ЛАМПА И СПИЧКА
На столе стояла лампа.
С нее сняли стекло; лампа увидела спички и сказала:
— Ты, малютка, подальше, я опасна, я сейчас загорюсь. Я зажигаюсь каждый вечер, — ведь без меня нельзя работать по вечерам.
— Каждый вечер! — сказала спичка. — Зажигаться каждый вечер, — это ужасно!
— Почему же? — спросила лампа.
— Но ведь любить можно только однажды! — сказала спичка, вспыхнула — и умерла.
КАПЛЯ И ПЫЛИНКА
Капля падала в дождь, пылинка лежала на земле.
Капля хотела соединиться с существом твердым, — надоело ей свободно плавать.
С пылинкою соединилась она — и легла на землю комком грязи.
ТА САМАЯ
Шел поезд, и шел все в одну сторону. И был там пассажир, которым должен был выйти на той самой станции, где ждали его лошади и друзья.
Пассажир был нетерпеливый, на каждой станции выходил и спрашивал:
— Это — та самая станция?
А ему отвечали:
— Нет, еще не та.
И, наконец, он заснул в вагоне. Спал долго, видел очень приятные сны.
Вдруг проснулся, а поезд стоит. Пассажир побежал на платформу, спрашивает:
— Это — та самая станция?
А ему отвечают:
— Нет, уже не та.
И скоро поезд пошел дальше, а пассажир сидел в вагоне и плакал.
РАВЕНСТВО
Большая рыба догнала малую и хотела проглотить.
Малая рыба запищала:
— Это несправедливо. Я тоже хочу жить. Все рыбы равны перед законом.
Большая рыба ответила:
— Что ж, я и не спорю, что мы равны. Коли не хочешь, чтобы я тебя съела, так ты, пожалуй, глотай меня на здоровье, — глотай, ничего, не сомневайся, я не спорю.
Малая рыбка примерилась, туда-сюда, не может проглотить большую рыбу.
Вздохнула и говорит:
— Твоя взяла, — глотай!
ХРЫЧ И ХРЫЧЕВКА
Жили-были хрыч да хрычевка.
Жил хрыч пятьсот лет, хрычевка — четыреста.
Получал хрыч большую пенсию и отдавал ее хрычовке на расходы.
Хрыч носил фуфайку на теле, хрычевка чернила волосы фиксатором.
Хрыч нюхал табачок и ходил в баню париться, — хрычовка ела конфетки и ходила в русскую оперу.
Пошел раз хрыч и баню, парился, парился, запарился, умер на полке.
Пошла хрычевка в оперу, вызывала певца, кричала, кричала, закричалась, умерла на галерке.
Схоронили хрыча да хрычевку.
Тужить не о чем: будут хрычи, будут и хрычевки.
САМОСТОЯТЕЛЬНЫЕ ЛИСТЬЯ
Сидели листья на ветке, на прочных черешках, и скучали. Очень неприятно: птицы летают, кошки бегают, тучи носятся, — а тут сиди на ветке. Качались листья, старались оторваться. Они говорили друг другу:
— Мы можем жить самостоятельно. Мы созрели. Не все же нам быть под опекою, сидеть на этой глупой старой ветке.
Качались, качались, оторвались, наконец, упали на землю и увяли. Пришел садовник, вымел их с сором.
ОДЕЖДЫ ЛИЛИИ И КАПУСТНЫЕ ОДЕЖКИ
В саду на куртине росла лилия. Она была белая с красным, красивая и гордая.
Она тихо говорила пролетавшему на нею ветру:
— Ты осторожнее. Я — царственная лилия, и сам Соломон премудрый не одевался так пышно и красиво, как я.
Неподалеку, в огороде, росла капуста.
Она услышала елейные слова, засмеялась и сказала:
— Этот старый Соломон был, по-моему, просто санкюлот. Как они одевались, эти древние? Прикроют кое-как наготу халатом, да и воображают, что вырядились по самой лучшей моде. А вот я выучила людей одеваться: уж могу себе чести приписать: на голышку-кочерыжку первую покрышку, рубашку, на рубашку стяжку, на стяжку пододежку, на нее застежку, на застежку одежку, на одежку застежку, на застежку пряжку, на пряжку опять рубашку, одежку, застежку, рубашку, пряжку, с боков покрышку, сверху покрышку, снизу покрышку, не видать кочерыжку. Тепло и прилично.
ПОЖЕЛТЕВШИЙ БЕРЕЗОВЫЙ ЛИСТ, КАПЛЯ И НИЖНЕЕ НЕБО
Капля упала с неба прямо на березовый лист. Это
