«Франками», насколько понял Бурцев, сарацин называл всех европейцев-негерманцев, обосновавшихся в Палестине. Но вот что значит «с нами»?
– С кем ищут союза франки? Кто еще выступает против Хранителей Гроба и немецких рыцарей? Какую силу ты представляешь, Хабибулла?
– Силу джихада! Я говорю о правоверных мусульманах, объединяющихся с франкскими рыцарями-христианами ради общей победы над германцами.
Бурцев поскреб в затылке. Да… О таком джихаде слышать ему еще не доводилось.
– В палестинских землях остались еще бесстрашные воины, готовые нанести молниеносный удар и скрыться в городских кварталах, песках пустыни и безлюдных скалах. Есть и лазутчики, умеющие слышать и видеть то, что врагу очень хотелось бы скрыть.
– Хм, лазутчики?
– Один из них стоит сейчас перед тобой, каид Василий-Вацлав.
Так-так-так… Рыцарско-бедуинские отряды Иерусалимского сопротивления? Партизанская война во славу Аллаха и Господа нашего Иисуса Христа? Мусульманское подполье, поддерживающее отношения с братствами тамплиеров и госпитальеров? Плюс собственная разведсеть? И Хабибулла – ее тайный агент? Сарацинский Штирлиц, блин! Очень-очень интересно.
– И насколько же велико ваше христианско-мусульманское воинство? – поинтересовался Бурцев.
Араб погрустнел.
– Под Аккрой наши силы были разбиты и рассеяны смертоносной магией Хранителей Гроба, но скоро, – в глазах Хабибуллы вспыхнул огонек надежды, – скоро они возрастут многократно. Султан Египта ал-Малик ас-Салих Наджм-ад-дин Аййуб – да хранит его Аллах! – уже спешит к нам на помощь.
Ладно, будем считать, диковинный палестинский расклад более-менее прояснился. Но вот каким боком здесь замешана королева Кипра? Ей-то отчего приходится бежать из своего островного государства?
– Вдова Алиса Шампанская и особенно ее сын Генрих Лузиньян не только властители Кипра, но и претенденты на трон Иерусалимского королевства, – пояснил сарацин, – а значит, оба стоят у немцев костью в горле. Вот в чем их беда. Пока Лузиньяны живы, германский король Фридрих, коего Хранители и тевтоны желают видеть на престоле Эль Кудса, не сможет носить иерусалимскую корону, не опасаясь претензий со стороны кипрского семейства. Впрочем, Генриха немцы уже устранили. Сын Алисы Шампанской погиб.
– Погиб? – переспросил Бурцев. А ведь действительно, в пиратских трюмах никаких королевичей не было.
– Давно, еще в битве под Аккрой. Несмотря на свой юный возраст, Генрих с небольшой дружиной дрался под командованием доблестного франкского каида Жана д'Ибелена. И пал от магического грома немецких колдунов. Королева с тех пор ненавидит немцев лютой ненавистью и готова ради мести на все.
– Что ж, женская месть бывает страшна и слепа, – заметил Бурцев.
– Это так, – согласился араб. – Но, чтобы вершить ее, нужны реальные силы и возможности. У Алисы Шампанской нет ни того ни другого. А между тем Хранители Гроба и тевтоны начали подготовку к нападению на Кипр. Только вот скрыть переброску войск к портовым городам не смогли. Нам стало известно о тайных планах германцев. И поскольку я был вхож во двор Ее Величества, всегда благоволившей к опытным путешественникам и знатокам наук, то вовремя предупредил повелительницу Кипра об опасности. Я говорил уже, что любой противник немцев – мой друг, а друзьям следует помогать. Особенно если эта помощь вредит врагу.
Алиса Шампанская отплыла с острова в сопровождении верных слуг, рыцарей и солдат. Королевский эмир ль-бахри[15]. Жюль повел судно. Сначала он должен был высадить меня в Александрии, после чего ее величество намеревалась отправиться в Европу и уже там искать союзников для дальнейшей борьбы с германцами.
Их прервали. Ее Величество Алиса Шампанская напомнила о себе. Вернее, за королеву это сделали «эмир аль-бахри» и тайный убийца. Жюль что-то тихонько шепнул брави. Тот, в свою очередь, склонился к уху Бурцева:
– Невежливо говорить в присутствии королевы на языке, которого она не понимает. К тому же ее величество изъявила желание познакомиться со своими спасителями.
Да, в самом деле. Неучтиво как-то получается.
– Хорошо, давай знакомиться. Ты вот первый и начинай.
Папский шпион начал. Выступил вперед и…
– Банд, – церемониально поклонился брави Алисе Шампанской. – Джеймс Банд.
Бурцев едва сдержал улыбку.
Тем же манером представился и китаец.
– Цзян. Сыма Цзян.
Почтительно-дружелюбный оскал на желтом морщинистом лице, по-восточному низкий поклон… Джеймс что-то шептал Жюлю. Тот – королеве. Вводили в курс дела, видать.
– Алексич, – растерянным басом подхватил эстафету богатырь-новгородец. – Гаврила Алексич.
– Освальд. Пан Освальд.
– Адам. Дядька Адам…
– Вася. Просто Вася.
Бурцев все еще с трудом сохранял на физиономии приличествующее случаю торжественно-железобетонное выражение. Сохранил, справился.
Представились все. Жюль закончил объяснения кто есть кто. Алиса Шампанская шагнула к Бурцеву. Улыбнулась приветливо и очаровательно, однако спрятать затаенную грусть так и не смогла:
– Бонжур, мсье Вася!
Голос у ее величества оказался с нежной – на грани интима – хрипотцой.
– Здрасьте, – Бурцев немного обалдел. Надо же! «Мсье Вася»! А сам виноват. Надо было не поясничать, а представляться нормально.
– Д'у венэ ву?
– Спрашивает, откуда ты родом, – подсказал Джеймс.
– Так это… Сам же знаешь – с Руси…
– Же сюи рюс[16] – приблизительно так прозвучал его ответ по-французски.
Народ благоговейно внимал. Никто не смел вмешиваться в беседу.
– Кель аж авэ ву?
А вот это уже был вопрос личного характера. Как пояснил брави, ее величество изволит интересоваться возрастом собеседника.
– Э-э-э…
Ну, и на кой это сдалось королеве? Бурцев замялся, не зная, что и сказать. Минус семьсот с хвостиком лет – вот он, возраст… Именно столько ведь прошло с ненаступившей еще даты его рождения. А королева опять что-то нежно курлыкала.
– Слышь, Джеймс, спроси, может, она того… по-немецки понимает?
Джеймс спросил. Королева понимала!
Разговор сразу пошел бойчее.
В общем-то, все было очень мило, да только обстоятельства не располагали к продолжительной беседе… Бурцев намекнул ее величеству, что время поджимает и он был бы рад поскорее добраться до Палестины.
– Зачем вы направляетесь в Святые земли, мсье Вася? – неожиданно серьезно спросила королева.
Напряженный взгляд немигающих глаз… Алиса Шампанская хотела знать правду и вовремя распознать обман, если собеседник пожелает солгать.
Бурцев всей правды не сказал – долго слишком. Но и лгать не стал.
– У меня… у меня там дела, – уклончиво ответил он, – и кое-какие личные счеты к Хранителям Гроба.
– Значит, вы следуете не в паломничество, а на битву?
– Да, ваше величество. Можно сказать и так.
– Тогда прошу вас пройти в мою каюту, мсье Вася. Поговорим там. С глазу на глаз. Без свидетелей.
Глава 9
Каютой, тем более королевской, это тесное, низенькое, обитое голой доской помещеньице в кормовой надстройке можно было назвать с большущей натяжкой. Массивный сундук, два грубо сбитых табурета да кусок парусины в полтора метра шириной, подвешенный к балкам наподобие гамака, – вот и весь комфорт. Впрочем, как пояснила Алиса Шампанская, на корабле и это считается неслыханной роскошью. Отдельная каюта, отдельный гамак…
Оказалось, что остальные пассажиры и члены экипажа, включая капитана, ютятся в общих каютах и спят по двое на одном подвесном спальном месте. По крайней мере, так обстояло дело до встречи с пиратами, когда на судне было более многолюдно.
Бурцев посочувствовал мореходам, но поспешил сменить тему. Время действительно дорого, и тратить его на пустопорожнюю болтовню – жаль. Бурцев теперь сам старался задавать тон беседе. И легко преуспел в этом. То, что интересовало сейчас его, королеву также волновало до глубины души. А потому говорила ее величество охотно и по делу. Только вот часто прикладывала к уголкам глаз шелковый платочек.
После смерти мужа Гуго де Лузиньяна – наследника Амори де Лузиньяна, обладателя громких титулов короля Кипра, графа Аскалона, графа Яффы и коннетабля Иерусалима, – Алиса Шампанская осталась в окружении немногих, но верных вассалов. Тихо, мирно и спокойно жила венценосная вдова с сыном Генрихом на острове-королевстве, не помышляя ни о большой политике, ни о великих свершениях, пока Иерусалим не попал под власть Хранителей Гроба и ордена Святой Марии.
Вот тогда выяснилось, что королева с королевичем стоят на дороге фашистско-тевтонской машины, стремительно набиравшей обороты. Кроме того, юный Генрих – набожный и в то же время честолюбивый наследный принц – загорелся желанием биться за святыни, попираемые колдунами «поломанного креста». Вопреки воле матери Генрих отправился на бессмысленную войну и сгинул под Аккрой. Потом было предупреждение Хабибуллы, бегство, пираты, освобождение…
