Третий гость, появившийся на пороге уже после того, как Маршалл и Заир Шах приступили к трапезе, выглядел настолько поразительно, что все мужчины (исключая одного Сервуса Нарота) вскочили с мест и замерли с открытыми ртами. Во-первых, он был женщиной. Во-вторых, женщиной весьма и весьма красивой: стройная тонкая фигура, изящный изгиб длинной шеи, высокая грудь, пышные белокурые волосы и красный бант на самой макушке. Весь облик ее вмиг запечатлелся в памяти Пеппо — видимо, уже на всю жизнь. Прежде ему не доводилось видеть таких красоток, тем паче так близко — она стояла в пяти шагах от него, чуть щуря прекрасные голубые глаза, обрамленные густыми черными ресницами. Мысленно ахнув, Пеппо призвал на помощь всю свою волю, дабы с позором не упасть обратно на табурет. Похоже, то же случилось и с остальными гостями. Заир Шах, например, несмотря на почтенный возраст, тяжело дышал и скреб когтями тощую волосатую шею, а белый медведь Лумо горестно качал большой башкой. Девушка тихим, нежным и звонким голоском представилась всем: Лавиния, после чего прошла к торцу стола и села там, отвернувшись к стене.
Только тогда гости снова рухнули на места и перевели взгляды на четвертого. Пеппо, после созерцания небесной красоты Лавинии неспособный оценить еще кого-либо, равнодушно посмотрел на непомерно толстого (он состоял из Сервуса Нарота и белого медведя, да еще можно было бы добавить шемита), одышливого краснолицего человека, который не сумел избежать дружественных объятий Гвидо, после чего, недовольно отфыркиваясь, прошел к тому же торцу стола и уселся рядом с девушкой, вытирая пот рукавом шелковой пестрой рубахи.
— Это Теренцо. — Благородный рыцарь махнул рукой в сторону толстяка. — Он аквилонец, родом из славной столицы Тарантии. Лавиния — его супруга.
Лица гостей непроизвольно скривились. Каждый подумал про себя: «Что делать этой красавице рядом с таким уродцем?» Но Теренцо, по всей видимости, отличался похвальной проницательностью, ибо вдруг хрипло, с повизгиваниями, расхохотался — впрочем, мгновение спустя вновь заткнулся, выставил перед собой два жирных пальца и уставился на Сервуса Нарота.
— Сейчас, — кивнул тот в ответ на взгляд и жест гостя. — Теренцо просит, чтобы я вам всем пояснил: нынешний день и следующий он нем, так что не обращайтесь к нему с разговорами — все равно ничего не услышите. Дело в том, что он порядком болтлив, вот и устраивает себе раз в год «луну молчания». В течение этой луны никто не слышит от него ни единого слова, зато потом…
Теренцо мрачно хмыкнул и повернулся к супруге. Она тотчас протянула руку к блюду с бараниной, ловко оторвала кусок внушительного размера и бросила его в пухлые ладошки мужа, сложенные лодочкой нарочно для этой цели.
Пока толстяк насыщался, гости молча рассматривали друг друга. Пеппо не заметил в сем ни симпатии, ни интереса. Так, словно запертые чужой волей в темнице, они готовы были терпеть это общество, но не более того. Пожалуй, только на Бенине взоры обращались благосклонные. А он и в самом деле казался воплощением добродетели — даже намека на тайный порок не было в его чистом, тонком, красивом лице.
— Ну что? — вздохнул благородный рыцарь. — Почти все в сборе.
— Почти? — Философ улыбнулся.
— Остался еще Леонардас — офирец. Он приедет ночью.
— Может, ты объяснишь, Сервус, зачем собрал нас здесь? — скрипучим голосом вопросил Заир Шах, посасывая все ту же кость, уведенную из блюда Бенине.
— А как же! — весело сказал рыцарь. — Вот прямо сейчас и объясню. Дело в том, друзья мои, что я хочу ознакомить вас всех с одной вещью, которая ныне принадлежит мне. Вы — известные в своих городах (и странах) ценители прекрасного. Вам, именно вам несут похитители уворованные сокровища, будучи уверенными в том, что вы назовете истинную цену… Так вот, если я — по какой-либо причине — лишусь своей… своей вещи — вас уже не обманет наглец…
Заир Шах недовольно скривился, отчего тощее лицо его стало похоже на высушенную луковицу.
— Значит, коли в мои руки попадет вышеупомянутая вещь, я должен буду отнять ее и задержать вора?
— Ну да, — легко согласился Сервус. — А что, ты хотел бы оставить ее у себя?
— Таковы правила, — надувшись, ответствовал старик.
— У меня тоже есть свои правила. — Благородный рыцарь сложил руки на могучей груди ухмыльнулся. — Если мой гость ведет себя как свинья, его вышвыривают отсюда мои слуги…
— Я пошутил, — поднял сухую руку Заир Шах. — Конечно, я задержу вора и отниму у него твое сокровище, можешь быть уверен.
— Что ж. Тогда — идемте! Я думаю, никто не откажется посмотреть мои камешки?
Сервус Нарот встал, обвел гостей пристальным взглядом, как бы проверяя еще раз, на что они способны и способны ли вообще. Затем взял со стола кувшин с пивом и прильнул к нему толстыми губами, по обыкновению обливаясь с подбородка до пят. Восемь пар глаз следили за сим процессом внимательно, ожидая окончания его и последующей затем экскурсии в знаменитую сокровищницу рыцаря; восемь сердец сбились с ритма и прыгали в груди, словно лягушки в банке.
Никто и никогда еще не видал полной коллекции самоцветов Сервуса Нарота, и вот сейчас волею или простым поворотом судьбы им, действительно ценителям, действительно авторитетам в области драгоценных камней, предстоит собственными глазами взглянуть на лучшую в мире (так утверждали те, кто знал хотя бы краткий перечень самоцветов рыцаря) сокровищницу.
— А впрочем, — благородный рыцарь с грохотом поставил на стол пустой кувшин, — теперь мне нет охоты спускаться в подвал. Да и Леонардаса все же следует подождать. Прощайте!
Он развернулся и быстрым широким шагом вышел из зала, оставив гостей в полном недоумении и растерянности. Пеппо заметил: один только Бенине вздохнул облегченно.
Глава четвертая. В сокровищнице рыцаря
Ночью в комнату Бенине постучался Сервус Нарот.
— Меня хотят убить, — прошептал он на ухо сонному философу. — Я знаю точно.
Бенине сел на кровати, с удивлением всмотрелся в бледное, почти белое лицо друга, в потемневшие глаза с расширенными зрачками. Похоже, Сервус не шутил и не лукавил.
— Меня хотят убить, — повторил он. Левая щека, утратившая румянец, задергалась, и рыцарь с досадой прижал ее ладонью.
— С чего ты взял?
— Я расскажу тебе… Ты знаешь, что у Ламберта есть племянник? Фенидо, сын служанки моей матери… Мы росли вместе, и он был мне… Нет, не другом, конечно, но… Я любил его как брата, я доверял ему.
— Постой, Сервус. Ты прежде не говорил мне о нем.
