Рейтинговые книги
Читем онлайн Сосунок - Александр Круглов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 23

"Неужели, — мелькнуло, — перестали стрелять? И фрицы, и наши… С обеих сторон перестали стрелять.

Даже и не приметил, когда…" Так, очертя голову, он работал ногами, несся куда-то вперед. Странная тишина. И вообще странно как-то кругом: теперь уже нигде ни проволоки, ни траншей, ни людей. Никого, ничего. Растерялся на миг. Невольно замедлил шаги. Изумился. Необычно, по-новому както вокруг. Что-то не так. И, подчиняясь какому-то безотчетному, неясному чув ству, мокрый, задыхаясь, без сил уже, еще отчаянней рванулся вперед. И вырвался на бугорок.

Оглядеться как следует не успел, только кинул туда-сюда потерянный взгляд, хотел отдышаться… Как засвистело вокруг, задзыкало что-то — слева, справа, над головой. Дзы, дзы, дзы… Фьюить… Фьюить… Пронеслось куда-то рядом стремительно, запело вдруг тонко, протяжно и гадко вокруг. А вот и… Клокх, клокх… Пули! Да это же пули! А эти, что "клокхотят"… Да это же, наверное, и есть разрывные- "дум-дум". Рвутся, натолкнувшись даже на стебли травы. А угодят в человека, такую, говорят, вырывают дыру, что влезет кулак.

И понял Ваня: стреляли, вели огонь по нему. И сразу же, взрывом догадка: "Боже! Неужели за переднюю линию выскочил? На нейтральной уже полосе? Неужели! И мишень, мишень я теперь — живая и добровольная, подвижная — на удивление, на потеху и радость врагам". Они, немцы, как слышал Ваня, засиделись здесь, на этом участке, наскучило им, должно быть, без дела в окопах сидеть. Недаром все пытаются оборону здесь нашу прорвать. А к тому же сейчас еще, наверное, не успели размяться с утра, глаза свои после ночи, со сна продрать. И артиллерия наша, "катюши" наши перестали палить. Неопасно немцам сейчас, никто им теперь не мешает. А тут еще такой подарочек им: живая мишень, русский солдат, Иван, как на ладони, как на арене, как на учебном плацу. Ну и решили, видать: устроим сейчас, мол, потеху себе, погоняем его, как лошадку по кругу. Ох, сейчас он у нас потанцует, поскачет! И давай из чего попало вокруг Ивана пулять.

И когда смекнул, дошло наконец до Вани, что с ним стряслось, невольно bglnkhkq: "Боже! Не может этого быть! Не верю! Нет, нет!"

Но пули свистели. Он их не выдумал. Взаправду все было — не сон. И словно чтобы рассеять сомнения, до него сквозь ужас, сквозь охватившее его оцепенение вдруг донеслось:

— Нихт тод! Нихт тод!* — орал на весь "передок" человеческий, но не живой, а какой-то мертвый, без красок, металлический голос. По-немецки, пофашистски орал. И догадался Ваня: да это же репродуктор. — Шпилен, шпилен мит руссиш золдатен! Нихт тод!**

* Не убивать! Не убивать!

** Поиграть, поиграть с русским солдатом! Сразу не убивать!

И вслед за этими призывными чужими словами на чистейшем, на русском репродуктор запел — под нашу, такую знакомую и дорогую мелодию:

Расцветали яблони и груши,Поплыли туманы над рекой.Выходила на берег Катюша,На высокий берег, на крутой…

И взвилась, загуляла над фронтом, сразу взбудоражив русским солдатам сердца, заставив их примолкнуть, вспомнить о прошлом, забыть на миг о войне, любимая "Катюша".

А немцам… Что им наша "Катюша"? Ну, мелодия… Веселая, бойкая, чуточку грустная… Ну, звучит приятно… Да и только. Что она может сказать им, что им напомнить? Плевать им, гитлеровцам, на нее. Поиграть только бы им. Вот что им надо. Мол, ваши "катюши" термитными нас, а нам нипочем — мы даже исполним вам вашу любимую песню о ней, о Катюше. Вот, пожалуйста, слушайте. Повеселимся и мы заодно.

И еще азартнее взялись сыпать вокруг солдатика русского пулями. Похоже, подключился и снайпер, потому как пуля точно, сбоку, вдоль спины и с хлюпом шмякнулась в термос — у самого дна. Еще одна следом за нею — туда же. Еще и еще… И хлынул на Ваню горячими струями суп — за пояс, на чресла, побежал ручьями по прикрытым штанами ногам. Ваня взвизгнул, ошпарен но взвыл:

— О-о-о! — Запрыгал, заметался как заяц. Бешено заплясал.

Немцы аж взревели от такого спектакля. Их восторгу не было, похоже, предела, конца. Он, этот фашистский восторг, долетел даже до Вани, до наших передних траншей. Пули хлынули — ну прямо целыми роями, потоками, разрываясь, стеная, свистя. Но не трогая, не убивая Ваню пока, а лишь подстегивая, завораживая и ошеломляя его. Репродуктор заливался — ну прямо лопнет вот-вот. Визг, хохот, свист… И не только у немцев. Похоже, уже коегде и у нас. Обидно, горько, конечно… Разве не жаль? Жаль своего. Но и смешно. Как тут сдержаться. Вот и ржали с фрицами заодно, смеялись и наши. Но пытались уже и помочь.

— Ложись! — орали. Кто-то, видать, из ближайших окопов, взывал:- Бросай! Все бросай, дурачок! Сюда!

Но до Вани все это доносилось будто сквозь вату в ушах, сквозь знойный мутный туман в голове, словно сквозь сон. Ничего не ухватывал, не соображал. Слышал только, как улюлюкали на все голоса — весело, лихо, взахлеб, палили вовсю из всех видов личного оружия. И оттого, а пуще всего от обжигающего его горячего супа, животно, безмозгло орал и подпрыгивал, словно взбесившийся козлик.

Только ленивый у немцев, должно, не стрелял, так или иначе не принял участия в этом спектакле. Втягивалось в него все больше, больше и наших. Вся передовая на этом участке была им уже, похоже, захвачена, до предела возбуждена.

И тут, видимо, наши не выдержали. Паренька своего, что ли, стало им жаль, может, гордость заела: что вытворяют-то, фашисты проклятые! Что с нашим-то делают! Разве можно дальше терпеть, позволять им такое? Ну ладно, держитесь сейчас, мать вашу!.. Мы вам, гады, покажем!

Застрочили сперва автоматчики — рядом совсем, с того бугорка, что Ваня с перепугу давеча проскочил. Должно, из нашего ночного дозора (не успели, поди, до рассвета уйти). Потом "Дегтярев" чуть дальше, глубже ударил. За ним qkednl другой. А там и "максим"- застучал, застучал, глухо и тупо откуда-то из укрытия, видно, из "дзота". И пошло, и пошло… И у нас теперь началось. Теперь все наши включились в стрельбу. Кто из чего, кто чем только мог — винтовками, автоматами, пистолетами. Пару раз, слева, сбоку ухнул даже и "пэтээр". Но тотчас умолк. Должно, чтобы не выдать себя окончательно до того, как полезут немецкие танки, или ценных бронебойных патронов стало жаль. Но зато заступились за Ваню, запукали и минометы. Правда, ротные только пока, пятидесятидвухмиллиметровые. И то хорошо. Эх, не хватало только "катюш", да чтобы снова, как и с рассветом, включилась в дело и артиллерия — дивизионная, корпусная, армейская. И фрицев, и наша. Чтобы по новой опять. Может, еще и дойдет. Все может

быть. Если спектакль и дальше затянется. Все, все может случиться! Но и так вполне хорошо. Не скупясь, щедро палят — и фрицы, и наши. Такое, такое пошло!.. Но наши… Ох и разгулялись же наши! Уже пуще немцев палят: лихо, бойко, словно вразнос. От сердца всего, от души — яростно, зло, ненавистно. И куда там немцам до наших теперь! Наши куда удалей и разбойней!

И как почувствовал Ваня… Каждым нервом, порой каждой, ошпаренной пылающей кожей всей, казалось, всем нутром и плотью своей ощутил, что настал, вот он… Постарались свои для него. Вот он — момент! Другого не будет! И как рванет назад, во все лопатки, из сил всех своих, на последнем дыхании. И, хотя и не помня, не соображая хотя ничего-ничего, все-таки пальцев он не расслабил, не выпустил из них ни прицела, ни бидона, ни банки, не скинул и термоса с плеч — пустого уже, без навара, с макаронами только и с лобио на дне. Но не скинул с плеч и его. Да он просто обо всем позабыл. Кисти рук вслепую инстинктивно сжимались, пылала, не соображала ничего голова, бешено работали ноги. И в этом, наверное, и заключалось его спасение. Летел стрелой, пригнувшись, через бурьян, камни и ямы, ничего не разбирая, не в состоянии ничего различить. И пуль (хотя и меньше, но все же еще свистели над ним вокруг) не чуял, даже и пуль. К тем, к своим, к нашим рванулся, что были поближе и все время призывно кричали ему.

И как очутился в окопе, как с ходу грохнулся вниз головой со всем, что держал мертвой хваткой в руках, как его подхватили, нет, не запомнил. И потом не мог припомнить никак.

Уже через десять минут ходами сообщения — каменистыми, неглубокими, узкими (шли пригибаясь, гуськом) какие-то солдаты доставили Ваню к политруку ближайшей тут роты. Он, оказывается, все сам в бинокль наблюдал и даже вместе со всеми по развеселившимся фашистам стрелял. С минуту удивленно разглядывал самодеятельного фронтового "артиста", качал головой.

— Это же надо, — никак, видать, не мог успокоиться он, — такой концерт закатил. И как же тебя угораздило?

Потребовал красноармейскую книжку. Внимательно проверил ее. Заглянул и в карман.

Ване вдруг отчетливо, под удары будто упавшего сердца, увиделся совсем еще молоденький, белобрысенький, изгложенный собственной виной и страхом, уже потерявший как будто рассудок солдатик. И зачем, зачем тогда он, дурак?.. Ну зачем подобрал и спрятал в красноармейской книжке фашистскую пропуск-листовку? Их, эти листовки, вместе с бомбами и пулеметными очередями накидали во время марша на полковую колонну налетевшие неожиданно "юнкерсы" и "мессершмитты". Зачем утаил ядовитый лживый листок белобрысенький, кто его знает? Неужели чтобы к немцам бежать, к нашим лютым врагам? Да как он об этом даже хотя бы подумать посмел? Как? Он — русский, советский!.. Но это было. И до "смершевцев", до "особистов" дошло. И началось… Дали ход делу — завертелась машина. Приказ как раз вышел: за хранение фашистской листовки без суда и без следствия тут же, на месте, расстрел. И вывели солдата перед целым полком. Чтобы видели все, чтобы другим неповадно. Добровольцев на этот раз не нашлось. Пришлось приказом выставить отделение. Командир вскинул кулак, чтобы крикнуть: "Огонь!" Но приговоренный не выдержал. Оцепенение вдруг спало с него, сорвался с места и побежал, с дикими воплями, с мольбами, руками размахивая, петляя как заяц — в открытую голую степь. Ко мандир выхватил у ближайшего из стрелков карабин. Бах, бах по бегущему. Всю nanils спалил, а тот все бежит. Тогда разъяренный командир вскочил на поднож ку "полуторки" и вдогонку за ним, наперерез. И разве сравниться не только обмякшим, дрожавшим от ужаса, но и самым крепким быстрым ногам с мощью бездушного стального мотора? В два счета догнал беглеца. Заехал вперед. Развернулся навстречу. И прямо с ходу, с подножки машины из пистолета — в лицо ему, в лоб. Отступник враз и упал. И Ваня весь затрясся тогда, за дрожал. Да и теперь как вспомнит, так всего и трясет, пот холодный проступает на лбу, стекленеют, воспаляются иссушающим жаром глаза.

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 23
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Сосунок - Александр Круглов бесплатно.

Оставить комментарий