Но вот, наконец, и Мехико, липкая жара и шум мегаполиса.
В Мехико Катю и Сергея встречал вызванный ими еще из Сан-Кристобаля лимузин. Сергей быстро активизировал свои контакты в городе, и вот уже водители, автомобили, сопровождающие лица — все были к его услугам.
Вскоре они приехали в отель, роскошный Sheraton Mehiko встретил тихим журчанием фонтанов и блаженной прохладой. С номерами в отелях было довольно напряженно, в Мехико проходил саммит ОПЕК, но для господина Дорофеева, конечно, же нашелся отличный двухкомнатный сьют.
Ну что ж, вот и все решено с их возвращением в Россию, уже завтра они вылетят из Мехико прямым рейсом в Москву, Сергей сразу же окунется в привычный ему мир бизнеса, цейтнота и больших денег, а Катя отправится к себе домой в Самару. Так и закончится их совместное приключение. Ее опять поглотит мир сложных финансовых схем, рискованных вложений и уютного, а подчас такого раздражающего одиночества.
Голова раскалывается, нога неприятно ноет, да еще и эта проклятая бессонница! Сергею казалось, что все напасти мира разом обрушились на него. Глядя на потрясающее звездное небо за окном, похожее на настоящий Млечный путь, он размышлял о своей попутчице. Ироничная до сарказма, решительная и напористая, но в то же время удивительно нежная и заботливая, Катя была квинтэссенцией всего, что он когда-то мечтал видеть в женщине, жене… То, как она деловито распоряжалась их размещением в отеле, предстоящим отъездом в Москву, устраивала Сергея в кровати, взволнованным голосом требовала врача, заказывала ужин — все это произвело на него должное впечатление. Хотя было видно, что Катя вовсе и не старалась произвести какое-то впечатление, она просто была именно такой, была, а не казалась.
Еле слышно открылась дверь ее комнаты, и в приглушенном свете ночника обозначился Катин силуэт, тонкий розовый шелк пеньюара скорее демонстрировал, чем скрывал ее фигуру, обрисовывал стройные ноги, узкую талию, небольшую упругую грудь.
— Ну вот вы опять не спите, я так и знала! — недовольно произнесла она, подходя ближе к нему. — Бессонница?
Он расслабленно раскинулся на кровати, широкие плечи, поросшая темными волосками грудь в вырезе футболки. Его вид пробудил в ней какое-то смутное теплое желание, а еще беспокойство.
— Да, бессонница, — сокрушенно откликнулся Сергей. — И еще, может, нам уже пора перейти на ты?
— Не знаю, мне всегда это почему-то дается нелегко!
— Думаю, стоит попробовать.
— Мои родители прожили вместе полтора года, уже родилась я, а мама все никак не могла назвать отца по имени и обращалась к нему исключительно на вы. Наверное, у меня это от нее — Катя сказала все это и отошла к окну.
Из окна открывался потрясающий вид на залитый огнями Мехико, сияющий мегаполис, город устрашающих контрастов и древней истории.
— Удивительно звездное небо, как будто Гера разлила молоко note 9 — еле слышно прошептала Катя.
— Не думал, что сейчас еще кто-то помнит эту легенду — размышляя о чем-то своем, сказал Сергей.
Катя стояла, прижавшись лбом к стеклу, плечи грустно поникли, она уже не казалась Сергею соблазнительной и немного искушенной женщиной, а, скорее, напоминала одинокого заблудившегося ребенка.
С трудом выбравшись из постели и доковыляв до окна, Сергей осторожно взял ее за руку, тоненькие пальчики были холодными и слегка дрожали.
— Видите созвездие Кассиопеи, а рядом Большого пса и мириады мелких звездочек рядом с ними, похожих на серебряную пыль, — тихо произнес он, и его теплое дыхание обожгло ее кожу.
— Да, вижу. Здесь и, правда, совсем другое небо. А вон там ведь Андромеда и Калипсо?
— Да. Вы… ты отлично ориентируешься в звездном небе.
— Папа, отец научил меня различать звезды, раньше, чем я, наверное, научилась читать. Последний раз я видела Млечный путь лет 18 назад в Коктебеле, когда мы с ним вдвоем гуляли вдоль моря…
— Расскажи мне о нем, — попросил Сергей. Ему вдруг показалось очень важным понять, какими были ее родители, откуда взялся ее решительный характер, острый ум, блестящая эрудиция.
— Не думаю, что тебе будет интересно, — Катя обратилась к нему на ты и сама удивилась, как легко это у нее получилось, как будто они знакомы не два неполных дня, а целую вечность. Или всему виной этот звездный вечер и вдруг возникшее между ними хрупкое понимание. — И еще тебе следует прилечь и отдохнуть, завтра у нас долгий и сложный день. — Сергею уже лет 30 никто не говорил, что ему следует делать, а что нет, но он послушно добрел до кровати и лег на одеяло, Катя заботливо поправила подушку и присела рядом.
— Дай мне, пожалуйста, воды и рассказывай. Считай меня случайным попутчиком, которому можно сказать даже больше, чем близкому и знакомому человеку.
Случайный попутчик — эти слова больно резанули Катин слух, душу, сердце. Именно так он ее и воспринимает, случайную попутчицу … Но все же ей почему-то очень захотелось рассказать про родителей, про детство.
— Отец, он был удивительным: физик и лирик в одном флаконе. Днем изобретал подшипники для самолетов, какие-то масла и смазки, а по вечерам читал мне классику: Мольера и Бальзака, Лермонтова и Тургенева — вместо детских сказок. Мне было лет 5, я сама не умела читать, а мы с ним вовсю декламировали Блока и Маяковского. Знаешь: «Да, скифы мы, да, азиаты мы…» или «Гордо реет буревестник…». А еще он рассказывал мне про звезды и планеты, про Трою и про то, как Шлиман нашел ее; читал легенды и мифы, — каким-то зачарованным голосом говорила Катя. Сергей думал, как этот портрет ее отца в чем-то похож на его собственные отношения с крошкой-дочерью. Он хотел рассказать маленькой Лизе все, что знал и любил сам, чем восхищался. Правда, он любил читать дочке Гумилева: «На озере Чад изысканный бродит жираф». И все это, несмотря на то, что девочке было всего 3 с половиной года.
— Ты сказала, что он умер, наверное, тебе его очень не хватает.
— Для меня он умер гораздо раньше, когда ушел от нас с мамой.
— Извини.
— Тебе не за что извиняться. Он оставил нас, когда мне было 10, через 3 дня после нашего возвращения из Коктебеля, просто уехал на работу и не вернулся домой. Когда мама обзванивала больницы и морги, он уже был с другой семьей. Знаешь то, как пишут в книгах, «за одну ночь она стала взрослой», это правда, так было со мной: детство вдруг кончилось.
— Ты так интересно говоришь: оставил нас.
— Так и было: он развелся не с мамой, а с нами обеими, как он сам сказал потом: «стряхнул пыль со своих сапог, чтобы идти вперед».
— Как вы жили с мамой? — Сергею казалось невероятной такая черствость, грустно: «развелся с нами».
