умопомрачительной близости, быстро поднял Ди на руки и посадил на пассажирское кожаное сидение. На мгновение задел щекой ее щеку. Думал, она снова вздрогнет. Но вместо этого он прошептала:
— Я помню этот запах.
— Тебе не нравится?
— Я его люблю.
Господи, я не знал, как реагировать на это странное признание. Не отстраняя от девушки лица, взглянул ей в глаза. Наши взгляды перекрестились, и меня прошиб озноб. Понял, что не смогу жить без нее больше никогда. В опасной близости я ощущал, как от сероглазой богини пахнет фиалками, ромашкой, клубникой. Моё воображение, явно разыгралось.
За десять минут до выхода Ди, я брызгал в салоне клубничным освежителем.
Неважно! Я знал наверняка, что мой мир теперь всегда будет пахнуть только ею.
Неожиданно маленькие пальчики легли мне на щеку — девушка нежно рисовала узоры на моей нижней челюсти.
— Ты такой гладкий. А я помню тебя с вечной щетиной. — Серые глаза улыбнулись.
А я отстранился, не понимая как себя дальше вести с этой маленькой бестией.
Глава 4
— Хлебать вашу жесть! — Громкий рыкающий мужской голос рядом вырывает меня из грёз воспоминания.
Я смотрю на Клима и его напарника, постепенно вспоминая реальные события сегодняшнего дня.
— Кошкина, на выход, — приказывает темноволосый полицейский и открывает изнутри мою дверь.
— Где мы? — С удивлением обнаруживаю, что меня привезли к высотному зданию. На доме вывеска Ул. Радио номер дома. — Это что Следственный комитет?
— Угадала.
В недоумении смотрю на Клима. Хочу заорать на него: — Что за подстава!
Но кареглазый дарит мне тёплый заботливый взгляд, незаметно для коллеги подмигивает, спокойно произносит.
— Дело о пропаже Элис Лисовски и изумрудов ее прабабки — хозяйки «медной» горы с Урала передали в СК. Поэтому мы здесь. Ты не бойся, Кошкина. Просто расскажешь, что знаешь об этом деле, и свободна. Никто тебя свидетелем не назначит, повестки слать не будет.
В недоумении взираю на мужчин в форме. Еще полчаса назад они спасли меня из передряги, а теперь сами же пытаются утопить в деле, пахнущем дерьмом.
— Маразм обнимает твои мозги Клим, — резко выпалила я, а затем резво выскочила из машины. И тут же застыла. Каблук сломан. Я не то, что бежать — идти нормально не могу.
— Не надо так девочка, — Клим выбрался из машины и в мгновение ока возник подле меня. Он смело поднял мой подбородок, чтобы я посмотрела ему в глаза и тихо процедил:
— Я тебе не враг. Ты мне нравишься Кошкина. Поэтому держись меня. Лишнего не говори. Камушек не показывай.
— У меня его и нет! — Грубо прервала я и убрала руку мужчины со своего лица.
— Избавилась от улики?
— Не твоего ума дела.
Выхода у меня не было, поэтому я не стала поддаваться отчаянию, а туго затянула нехорошие мысли в узел и спрятала подальше в подсознание. В конце концов, у меня есть Яр. Если всё станет невыносимо плохо, я позвоню ему и буду молить о помощи.
Мы долго ждали, пока мне выпишут пропуск. А затем меня проводили в небольшой кабинет с одним столом и тремя стульями.
Полицейские остались в коридоре. Клим на прощание прижал палец сначала ко рту, затем к уху. Я его поняла — больше слушать, меньше говорить.
В комнату с серыми крашенными недавно стенами вошли двое. Мужчина, лет под тридцать, невысокий, одетый в джинсы и свитшот. И женщина, на вид лет тридцать пять, густые темные волосы, стриженные под каре, официальный мундир.
Они удобно сели на добротных стульях, и уставились на меня. В моём подчиненном положении оставалось одно — дерзко смотреть следователям в глаза в ответ. В комнате повисла гнетущая тишина — воздух прямо наэлектризовался от проносящихся по нему мыслеформ.
Первым не выдержал мужчина, он кинул грозный взгляд на меня, затем вопрошающий на коллегу и грубо проговорил:
— Элис Лисовски, вы сменили имидж и морочите нам голову!
Злой колючий взгляд прожигал моё лицо. Меня тут же бросило в жар, не любила когда на меня так смотрели. Я обернулась и уперлась взглядом в стену с огромным зеркалом. Кого он называет Элис? Меня? Маразм.
Женщина тяжело вздохнула и процедила:
— Громов остынь. Это не она. Безумно похожа, не спорю. Но у нашей подозреваемой цвет глаз карий, повадки, жесты другие. Она плохо говорит по-русски. Она — испанка, а эта — русская девушка.
Голова закружилась от услышанной информации. Так, а дело становится всё горячее. Значит, их особа не просто пропажа, а еще и подозреваемая.
Нервно сглотнула и спросила:
— В чем подозревают Элис Лисовски?
— В краже семейных драгоценностей на неприлично крупную сумму.
Клим! Подставил, так подставил. Никогда нельзя верить парням, которые лезут к вам в постель нагишом в первый день знакомства!
— Можно звонок другу? — Поинтересовалась я.
— Нет, — заорал Громов. Или рассказывай, что знаешь, или уходи. Мы тебя вызовем, как положено по регламенту — повесткой. Пойдёшь по делу свидетелем.
— Я не знаю кто такая Элис Лисовски. Никогда с ней не встречалась. — Дерзко ответила я.
— Почему же Вы так категоричны, сначала взгляните на ее фото.
Передо мной выложили на столе несколько фотографий молодой девушки. На вид лет шестнадцать. Синие волосы, странный ирокез, густо подведенные черным карандашом глаза. Надо заметить, карие глаза. Тонкие губы с фиолетовой помадой изображали подобие улыбки.
— Она — панк?
Следаки промолчали, а я продолжила изучать фотографии незнакомки. Последнее фото, видимо снятое для официального документа, меня заинтересовало больше всего. На нем девушка уже повзрослела и изменилась.
Я в недоумении смотрела на собственные черты лица, присвоенные чужой незнакомкой.
Маленькое личико, аккуратный прямой нос, тонкие поджатые губы, высокий лоб, огромные глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами. Только глаза карие — почти черные. А волосы коротко стрижены и окрашены в пепельный блонд.
На правой руке огромная английская буква D.
Не знаю, что со мной произошло. Меня будто кувалдой по голове ударили. Где я могла видеть эту девушку?
В горле запершило, а в глазах повис туман от пелены слез. Неужели два посторонних человека могут быть так сильно похожи друг на друга?
— Вы знакомы? — Спросила нетерпеливо женщина.
— Кажется да, — тихо прошептала я. — Но я не помню. Правда, ничего не помню…
* * *
Мои губы и руки дрожали. Я пыталась отпить воды из прозрачного пластикового стакана, но у меня плохо получалось. Казалось бы, что в этом простом действии нет ничего сложного. Но из-за того, что меня потряхивало как при серьезном нервном срыве, зубы стучали о пластик, пытаясь вцепиться
