Мужчины закричали, шумно выражая свое одобрение. Илейн выпрямила спину и продолжала, решительно настроившись высказать свои соображения:
— Мой отец надеялся на это — и я тоже надеюсь.
Она взглянула в конец комнаты и увидела, что вошедший небрежно прислонился к стене, а на его бедре угрожающе красовался большой револьвер 45-го калибра. Какого черта он пришел сюда и запугивает этих людей!
Гордо подняв голову, Илейн подалась из-за кафедры, глядя в глаза сидевших перед ней шахтеров.
— И если вы намерены бороться за то, что вы считаете верным, пусть вам поможет Бог!
В зале поднялся шум одобрения. Мужчины кричали и свистели. Джош Колсон улыбнулся и пожал ей руку. Подобрав юбки, Илейн пошла к выходу, вслед ей неслись аплодисменты и благодарность. Когда она проходила мимо Дэна Моргана, он посмотрел на нее с непроницаемым лицом и выдавил издевательскую улыбку, коснувшись края шляпы, что должно было изобразить приветствие.
Илейн уверенно закрыла за собой дверь, но тут же чуть не упала, сразу лишившись сил! Наконец она смогла это сделать! Наконец-то она восстала! Илейн знала, что ее отец гордился бы ею. Вдруг она вспомнила свои последние слова: «Если вы намерены бороться… пусть вам поможет Бог!» — и ее чувство уверенности унес налетевший ледяной ветер.
Боже, что же она сделала? Она ведь собиралась только поддержать их требования, рассказать о том, что чувствовал бы ее отец. Она совсем не собиралась призывать их к насилию. Это шло вразрез с ее жизненными принципами.
Посильнее запахнувшись шалью, Илейн двинулась вперед, навстречу ветру, вновь думая о своих словах и ужасных условиях труда на «Голубой горе». В районе добычи антрацита на шахтах каждый день погибал один человек. Может, насилие было единственным средством, способным изменить существующее положение.
Девушка возвращалась в отель уже не с такими расправленными плечами. Она в первый раз позволила себе подумать о том, как поступят Генри Даусон и, что более важно, Чак Даусон, когда обо всем узнают. От этой мысли мурашки побежали по спине.
Чак любил командовать еще больше, чем его отец, часто он без причины начинал задираться. Старший Даусон, как она уже заметила, действовал ради богатства и власти, которые накапливал многие годы. Но все же Генри был добр к ней, неохотно признала Илейн. Он говорил, что она похожа для него на маленькую девочку, дочку, которую он всегда желал, но не мог иметь. Младший Даусон обожал издеваться над другими. Именно его жестокость была главной причиной отсрочки помолвки. Илейн видела, как он угрожал шахтерам и даже детям, которые работали на шахте. Она помнит, как один малыш, который стоял у двери, контролирующей поступление в забой свежего воздуха, уснул на своем посту. Чак спустил семилетнего ребенка в шахту, забрал у него лампу и оставил одного в темноте до глубокой ночи. Когда мальчика, наконец, достали, он был так напуган, что не мог говорить.
Вспоминая этот случай, Илейн вздрогнула и попыталась уверить себя, что Чак с ее помощью переменится.
Дэн Морган недолго оставался в зале. Он убедился, что его узнали и приняли к сведению угрозу его присутствия. У него была запланирована встреча с Дольфом Редмондом и Даусонами. Они вместе собирались на шахту. Он ненавидел себя в этой роли, но понимал, что только так сможет узнать, что же происходит в Кейсервилле.
На улице Дэн отвязал своего черного мерина и поехал в отель. Он улыбался, вспоминая о храброй маленькой женщине. Она была невестой Даусона и все же восстала против него. Морган был не слишком удивлен: даже ребенком Лейни защищала слабых. И он понял еще много лет назад: здесь есть чему поучиться у женщины. Гнев людей постепенно накапливался. Илейн пришла помочь им сегодня так же, как она пришла на помощь к нему много лет назад.
Морган ехал шагом. Он не обращал внимания на любопытные взгляды встречавшихся ему людей. Его мысли были вместе с Илейн. В какую красивую женщину она превратилась. Точеный прямой носик, сочные губы, к которым чертовски хотелось прикоснуться, нежная, как лепесток розы, кожа. Она была немножко выше всех знакомых ему женщин, однако не казалась слишком высокой. А как хороша была эта фигура! Высокая, округлая грудь, тонкая талия — он легко мог представить, какими были ее стройные длинные ноги — и пышные, изящно очерченные бедра. А волосы! Длинные, густые, черные, блестевшие, как соболий мех. Красновато-ореховые блики играли на них при каждом ее движении. Черт, он был почти женатым мужчиной. И последнее, что он стал бы делать, — это соблазнять женщину, которая спасла ему жизнь!
— Ну, как твой маленький спектакль сегодня утром, Морган? — на крыльце его ждал Чак Даусон.
— Как мы и планировали, — ответил Морган. — Но, похоже, этих парней не так-то легко напугать.
Даусон сжал кулаки, и Моргана начало знобить, когда он подумал, что эти руки коснутся высокой, полной груди Илейн.
— Тогда надо немного усилить доводы. — Даусон вскочил в седло. — Мы должны встретиться с моим отцом и Дольфом Редмондом на шахте.
Морган кивнул, и двое мужчин направились из города, как только начали расходиться митингующие. Решительные лица шахтеров красноречиво говорили об исходе собрания.
— Будь осторожен, бандит, — угрожающе выкрикнул кто-то из толпы, когда Морган проезжал мимо.
— Убирайся из города и оставь в покое порядочных людей, — подхватил другой голос.
Моргану захотелось найти какой-нибудь другой метод, чтобы держать под контролем ситуацию. Ему совсем не нравилось выступать именно против тех, кому он жаждал помочь. Если бы найти другой путь… но его не было. А если думать о будущем, то для всех так будет лучше.
Молча сидя на лошадях, мужчины спустились вниз по улице и выехали за город. Острые воспоминания нахлынули на Моргана при виде старой шахты, знакомого моста, под которым ребенком он любил плавать. Однако среди воспоминаний самым ярким была ночь 1 октября 1869 года, когда он покинул Кейсервилль.
Они с Томми ползали в темноте более четырех дней. Лампочка Рена разбилась еще при обвале, а лампочки Томми хватило только на первые восемь часов. После этого наступила кромешная тьма. Комбинезон и рубашка Рена промокли от воды, стекавшей по расщелине; кожа стала дряблой и обвисла, а темнота под ними рвала тело на части, пронизывала до костей. Рен одеревенел и был жестоко измучен, а раны на руках от постоянного стучания и лазания превращались в язвы.
— Рен? Ты считаешь, мы умрем? — ножом разрезал темноту тоненький голосок Томми.
— Не будь дураком, — ответил Рен, стремясь хоть как-то поддержать младшего брата. — Стучи. Я сменю тебя, когда ты устанешь.
— Я замерз… я весь исцарапался. — Томми пополз в темноте, пока не коснулся Рена.
