Сколько продолжался танец? Бруни не знала; одна мелодия сменяла другую, пока вдруг не наступила тишина, и через мгновение — голос ди-джея: «Ну а сейчас — охолодитесь немного, да поприжимайтесь — медленный танец!»
Ух-х… теперь и передохнуть можно.
Она чувствовала себя слегка пьяной — не от вермута, а от до сих пор переполнявшего ее ощущения полета. И даже не очень удивилась, увидев у стойки белобрысого телохранителя, лишь мельком подумала: интересно, как он ухитрился пройти через вышибалу?!
Тоже подошла к стойке, сказала:
— Налей еще, — кинула Киксу купюру покрупнее, чтобы потом уже о деньгах не думать.
— Здорово вы танцуете, госпожа баронесса! — раздалось рядом.
— Тс-с! — шикнула Бруни. — Меня здесь Тиффи все зовут! — Было весело и легко, мир казался прекрасным и даже этот тип — не таким уж и противным. — А ты… э-э… как там тебя?
— Филипп.
— Филипп, а ты чего не танцуешь?
— Не люблю.
Она удивленно глянула на него — как это можно не любить танцевать?!
Ну и бог с ним… Невдалеке мелькнул знакомый паренек, у которого всегда можно было разжиться парой «заряженных» сигареток.
Бруни свистнула, подскочила к нему и хлопнула по плечу:
— Эй! — кивнула на коридорчик, ведущий к туалету. Ясное дело, о таких вещах в толпе не говорят!
У парня — теперь она, наконец, узнала, что его имя Франк — нашлось все, что нужно: и пачка сигарет «с начинкой», и десяток таблеток «розового кайфа». Две Бруни тут же проглотила, запив водой из-под крана.
Действительно, ка-айф! Не прошло и двух минут, как окружающее затянулось розовой дымкой — четко различимым оставалось лишь то, что находилось прямо перед ней. Тело стало невесомым, казалось, еще шаг, и она оторвется от земли и полетит по густому розоватому воздуху, махая руками, будто крыльями. Как все, наверное, удивятся!
Эта мысль заставила Бруни рассмеяться. Так, смеясь и пританцовывая, она и вернулась к стойке. Крикнула:
— Кикс, еще! — пить и в самом деле хотелось зверски.
Глотнула, увидела рядом белобрысого. Его вытянутая рожа показалась ей страшно смешной. Чего он так на нее уставился?!
— Э-э… — сказал он.
Слушать, что он там мямлил, было некогда — кто-то уже хлопнул ее по спине.
— Пойдем, киска?
Бруни обернулась. Ничего парень — не коротышка, с таким и поплясать не грех!
Сначала они танцевали в толпе, потом она очутилась на сцене — почему-то уже с другим парнем. Память не срабатывала, какие-то куски происходящего пропадали незнамо куда.
Потом, с этим самым парнем, она вдруг оказалась в коридорчике у сортира. Он прижимал ее к стене, сопел и лез руками под юбку; бормотал:
— Давай… Тут люди, давай дальше, за углом… пошли…
Пару секунд она раздумывала: может, и впрямь дать ему? Но уж очень от него пивом воняло…
Поэтому дала ему Бруни только пинка — коленом, куда следует — и, когда он согнулся, вышла обратно в зал.
Первым, кто попался на глаза, был ее белобрысый телохранитель.
— Ты домой еще не хочешь? — спросил он.
— А че? Давай! — согласилась она.
Действительно, самое время было двигаться домой. Плясать больше не хотелось — хотелось лежать, закрыв глаза, и смотреть на плавающие перед ними цветные шары… как стеклянные пузыри…
Он обхватил ее за талию и повел к выходу.
На этот раз белобрысый сел в машине не впереди, а рядом с ней. Спорить Бруни не стала — было лень; закрыла глаза, откинулась назад.
Снова вспомнилась ваза — та самая, для подставки с попугаем.
…А на голубой прозрачной воде пусть плавает цветок. Небольшой, ярко-красный, вроде лотоса, с тремя узкими зелеными листьями…
Почувствовав на груди чьи-то руки, она не сразу поняла, что происходит, и лишь потом вскинулась и открыла глаза.
Этого только не хватало! Этот гад что, с рельсов съехал — решил попользоваться втихаря, думает, она по пьяни вообще ничего не соображает?! Следующим потрясением оказалось то, что интересовала белобрысого, оказывается, вовсе не ее грудь. Растопырив ее куртешку, он нагло и бесцеремонно шарил по внутренним карманам, выгребая оттуда содержимое.
— Ты что — свихнулся?! — Бруни отпихнулась локтем.
— Сиди смирно! — он схватил ее за плечо одной рукой, второй продолжая обследовать карманы. — Так… а это что?
— Дай сюда! — она сделала отчаянную попытку дотянуться до вынутых на свет божий таблеток.
Продолжая придерживать ее, белобрысый ловким движением перебросил пакетик с таблетками на сидение позади себя и снова полез в карман куртешки.
— Не смей!
— И это еще?! — сигареты последовали за таблетками. — Отдай!
— Так это из-за таблеток у тебя глаза в разные стороны смотрят?!
— Отда-ай!
Некоторое время Бруни бестолково дергалась, силясь вернуть свое добро, но белобрысый, по-прежнему вцепившись ей в плечо, удерживал ее на расстоянии вытянутой руки. Попыталась стукнуть — действительно, горилла, лапы длиннющие, только по плечу и достанешь!
Тогда она сменила тактику и с воплем:
— У меня глаза нормально смотрят, гад! — пнула его по ноге. Он скривился и встряхнул ее, ухватил свободной рукой за коленку.
— Сиди смирно! — Обернулся, сказал шоферу: — Дитрих, езжайте к набережной и остановите, пожалуйста, в каком-нибудь тихом месте.
От такой наглости Бруни на миг опешила — этот подлец еще тут будет приказывать?!
— Дитрих, не смей его слушаться! И помоги мне, ты что, не видишь!
В зеркальце она уловила быстрый вороватый взгляд шофера — тот явно прикидывал, вступиться за нее или сделать вид, что ничего не видит и не слышит.
— Дитрих, он меня сейчас убьет! А-аа!!!
— Никого я не собираюсь убивать, — рявкнул белобрысый. — Хочу наркотики в воду выкинуть. Да сиди ты спокойно, г-госпожа баронесса! Дитрих, вон там остановите.
Очевидно, упоминание о наркотиках склонило Дитриха к безоговорочному выполнению приказов телохранителя. Он подъехал к парапету и притормозил.
Белобрысый отпустил ее коленку — и внезапно, толчком, отпихнул Бруни подальше от себя. Всего на секунду замешкавшись, она метнулась вперед, но было поздно. Подхватив с сидения сигареты и таблетки, телохранитель выскочил из машины и бросился к парапету.
Быстрое движение руки — и он уже снова был у машины, нагнулся к двери.
— Ну вот, спорить больше не о чем.
— Это мы еще посмотрим! — от ощущения собственной беспомощности на глазах у Бруни выступили злые слезы.
Он пожал плечами, сел на переднее сидение и сказал Дитриху:
— Домой!
Глава четвертая
