– Опять ты! - рассердился Фома.
– Маленький мальчик, - сказала она, и бледные губы сложились в улыбку. - Я тебя знаю, маленький мальчик.
– Я не маленький, - возразил Фома сердито. - А ты никакая не принцесса. Нечего врать. Принцесс не бывает.
– Но я и правда принцесса, - сказала принцесса. - Я дочь-сестра королевы, а значит, принцесса. А ты - дурачок.
Она села поудобнее, и стала похожа на девчонку.
– Если ты принцесса, скажи им, чтобы меня отпустили, - Фома вдруг почувствовал, что в носу защипало, а к глазам подступили горячие слезы. «Я все время плачу, - подумал он, - разнюнился, как будто и вправду маленький…»
– Хочешь домой? - печально спросила принцесса.
– Да! - Фома отчаянно кивнул, сбросив ее руку, лежащую у него на макушке. - Хочу! Пожалуйста, пускай они меня вернут домой. Они меня мучают, они натравили на меня своего вонючего водяного коня, погляди, что он сделал с моими ногами…
Принцесса нагнулась и вдруг быстро лизнула его голую коленку. Будто кошка. Язык у нее был розовый и шершавый. Фома, открыв рот, наблюдал, как затягиваются глубокие подсохшие порезы.
– Теперь хорошо? - спросила она.
Он вытер нос рукой и ничего не ответил.
– Подвинься, - сказала она и села рядом с ним. Они были точно в зеленой сомкнувшейся ладони.
– Меня станут искать, - сказал Фома. - Мой папа найдет меня… он сядет в самолет, он летает на самолете, он однажды меня катал, и полетит над Дельтой, и увидит, где я…
– Не здесь, - возразила она. - Здесь нас с тобой нельзя увидеть. Это запретный остров. Это единственное место в Дельте, которое здесь и не здесь. Его не могут увидеть ваши люди, а мои воины не могут на него ступить. Таков закон.
– А я?
– Ты можешь. Ты бард.
– Я не бард, - возразил Фома. - Я не буду петь тебе, хоть лопни. - И прибавил: - Я сказал.
Потому что так всегда говорят мужественные и молчаливые люди, он читал в одной книжке.
– Ты бард, - возразила принцесса с улыбкой. - Там, на этой мерзкой сухой земле, воняющей железом, ты не мог выполнить свое предназначение. А когда человек не может выполнить свое предназначение, у него высыхает сердце. Я знаю, маленький мальчик.
– Я все равно хочу домой, - сказал Фома, прилагая все усилия, чтобы касаться ее как можно меньше. Она была прохладная и серебристая, кожа отсвечивала зеленью.
– Я не могу тебя отпустить, - сказала принцесса. - Мой народ несчастен. У моего народа не было барда. А им нужен бард.
– Пускай ищут себе вонючего барда в другом месте!
– Маленький мальчик, - сказала принцесса, и ее узкая ладонь легла ему на голую коленку. - Ты очень хороший бард. Просто ты об этом не знаешь. А мой народ без барда стал просто горсткой бродяг и убийц. Ибо некому петь про их подвиги. Некому корить их за постыдное.
Фома молчал, стиснув зубы.
– Ваши люди догадались, что такое для нас барды, - сказала принцесса, и ее рука, точно серебристая рыбка, скользнула по его бедру. - Они стали охотиться на них. Убивать их. А барды не умели прятаться, ибо по законам войны - бард неприкосновенен. Теперь больше нет законов войны, о, любовь моя.
– Пусти, - вскричал пораженный Фома. - Что ты делаешь? Девчонка, дура.
Она рассмеялась. Смех переливался у нее в горле, как вода.
– Обними меня, о большой мальчик, - сказала она. - Обними вот так. И вот так. Ты бард, ты зеркало чести, ты будешь петь, и мои воины не будут нападать исподтишка, не будут травить колодцы, не будут резать детей в ночи. Они выйдут честно, станут прямо и умрут достойно. Разве ты не заслужил этим благодарность своего народа?
– Я запутался, - пробормотал Фома, чье растерянное «я» ныряло в неведомые прежде глубины. - Ты хочешь сказать… что это хорошо?
– Без благородства нет войны, - прошептала принцесса, и дыхание ее было огнем и льдом. - Может, победят твои люди, может, мои. Но больше не будет резни в ночи. Бард не принадлежит никому, он не принадлежит племени, он не принадлежит даже мне. Бард принадлежит истине.
– Тут что-то не так, - сопротивлялся Фома уцелевшими крохами здравого смысла, - я не… …Вода отражала звезды.
Шел отлив, и длинные белые косяки мелей протянулись меж островками. Спина водяного коня, выступающая из воды, отливала мокрым блеском. Руки и ноги казались Фоме непривычно длинными, он путался в них.
Лодка скользнула к берегу.
– Ты здесь, о бард? - негромко позвал голос. Фома помолчал с минуту, потом сказал:
– Да.
Две темные фигуры посторонились, давая ему уместиться на корме.
– Не прикасайтесь ко мне, уроды, - процедил Фома сквозь зубы.
– Мы и не прикасаемся к тебе, о бард, - ответил кэлпи негромко. - Ты сейчас запретен для нас. Весь остров запретен. Это место только для таких, как ты. Для бардов.
– Кто там был? - спросил Фома нерешительно.
Кэлпи переглянулись. Фома вытянул шею, вглядываясь в их лица в ожидании ответа, но кэлпи молчали. Шест ударился о воду, звезды плясали на воде, разбиваясь на мелкие осколки.
– Там, на острове, - сказал Фома, - я был взрослым. Я был большим. Она сделала меня большим. Что она со мной сделала?
Кэлпи молчали.
– Я хочу домой, - неуверенно сказал Фома. Он путался в своих руках и ногах, никак не мог уместиться на скамье - верните меня домой.
Кэлпи молчали.
– Ненавижу вас, жабы, - прошипел Фома.
Кэлпи молчали. Фома вытянул длинные руки и толкнул одного из них. Кэлпи, не удержавшись, кувыркнулся в воду.
– Вот так, - сказал Фома. Он выпрямился в шаткой лодке, перехватил шест у второго кэлпи и с размаху ударил его по спине. Кэлпи сложился пополам, мягкий, словно тряпичная кукла.
– В воду, - приказал Фома.
Кэлпи обернул к нему темное лицо с раскрытым ртом, но не издал ни звука.
– В воду, - повторил Фома и толкнул того концом шеста поддых.
Кэлпи с громким всплеском упал спиной вниз.
– Помни про водяного коня! - сказал Фома темноте. - Помни про водяного коня!
Он толкнул в дно шестом. Лодка развернулась носом к зареву на горизонте - дальним огням Территорий, ее домам, шахтам и наблюдательным вышкам. Плыть приходилось против течения, Фома налегал на шест, лодка то и дело норовила вывернуться из-под него: и как только эти чертовы педики ухитряются править такими неустойчивыми штуками?
– Я плыву домой, - пел Фома, не думая о том, что голос его скачет по воде, точно мяч, - плыву домой. Меня взяли в плен кэлпи, зеленые мерзкие кэлпи, но я сумел убежать. Первого я ударил рукой, второго ударил шестом! Они упали в воду, в черную воду, теперь их съест водяной конь! А я один стою в лодке, отталкиваюсь шестом от дна, сонные рыбы уходят прочь, зеленые жабы в страхе бегут от моего шеста. Я видел невиданные места, моя отвага чиста, и я плыву сквозь ночь…
Он поймал себя на том, что не может остановиться. Песня распирала его, как насильно удержанный в груди воздух. Зарево приближалось, и вместе с ним явственно повеяло запахами железа и дыма; это дом так пахнет? Небо светлело, вода перед носом у лодки собралась в складки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});