– Наверное, дети помешали? – поинтересовалась Лида. Она задала этот вопрос из чистой вежливости – семья и карьера хозяйки ее не интересовали.
Но реакция ее потрясла: та резко развернулась к ней с поднятой в руке суповой ложкой, не обращая внимания на то, что капли бульона падают на роскошный атлас. Казалось, она собирается ударить ложкой свою квартирантку.
– При чем тут дети?
– Извините, я…
– Никаких детей у меня нет, – так же резко продолжала хозяйка. – Разве я о них упоминала?
Лида снова сделала попытку извиниться, и опять была грубо оборвана:
– Не понимаю, почему некоторым людям не дают покоя чужие дела!
– Но я вовсе не хотела вас обидеть, – умоляюще заговорила Лида. Она была в отчаянии от того, что коснулась больной для хозяйки темы. Не хватало снова оказаться на улице из-за одной-единственной оговорки! – Я случайно спросила! Извините!
Вера Сергеевна смотрела так пристально, будто старалась прочитать ее тайные мысли. Но убедившись, что девушка искренне расстроена, немного смягчилась и, отвернувшись к плите, снова погрузила ложку в суп. И почти спокойно проговорила:
– Никаких детей у меня нет, и мужа тоже больше нет. Я теперь совсем одна, если это тебя интересует.
На этот раз Лида не посмела даже рта раскрыть.
– Остались кое-какие знакомые, и все, – продолжала та. – Работать не могу – возраст уже не тот, да и вообще, я давно забыла все, чему училась. Тут ты права, детка, муж хотел, чтобы я сидела дома. Но не из-за детей. Он просто был такой… – И с непередаваемой иронией закончила: – Хозяйственный! Посмотрел бы он сейчас на эту квартиру! Раньше здесь нигде ни пылинки не было, паркет сверкал – я сама его натирала, каждую пятницу. Да-да, милая, натирала все восемьдесят с лишним квадратных метров!
Лида подумала, что эту полезную, хотя и утомительную привычку хозяйка давно оставила. Возможно, сразу после того, как потеряла супруга. Дубовый паркет выглядел серым и тусклым из-за скопившейся годами неоттертой грязи.
– К нам приходили гости и восхищались порядком. – Ложка остановилась в супе, женщина неподвижным взглядом уставилась в стену, словно хотела усилием воли завернуть газовый вентиль на засаленной трубе. – Три большие комнаты, коридор, кухня, ванная – все сияло, хоть сейчас фотографируй… Все начищено, отполировано, мебель стоит по струночке… – Она тряхнула черными растрепанными волосами, будто отгоняя какое-то видение: – А я все это ненавидела! Ты, может, удивляешься, что квартира так запущена?
Лида запротестовала. Она сказала, что такой чудесной комнаты, как сейчас, они с мужем никогда еще не снимали, да и квартира в целом запущенной не выглядит. И кухня и ванная – все в полном порядке!
– Ну разве что паркет, – осторожно добавила она. – Но это мелочи.
– Значит, мне только кажется, что везде грязь, – пробормотала та, глядя на девушку. – По сравнению с тем, что было раньше…
Сняв кастрюльку с плиты, она поставила ее в сторонку, остывать. И, не говоря больше ни слова, удалилась к себе в комнату.
Лида сняла с газа вскипевший чайник и тоже ушла к себе. «Она немножко странная, но совсем не злая, – с облегчением думала девушка, усаживаясь пить чай. – Отходчивая, слава богу! А то я уж перепугалась… Где бы мы теперь были? Ее даже можно пожалеть – муж умер, детей не было, живет совсем одна. А кажется, Вера Сергеевна все-таки пьет. Лицо опять все опухшее, и руки подрагивали, я видела. Такая слабая, безвольная дрожь, как у закоренелых алкоголиков».
Эта дрожь была ей знакома с детства – приходилось наблюдать ее у отца. Впрочем, не часто – тот запивал не больше двух раз в год. Во хмелю был тихим, приветливым, пожалуй, милым. Никогда не ругался и не пытался кого-то избить. Много не пропивал – мать Лиды говаривала, что муж никогда не сопьется окончательно, жадность ему помешает. Когда у отца случались запои, он внезапно начинал обожать дочь – занимался с нею, рассказывал какие-то истории, охотно рассматривал ее рисунки и слушал первые, беспомощные стишки. Когда запой кончался, отец снова становился замкнутым, молчаливым и, как казалось девочке, чужим человеком. Иногда, в самом раннем и наивном возрасте, Лида желала про себя, чтобы папа пил всегда.
Алеша вернулся, когда чайник был еще горячий. За день он так вымотался, что теперь с трудом шевелил губами. На работе он взял отгул.
– Все забрал, до ниточки, – отчитался он перед женой. – Но твою желтую кастрюлю Марья Ивановна не отдала. Сказала – это ее.
– Она врет! – возмутилась Лида. – Совсем новая кастрюля пропала!
– Ладно, я не захотел связываться. Купишь другую. – Алеша медленно, устало расстегивал куртку. – В метро такие толпы, с сумками не протолкнешься. И я все время ждал, что меня заметет патруль. Слава богу, никто не обратил внимания.
– В самом деле, – расстроилась Лида. – Тебе не нужно было таскаться с сумками без регистрации… Это обращает внимание…
– Дело сделано, значит, все в порядке. – Он уселся к столу. – Ну, вот мы и дома!
Жена взглянула на него ласково и снисходительно. Она трудно привыкала к перемене мест, на каждой новой квартире поначалу чувствовала себя неуютно. Но сейчас не могла не согласиться – это место и впрямь походило на настоящий семейный дом.
Она на скорую руку приготовила бутерброды и пообещала, что завтра сделает настоящий обед – первый обед на новом месте.
– Пожалуй, решусь на голубцы, если ты не против.
– Еще бы я был против. – Алеша, смеясь, уничтожал бутерброды. – Это единственное, что у тебя прилично получается.
Девушка засмеялась:
– Тебя дома избаловали, а я отдуваюсь! Только не начинай рассказывать, как потрясающе готовит твоя мама!
– И не собирался. – Он схватил последний бутерброд. – Ты сделаешь голубцы, я куплю шампанского, и мы угостим нашу хозяйку.
Лида запротестовала. Она не считала, что шампанское подходит к такому прозаическому блюду, да и мысль о совместном застолье перестала ей нравиться.
– Тебе всегда нужна компания, – сказала она. – А ей, может, хочется побыть одной!
– Она и так живет одна. Ей же скучно!
– Не думаю. Иначе давно бы нашла какой-то выход. Могла бы и замуж выйти во второй раз.
Она коротко поделилась с мужем тем, что узнала сегодня на кухне. Тот подумал и согласился:
– Конечно, если она так странно себя ведет, звать ее не стоит.
И, сменив тему, спросил об институте. Какое-то время они говорили о том, что ждало Лиду в самом ближайшем будущем – зимняя сессия, сдача диплома, государственные экзамены. Алеша смотрел на вещи просто – если существуют экзамены, надо же их как-то сдавать. Он заверял, что ничего страшного и сложного тут нет. Лида же, напротив, боялась экзаменов до обморока, как некоторые люди боятся пауков, темноты и зубных врачей. Училась она отлично, тщательно готовила все билеты… Но входя в аудиторию, где на столе лежали нарезанные полоски бумаги и сидел преподаватель, она едва держалась на ногах от какого-то ледяного, тошнотворного ужаса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
