ум мне не приходило. Господину не с первого раза удалось приставить ключ к замку. Когда дверь отворилась, на меня хлынула жажда жить. Вот так вот получается: страх умереть от чужой руки спасает от суицида.
Мы поднялись по порожкам, повернули направо и слева нас ждала дверь квартиры под номером 36, но, как я заметила, шестёрка находилась уровнем ниже тройки и слегка качнулась, когда незнакомец открыл её.
— Пожалуйста, проходите, — умоляюще слетело с его губ.
Серая перчатка указывала мне путь внутрь. Я боялась глядеть на лицо незнакомца и смотрела на пол. Глаза наполнились влагой. Я шагнула вперёд, и вскоре дверь за моей спиной закрылась. Незнакомец повернул замок.
Странный неприятный запах тут же обрушился на меня удушливой волной.
— Давайте, я вам помогу.
Господин со шляпой принялся снимать с меня куртку. Я стояла, как под гипнозом, и не противилась ему. Окончив это, он повесил куртку на один крючков, который был прикручен к двери. Мы находились в маленькой прихожей: справа в углу висела полка со всякими мелочами — незнакомец уже успел положить туда ключи от квартиры и перчатки, — стена слева скрывалась за двумя раздвижными дверями — незнакомец сдвинул левую вправо и повесил своё пальто на вешалку, после чего закрыл шкаф, — а рядом висело большое зеркало в человеческий рост. Господин со шляпой — он её не снял — несмело повернулся ко мне лицом, демонстрируя свои невзрачные брюки и свитер. Обои в прихожей были все обшарпаны, оторваны и висели лохмотьями. Справа имелся проём, ведущий в гостиную с солидной стенкой из шкафов. Впереди прихожей существовал крохотный коридор, который вёл на кухню — там стоял обеденный стол, — а по левой стороне коридора находилась запертая дверь, за которой, наверное, располагался туалет.
— Может быть вы хотите чаю или кофе?
Глаза господина поблёскивали сквозь очки и были широко раскрыты. Я не знала что делать в данной ситуации: заговорить или продолжать молчать. Незнание совершало второе.
— Может, пройдём на кухню? — Хозяин квартиры коснулся моей спины. Мой испуганный взгляд был направлен на пол. — Не разувайтесь.
Мы оба, обутые, двинулись вперёд. На кухню. Справа располагался небольшой прямоугольный стол с табуретом, а слева своё место занял кухонный гарнитур, напротив входа имелось окно.
— Пожалуйста, присаживайтесь.
Господин со шляпой подвинул мне табурет, и я вынуждена была сесть спиной к коридору. Потом господин принялся закрывать окно занавесками. Во всех его движениях проглядывали неловкость, волнение и… боязнь. Казалось, он сам страшился того, что делает. Это наводило меня на разные мысли, что а) он не маньяк, а просто очень-очень-очень странный тип; и б) я всего-навсего его первая жертва. Хозяин квартиры вытащил из-под стола второй табурет и сел по мою левую руку, но через секунду ему в этом что-то не понравилось и он передвинул табурет, чтобы расположиться напротив меня, почти спиной к стене, у окна.
Мы сидели и молчали. Всё это давило на нас обоих. Я вынуждена была разглядывать стоящую возле меня большую круглую тарелку со следами еды и ложку.
— Ой, что ж это я.
Господин стыдливо вскочил, быстро взял тарелку и хотел было положить её в раковину, но та уже была полна грязной посуды, поэтому господин от нечего делать вернул тарелку на стол и поставил около своего места. Потом он подошёл к плите, включил чайник и принялся доставать из верхнего шкафа кружки.
— Вам кофе или чай?
Спросил он, с воодушевлением повернувшись ко мне. Никогда не заговаривайте с незнакомыми.
— А, ну да.
Я рискнула взглянуть на господина, пока тот наводил кофе.
— Одна к двум, да?
Говорил он, не оборачиваясь, и в его голосе слышалось бодрость.
Одна к двум.
Засыпав нужное количество ложек, господин принялся стоять спиной ко мне, уперев ладони в столешницу и повернув голову к чайнику, который, казалось, будет кипятиться вечность. Поэтому господин взял его, вылил лишнее количество воды в раковину, взболтал содержимое чайника круговым движением руки и снова поместил его над пылающей конфоркой. И мы опять принялись ждать. Скинув многотонный груз с плеч, господин взял клубившийся паром чайник и наполнил две кружки. Затем дребезжание чайной — в данном случае кофейной — ложки. И подача на стол.
Господин со шляпой сидел и глубоко дышал. Его волосатые ладони обхватили кружку. На кавказца господин явно не был похож, скорее на еврея со своей шляпой и бородой. Ногти его по зубам не тосковали, когда в волнении постукивали по кружке, в отличие от моих, потому что с детства страдаю этой грязной привычкой, — грызть ногти. Я к кофе не прикасалась. Господин отпил глоток и заговорил:
— Пожалуйста, выслушайте меня… — Я почувствовала себя священником во время исповеди. — Вы верите в чудеса?.. Не отвечаете? Это всё потому, что вы их не видели… А я видел… — Здесь он задумался, чем бы продолжить свою речь. — А в любовь вы верите? — Это понятие было мне ближе. — Кажется, верите. И я вот верю… Верите, потому что любили, так? И я любил… У меня были две любви. Одна — первая, настоящая. Она была для меня всем… а потом вторая — тоже настоящая. И она была для меня всем. Я любил их обеих… И продолжаю любить. — Мягкий искренний голос господина со шляпой потихонечку воздействовал на меня, и мне уже становилось не так страшно, захотелось взглянуть на говорившего. И вдобавок это позвякивание ногтей по кружке. — А верите ли вы в несчастия? Страдания? Ммм? Можете не говорить. Все мы в это верим. Уж что-что, а это чувствовал каждый из нас. — Господин сделал большую паузу и протяжённо выдохнул через рот. — Я потерял обе свои любви… Одну, к большому сожалению, безвозвратно… Но вот первую… — Он со всхлипом вздохнул. — Скажите, вы любили в детстве?.. По мне в детстве любовь какая-то… не знаю… другая, наверное… на всю жизнь… Может, например, у вас был какой-нибудь любимый питомец? Кролик там, кошка… собака. — В этот момент я почувствовала что-то знакомое, что-то странное исходило от господина со шляпой. Этот голос, который, казалось, знает меня всю жизнь. Я подняла лицо на незнакомца. Его очки лежали на столе, а из глаз обильно текли слёзы. — У меня для вас кое-что есть. — Господин потянулся к шляпе и снял её. Положил на стол и отвязал обрамлявшую её жёлтую ленту. Там скрывался медальон. Господин протянул его мне.
— Откуда это у вас?
Это был подарок Тимура. Я открыла крышку и увидела нашу совместную фотографию. Мы, счастливые — я, Писюн и Тимур —
