— Ужас какой! — пробормотала женщина. — А вроде тихий такой, на злыдня не похож.
— Это вы о ком?
— Да о хозяине квартиры. Всегда здоровается, вежливый, и пьяным я его не видела.
— Как фамилия, где работает?
— Не знаю. Он квартиру эту полгода назад купил. Вроде Василием звать, а фамилию свою он мне не называл. Да и зачем она мне?
Сидорчук развязал на пленнице верёвки. Ему бы разрезать их, да ножа не было. Кляп изо рта девушка сама вытащила и вдохнула воздух полной грудью.
— Поясните, что произошло, — строго обратился к ней сержант.
Но у бывшей пленницы градом хлынули слёзы из глаз, она стала всхлипывать, а затем и вовсе началась истерика.
— Сидорчук, вызови «Скорую»!
— Слушаюсь.
«Скорая» прибыла раньше следователя, и врач принялся оказывать помощь девушке, колоть успокоительное. К счастью, травм у девушки не было.
Потом загудел лифт, остановился, двери его раскрылись, и Володя, к досаде своей, увидел вчерашнего следователя. Вот уж с кем он точно не хотел бы встретиться! А ещё говорят, что снаряд в одну и ту же воронку дважды не попадает…
Глава 2. Под подозрением
Следователь прокуратуры тоже узнал Володю, и последовала немая сцена.
— Опять вы? — только и спросил он. — В качестве кого?
— Понятым.
— Что-то мы с вами часто встречаться стали, вы не находите?
— Не нахожу, — пожал плечами Володя. — Случайность.
— Ну-ну. Сержант, что тут у вас? — Следователь прошёл в квартиру.
Сержант что-то стал бубнить. Володя разговора не услышал: дальше двери его не пускал рядовой полицейский.
Девушка уже пришла в себя. Сотрудники «Скорой» провели её в комнату, где обосновались следователи.
Разговор длился около получаса, потом «Скорая» забрала девушку с собой. Володя понял: увезли в больницу, скорее всего, для освидетельствования. Ведь видимых травм у неё не было, и шла она сама, хотя фельдшер «Скорой» и поддерживал её под руку.
На пороге появился сержант.
— Понятые, заходите, надо подписать протокол.
Сержант был явно рад. Вскрытие двери в квартиру не принесёт ему неприятностей, и потому на губах его играла улыбка.
Соседка по этажу нехорошей квартиры и Володя прошли в комнату.
Следователь сидел за столом и что-то писал на бумаге. Попросив назвать паспортные данные, он вписал их в протокол, подвинул протокол понятым:
— Ознакомьтесь и поставьте подписи.
Первой подписалась соседка, потом, не стесняясь, осмотрела обстановку в комнате. Но здесь всё было как у всех: стенка, стол, телевизор.
— Горшкова, вы можете быть свободны. Соколов, вас я попрошу задержаться. Присядьте.
Володя уселся на стул.
— У меня есть к вам вопросы.
— Если смогу — отвечу.
— Непонятные моменты есть. Вы звонили?
— Я.
— Со слов сержанта вы услышали крики о помощи из этой квартиры и позвонили. Ваша квартира как раз над этой?
— Всё правильно.
— А как девушка могла кричать, если у неё во рту кляп?
Володя пожал плечами:
— Вы меня в чём-то подозреваете?
— Пока нет.
— Что значит — пока?
— Девушка сказала, что никогда раньше вас не видела.
— Ну вот. Вы же видите — я ни при чём.
— В принципе она вам освобождением обязана, а может быть — и жизнью. Это по вашему звонку сюда полиция прибыла.
— Тогда по крайней мере поблагодарить надо, а вы сразу подозревать.
— М-да, простите. Разберёмся.
Разговор не успел закончиться, как с лестничной площадки раздался шум, вопли «Стой!», топот ног, и вскоре сержант ввёл в комнату хозяина квартиры. На его руках были наручники.
— Как увидел нас у двери своей квартиры, сразу попытался сбежать. Так мы его догнали — и в «браслеты».
— Отлично, грамотно действовали. Я позвоню вашему начальнику.
Следователь повернулся к задержанному:
— Я — следователь Следственного управления, моя фамилия Комнин.
Володя усмехнулся: надо же, и фамилия знатная, как у византийского императора.
— Соколов, вас я не держу, вы свободны.
Володя с облегчением вышел. В принципе всё закончилось. Девушка, фамилию которой Володя так и не узнал, освобождена, злодей задержан. Как говорится, добро восторжествовало. Только половина выходного пропала, да ещё и на заметку к этому Комнину попал. Вчерашнюю встречу вполне можно списать на случайность, а сегодняшнюю? Следователь может нафантазировать чёрт-те что. Хотя у Володи есть железное алиби — показания девушки. Ведь глаза у неё завязаны не были, и похитителя своего она видела. И «следаку» наверняка об этом рассказала. Но тем не менее неприятный осадок от происшествия у Володи остался.
Однако история на этом не закончилась. Через несколько дней Володя обнаружил в своём почтовом ящике повестку к следователю. Из стандартного текста было совершенно непонятно, по какому делу его вызывают. Теперь их у следователя было два, и в обоих фигурировал он, Володя.
Повестка была на шестнадцать часов, объясняться с заведующим отделением не пришлось, и этому обстоятельству Володя был рад. По адресу, указанному в повестке, он добрался быстро: обычно такие присутственные места располагаются в центре. Он предъявил на входе повестку, паспорт, и охрана его пропустила.
Эх, сколько же дармоедов сидит, как исстари, у входов ну совсем уж мирных мест — даже в Пенсионном фонде, не говоря уже о более серьёзных учреждениях. Получают зарплату, протирают штаны — и все крепкие, здоровые мужики. Им бы на производство, за станки встать, лес валить, сталь в сталелитейных цехах заводов плавить. А случись, как в московской школе, стрельба и убийство, они ведь и сделать ничего не могут. Охранник должен был застрелить мерзавца или хотя бы брызнуть ему в лицо слезоточивым или перцовым газом, детей уберечь от захвата — не смог… В школе погибли полицейский и учитель.
Приблизительно с таким душевным настроем Володя постучал в дверь кабинета следователя. Получив разрешение, вошёл.
Следователь сидел, обложенный стопками бумаг.
— А, Соколов! Присаживайтесь.
Можно и присесть. Вины Володя за собой не чувствовал, но некоторая скованность и напряжение были. Он заранее решил отвечать на вопросы обдуманно, не торопиться. Следователь может прицепиться к неосторожно обронённому слову.
— Как поживаете?
— Вашими молитвами. Скажите, император византийский вам не родня? Скажем, прапрадедушка?
Лицо следователя покрылось красными пятнами: вопрос ему явно не понравился. Зато Володя в душе обрадовался. Когда человек расстроен, он хуже контролирует свои чувства и может сказать что-то, что не следовало говорить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});