последствия для его самочувствия.
Между врачом и пациентом действуют иррациональные факторы отношений, каковые вызывают изменение в обоих участниках контакта. При этом окончательный вид отношениям придает более устойчивая, более сильная личность. Мне приходилось наблюдать множество случаев, когда пациент уподоблял себе врача вопреки всем теориям и профессиональным взглядам, причем, как правило, в ущерб врачу.
Ступень метаморфозы зиждется на фактах, для ясного понимания которых требуется нечто большее, нежели четверть века предшествующего всеобъемлющего практического опыта. Признав эти факты, сам Фрейд принял мое требование, что анализировать надо и врача.
Что означает это требование? Оно означает лишь то, что врач находится внутри анализа точно так же, как пациент. Подобно этому последнему, он предстает такой же составной частью психологического процесса лечения и, значит, в такой же степени подвержен преобразующим влияниям. В той мере, в какой врач остается недоступным для этих влияний, он лишает себя возможности воздействовать на пациента, а так как влияние пациента бессознательно, то в сознании врача возникает пробел, который делает невозможным правильное лечение. В обоих случаях качество лечения страдает.
Врач нагружен той же задачей, какой он хочет нагрузить пациента, например, задачей быть социально адаптированным существом или, в других случаях, наоборот, избегать приспособления. Вполне естественно, что психотерапевтические требования могут рядиться в тысячу различных формул в зависимости от метода. Один верит в преодоление инфантилизма и потому должен сначала преодолеть собственный инфантилизм. Другой верит в выплескивание аффектов, а значит, должен выплеснуть все свои аффекты. Третий верит в полную осознанность и должен добиваться полной осознанности собственного «Я», или, по крайней мере, упорно стремиться к выполнению своих психотерапевтических требований, если хочет оказывать правильное влияние на пациента. Все эти ведущие психотерапевтические идеи подразумевают важные этические требования, которые в совокупности находят наивысшее выражение в простой истине: ты должен стать таким, каким ты хочешь казаться. Красноречие само по себе всегда считалось пустым занятием, и, безусловно, не существует никакого искусного приема, который позволил бы долго обходить эту простую истину. Убеждать надо не в чем, а чтобы, и это правило верно во все времена.
Четвертая ступень аналитической психологии требует встречного применения общепризнанной системы к самому врачу, причем с той же беспощадностью, теми же последствиями и тем же упорством, какие сам врач проявляет в отношении пациента.
Если оценить, с каким вниманием и критикой должен психолог следовать за своим пациентом, чтобы раскрыть все его заблуждения, неверные выводы и инфантильные тайны, то для врача будет немалым достижением приложить эту методику к самому себе. Люди обычно мало интересуются собой; нам, как говорится, не платят за интроспективные усилия. Сверх того, неуважение и пренебрежение истинами человеческой души до сих пор столь велико, что самонаблюдение и внимание к себе считают едва ли не болезнью. Очевидно, что люди не чувствуют здоровья в собственной душе, поэтому занятие ею пахнет для человека больничной палатой. Это сопротивление врач должен преодолеть в себе, ибо как может воспитывать тот, кто сам не воспитан, как может просвещать тот, кто сам бродит в темноте, как может контролировать других тот, кто сам необуздан?
Шаг от воспитания к самовоспитанию является логическим продолжением, которое дополняет и завершает все предыдущие ступени. Требование ступени метаморфозы, которая заключается в преображении врача ради обретения способности менять пациента, не является, как можно легко догадаться, популярным требованием: во-первых, потому, что оно кажется непрактичным и бесполезным; во-вторых, занятие собой подвержено неприятному предубеждению; и в-третьих, временами становится очень болезненно оправдывать самому все те ожидания, которые врач с такой легкостью возлагает на пациента. Последний пункт в особенности служит непопулярности этого требования, ибо тот, кто воспитывает себя и работает над собой, быстро обнаруживает, что в нем присутствует то, что противится нормализации, что, несмотря на длительное разъяснение и разрядку, подобно призраку продолжает оказывать свое вредоносное воздействие. Как тут быть? Верно, что врач всегда знает – к этому обязывает профессиональный долг, – что должен делать пациент. Но как поступать самому, да еще исходя из глубочайшего убеждения, когда речь идет о нем самом? Или, может быть, о его ближайших родственниках? В этих изысканиях он откроет в себе неполноценность, которая подозрительно тесно сблизит его с пациентами и, возможно, станет подрывать его авторитет. Как обойдется он с этим болезненным открытием? Эти, в известной мере «невротические», вопросы затрагивают глубины его существа, невзирая на то, каким нормальным он может казаться самому себе. Еще он обнаружит, что последние вопросы, которые угнетают его ничуть не меньше больных, не могут получить ответ никаким лечением, что другие решения всегда будут детскими и останутся таковыми, что без решения вопросы по необходимости снова окажутся вытесненными.
Я не стану дальше перечислять проблемы, возникающие при исследовании самого себя, ибо сегодня, при почти полном незнании души, они представляют очень небольшой интерес.
Напротив, мне хотелось бы подчеркнуть, что новейшие достижения аналитической психологии заставляют задаться общим вопросом об иррациональных факторах человеческой личности и выводят на первое место личность самого врача – как исцеляющий фактор или его противоположность, в результате чего главным требованием становится собственная метаморфоза врача, то есть самовоспитание воспитателя. Тем поднимается на субъектную ступень все, что было объективно присуще нашей психологии в ходе ее истории, признание, разъяснение и воспитание; иными словами, все то, что произошло с пациентом, должно произойти и с врачом, чтобы его личность не могла неблагоприятно повлиять на пациента. Врач не имеет права уклоняться от собственных трудностей за счет того, что он лечит трудности других так, как будто у него самого нет никаких душевных затруднений.
Как раньше школа Фрейда, благодаря далеко идущему открытию теневой бессознательной стороны, внезапно оказалась в том положении, в котором ей пришлось разбираться даже с религиозно-психологическими вопросами, так новый поворот привел к тому, что этическая позиция врача неизбежно стала весьма проблематичной. Неразрывно связанные с этим вопросом самокритика и самопознание сделают необходимым совершенно иное, по сравнению с прежним, чисто биологическим, понимание души, ибо человеческая душа, безусловно, не является предметом естественнонаучно ориентированной медицины: здесь важен не только больной, но также и врач, не только объект, но и субъект, не только функция мозга, но и абсолютное условие нашего сознания.
Как случилось ранее с методами медицинского лечения, методы самовоспитания выступают на передний план, и горизонт нашей психологии раздвинулся до безграничных пределов. Авторитет определяется не врачебным дипломом, а человеческими качествами. Этот поворот крайне значим, ибо он ставит весь арсенал психиатрического искусства, каковое развивается в непрестанной работе с больными и становится более тонким и систематическим, на службу самовоспитанию, самосовершенствованию; тем самым аналитическая психология
