Увлекшись таким возвышенным занятием, как чтение лоций и атласов течений, я не вымыл вовремя скороварку и теперь от нее попахивало. Все-таки я решил сварить в ней рис - не только душа, но и тело нуждалось в пище.
А пока что радиостанция Галифакса, которую я слышал прекрасно, вероятно, потому что она была ближе других, передала сообщение о предстоящем затмении солнца. Зона его наблюдений - от северной Канады до Аляски и Сибири. Мне казалось, что "Полонез" должен находиться вне этой зоны. Но когда вдруг стало темнеть несколько раньше обычного, я понял, что это связано с услышанным сообщением, и вышел на палубу с секстантом.
Солнце стояло высоко - под углом 30 градусов над горизонтом, но светило все слабее. В зеркале секстанта я увидел двигавшуюся тень, которая в одно из мгновений (точнее в 20 часов 39 минут и 30 секунд по Гринвичу) оставила от солнца только печальный осколок, похожий на золотой рогалик. Заметно похолодало, а море стало мрачным, как в полярный день. Не удивительно, что возвращение солнца на небосклон я приветствовал с радостью первобытного человека. А ведь я располагал знаниями, необходимыми для определения своего местоположения в океане (математика, астрономия, навигация), а также другой информацией, приобретенной когда-то. И все же я поймал себя на том, что вид исчезающего солнца средь неба, а не на горизонте вызвал в глубине моего сознания какое-то идущее от далеких предков беспокойство. Может быть, причина этого - одиночное плавание и примитивные условия, а может быть, обостренное чувство опасности...
Мне кажется, что в постоянном поиске пути на морском бездорожье важно знать не только законы навигации. К примеру, я чувствую запах водорослей и рыбы вблизи мелей, берегов и в толчее течений. А шум приближающегося шторма, хлопанье парусов или лязг гребного винта проходящего неподалеку судна способны поднять меня на ноги, даже если я сплю. Тоненький лучик маяка среди черных туч я увижу намного раньше, чем покажется его полный свет... Это инстинкт мореплавателя, о котором мы забываем, постоянно пользуясь разными пособиями по навигации и приборами.
Есть ли такое понятие "инстинкт мореплавателя", я не уверен, но по-моему в критические минуты на море он необходим так же, как знание девиации компаса или деклинации солнца. Более того, если и следует где возродить его, то только на парусных яхтах. Здесь простое прикосновение ветра к лицу или вид раскачавшихся волн скажет о состоянии моря больше, чем показания прибора.
Такое наивное открытие приходит мне в голову не впервые и оно, как всегда, возвращает хорошее настроение. Я принимаюсь за поздний обед и вспоминаю, как несколько лет назад был в далеком Галифаксе безработным докером. А теперь вот направляюсь в Америку в несколько ином качестве...
И пусть у меня разбит нос, изранены руки и давно не мыта голова, пусть мне приходится есть вонючий рис и бояться надвигающегося шторма или столкновения с другим судном, - все равно я счастлив. Море дорого мне, оно мой друг.
Остров Сейбл
Ночь. Густой, как сметана, туман можно, кажется, пощупать руками. Огонь на мачте освещает лишь края парусов, резко выделяющиеся в темноте. Туман словно разрезан на длинные полосы, тянущиеся за яхтой, как и пенистый хвост за кормой. Ни впереди, ни позади не видно ни зги. Я напрягаю слух и зрение, но слышу только шум воды и барабанную дробь брызг, с силой бьющих по натянутому полотну парусов. Мне ясно, что, когда я увижу или услышу что-нибудь в этом тумане, будет слишком поздно.
Мокрый с головы до пят, я спускаюсь вниз и, не снимая штормовой одежды, склоняюсь над картой. Еще раз прослеживаю путь от своего последнего местоположения, определенного вроде бы неплохо. Потом включаю приемник. Мне не нужно настраивать его: уже несколько часов он работает на одной частоте. Я не принимаю никаких сообщений, не проверяю время, не слушаю музыку. Кручу ручку только с одной целью - услышать передаваемые морзянкой буквы "с-а" и звучащую затем одну ноту. Поворотом антенны определяю пеленг на радиомаяк.
Идя к югу, я все же не теряю надежды, что ветер переменится, и остров Сейбл останется по левому борту. С каждым часом и каждой милей приближается к нему "Полонез", и радиосигналы звучат все громче.
Пожалуй, не найти на атлантических трассах моряка, который не слышал бы об острове Сейбл. Эта песчаная коса, расположенная на краю шельфа в нескольких десятках миль от побережья Новой Шотландии, сеет страх с тех пор, как появились в этих водах первые парусники. У ее берегов затонули сотни судов, и не только парусных. Здесь - настоящее кладбище кораблей.
Низкий пустынный остров плохо виден даже в хорошую погоду. У его берегов встречаются два течения - теплый Гольфстрим и холодное Лабрадорское. В результате здесь господствуют туманы. К толчее течений добавляются еще нешуточные приливы и отливы (кстати, находящийся поблизости залив Фанди славится самым высоким приливом в мире). И в довершение всего остров Сейбл обладает способностью перемещаться, как вислянская отмель, только намного медленнее.
Понятно, что такое соседство для меня малоприятно, но именно в этом месте пролегает самый короткий путь к финишу. Потом мне кажется, что сесть на мель можно лишь из-за невнимательности. Я же крайне сосредоточен, чутко реагирую на изменение курса яхты, прислушиваюсь к каждому новому звуку и вскакиваю на ноги даже от звяканья ложек.
Бросаю взгляд на эхолот, лаг, проверяю скорость, потом смотрю на карту. Но разве хоть один прибор скажет мне, каковы сила и направление течения? "Полонез" идет со средней скоростью шесть узлов, но в этом кошмарном тумане кажется, что он мчится словно курьерский поезд, въезжающий в туннель, выход из которого завален лавиной.
Я не выдерживаю напряжения и делаю поворот на другой галс. А уже через полчаса жалею о потерянных милях и начинаю рассуждать сам с собой:
- Ты, что, боишься?
- Боюсь.
- Но ведь сейчас, с западной стороны острова, ты в безопасности.
- Здесь же мели!
- Нужно следить за эхолотом.
- А течения? Радиоизмерения не очень-то точны в таком трудном плавании.
- Кто тут смеет говорить о трудном плавании? Сам идет обратным курсом, удирая от опасности, теряет хорошее место в гонке и заодно чувство собственного достоинства! А ну, поворачивай на прежний курс, по крайней мере на полчаса твои страхи исчезнут...
Вел я этот "разговор" громко или про себя, мне сейчас не вспомнить, но поворот я сделал и через полчаса "начал бояться".
Почти перед самым рассветом радиосигналы, направленные на остров, стали очень быстро меняться, словно сильное течение, до сих пор благоприятствовавшее мне, повернуло вспять и несло меня к радиомаяку. Через час я включил курсовую сирену на тот случай, если "Полонез" пожелает самостоятельно завернуть на "кладбище кораблей", и завалился на койку с намерением поспать несколько часов непробудным сном. Мои воспаленные глаза слипались. Когда я встал, над туманом светило солнце.
Переживания в заливе Мэн
Я вспотел от усилий и весь промок от брызг, пока заменял один большой парус - геную - другим большим парусом, только иной формы, - кливером. И уже закончив эту операцию, увидел на задней шкаторине перетертый шов, сквозь который просвечивала небольшая дырка. Ради собственного спокойствия я мог бы "не заметить" ее или уговорить себя просто не обращать на нее внимания. Такая маленькая дырочка ведь никому не мешала, и парус работал с ней ничуть не хуже. Однако по прошлому опыту я знал, что, если не снять парус тотчас же, через несколько минут или полчаса он распорется по всему шву. И тогда придется потратить на шитье не десять минут, а несколько часов. Я повторил всю операцию с парусами с начала.
Мне казалось, что встречный ветер преследовал меня с первых миль плавания. Но дня два назад он несколько ослабел и подул в обратную сторону. Я сменил весь комплект парусов. Потом снова подул встречный ветер, и снова я сменил паруса. И так целый день: ветер менял направление, а я паруса, курс и настройку подруливающего устройства. Временами, когда я особенно спешил, вся палуба покрывалась белой тканью. За сутки я менял паруса 25 раз! Если средняя поверхность одного паруса 30 квадратных метров, то легко подсчитать, сколько парусины прошло через мои руки.
Смертельно устав, я решил прекратить дальнейшие попытки подладиться под ветер, который, разумеется, сразу же стал сильным и ровным, хотя и дул в нежелательном направлении. В брызгах соленой воды я опять сменил один кливер на другой, нисколько не обижаясь на судьбу...
Парусность чуть больше, чем нужно. С большим креном, рассекая бортом воду, яхта летела вперед по крутым высоким волнам. Штили мне надоели. В облаке пены и брызг "Полонез" словно плясал у банки Самбро, окутанной туманом.
Отсюда я должен взять курс на банку Джорджес, но именно с той стороны дул ветер. Можно свернуть на 60° влево или на 50° вправо. В первом случае я попадаю во встречный Гольфстрим, во втором выхожу к мысу Сейбл - южной оконечности Новой Шотландии, где, однако, течение попутное. Сознательно выбираю второй вариант, со всеми навигационными трудностями: айсбергами, туманами, встречами с мысом Рейс, с островом и мысом Сейбл, с мелями банки Джорджес...
