали в ту пятницу. Это трудно, прошло уже дней десять, но это необходимо.
Через полчаса Гаранин и Коршунов поехали по указанному адресу. С особым заданием уехал Лобанов.
Узенький и кривой переулок в Замоскворечье — точно чудом сохранившийся осколок прошлого века: одноэтажные и двухэтажные деревянные домишки с палисадничками, мезонинами и галерейками, скамейки у ворот и булыжная мостовая. Только антенны телевизоров да стоявшие у тротуара две-три машины нарушали это впечатление.
Сергей и Костя шли рядом, разморенные жарой, и лениво переговаривались.
— Дом четырнадцать, — сказал Костя, — еще четыре дома.
Друзья повернули за угол и внезапно остановились, переглянувшись. Впереди, через два дома от них, около тротуара стояла большая черная машина. Хорошо был виден номер: «МГ-14-88». Около дома на скамейке сидел парень лет двадцати в красной майке и не спеша наигрывал что-то на гармони, то и дело пригибаясь к ней ухом.
