— Андрей, смена статуса для меня не является проблемой. Достаю удостоверение — и вот я уже следователь. А вам превратиться в задержанного, наверное, не очень хочется.
— Так, значит, вы меня подозреваете?! В чем, позвольте поинтересоваться?
— Подозреваю ли я вас вообще, и насколько, зависит от того, как вы ответите на мои вопросы.
— Тогда задавайте. Я TOTQB! — Андрей посерьезнел.
— Расскажите мне еще раз о цели вашего визита в наш город.
— Хорошо. В тысяча девятьсот девяносто девятом году в этих местах пропал без вести профессор Сомов. После вашего запроса я понял, что у вас появилась новая информация о нем, и решил пообщаться с вами лично. Поэтому и приехал.
— Вы его ученик?
— Да. Я вам говорил об этом. Что-то не так?
— Нет, я навел справки. Все правильно. Но вы не были участником той экспедиции.
— Да, я не смог поехать.
— Почему? — у следователя было много вопросов.
— Я принимал тогда участие в международных соревнованиях.
— Выиграли? — спросил Буряк.
— Да, получил золото. Что-то еще?
Чтобы ответить на мой запрос, вы могли бы ограничиться телефонным звонком или письмом, но предпочли приехать сюда лично. Причем именно вы, а не кто-нибудь из участников экспедиции. Почему?
— Те ребята вообще повели себя очень странно. Они вышли из нашего исторического клуба и прекратили с нами все контакты. Они выглядели запуганными, хотя я уже не один год их знаю и думаю, что запугать их нелегко.
— Вас тоже?
— И меня! Профессор Сомов был моим учителем, и я считаю своим долгом расследовать обстоятельства его гибели, даже если мне будет угрожать опасность. Поэтому, если вас еще что-то интересует, спрашивайте.
— Скажите, когда вы поселились на маяке, вы знали, что здесь до вас жил человек, возможно причастный к исчезновению Сомова?
— Да, я догадывался, что бывший смотритель маяка причастен к исчезновению моего учителя, — признался Андрей.
— Объясните, как вы догадались? А то как-то странно получается: вы по собственной инициативе приехали сюда, поселились там, где жил единственный подозреваемый, и тут же нашли очень важную улику.
— Прежде чем ехать к вам, я запросил и внимательно прочитал всю местную прессу. Об этом смотрителе много писали. А когда пришел ваш запрос, я предположил, что именно его вы подозреваете.
— Поэтому и решили подбросить улику? — резко спросил следователь.
— Да нет. Я понимаю, что у вас есть сомнения в моей искренности. Но на самом деле, я решил провести собственное расследование параллельно с вашим.
— И только прибавили мне хлопот! Если, подозревая вас, я иду по ложному следу, то невольно даю настоящим преступникам возможность скрыться или замести следы преступления.
— Каюсь, я не предполагал, что дело примет такой оборот, — расстроился Андрей.
— Хорошо, что, по крайней мере, сейчас вы это осознали. Надеюсь, у вас больше не возникнет желания поиграть в Шерлока Холмса?
— Готов быть Ватсоном, если вы позволите, конечно! Следователь невольно улыбнулся:
— Посмотрим. Кстати, я все еще подозреваю вас. И как видите, вы сами в этом виноваты.
— Тогда задавайте следующий вопрос. Может быть, ответ снимет ваши подозрения.
— Надеюсь. Вы знаете, что смотритель сбежал во время следственного эксперимента, здесь, на маяке?
— Да, ваши коллеги сказали мне об этом.
— А где вы были в это время?
— У Полины Самойловой. Помните, я говорил вам, что знаком с ней.
— Хорошо, я проверю это. Спасибо, что ответили на мои вопросы. Надеюсь, вы ничего больше не предпримете, не предупредив меня? И, пожалуйста, будьте осторожны. Смотритель в любой момент может объявиться на маяке. Он очень опасен.
— Кстати, то, что я был у Самойловой во время побега смотрителя, может подтвердить еще один человек.
— Кто? — почему-то насторожился следователь.
— Одна девушка, Маша Никитенко.
— Вы знакомы с Машей? — удивился Буряк.
— К сожалению, не очень близко. Пока, —г сказал Андрей, грустно улыбаясь.
Следователь ушел от Андрея озадаченным. Вопросов у него по-прежнему было намного больше, чем ответов.
* * *
Что должен сделать мужчина, если женщина не права? Французы считают, что он должен извиниться. Возможно, это единственный правильный ход, если, конечно, вы не собираетесь навсегда расстаться с этой женщиной.
Утром Буравин решил поступить именно так — извиниться. Он долго собирался с духом и уже перед самым выходом на работу подошел к Полине и тихо сказал:
— Ты прости меня, я вчера был неправ.
— Ничего, я тоже погорячилась, — улыбнулась Полина. — Нервы у всех на пределе.
— Я увидел синяки на твоих руках, — у Буравина заиграли желваки, — и меня это просто взбесило…
Полина понимала, что Буравин прав.
— Я сама не знаю, что делать. Борис одержим. С ним стало невозможно разговаривать, — пожаловалась она.
— Так ты и не разговаривай! — посоветовал Буравин. — Предоставь это мне!
— Ох, Виктор, ты снова начинаешь!
— Подожди, Полина, не заводись, — стал успокаивать Буравин вспыхнувшую Полину.
— Ну как ты не можешь понять, Витя? — втолковывала она, — там мои дети.
— Но вчера же ты ходила не к детям.
— Вчера мне надо было поговорить с Борисом об Ирине.
Буравин как-то сразу переключился на другую волну:
— А что с Ириной?
— Ничего хорошего, Виктор.
— Понятно, в тюрьме всем плохо.
— Она не все, она моя сестра, — напомнила Полина.
— Чем мы можем ей помочь? — сочувственно спросил Буравин.
— Боюсь, что уже ничем. Ее депортируют в Якутию.
— Ирину депортируют? — Буравин удивился. — В Мирный?
— Да, и будут там судить. А она не хочет, чтобы Борис ей помогал.
— А чем он может ей помочь, Полина?
— Да всем, чем угодно. Сочувствием, деньгами, — Полина решила рассказать Буравину всю правду. — Он готов ехать за ней в Мирный, жениться и ждать ее освобождения. Ты представляешь?
— С трудом. Прямо как декабристка, — не удержался от ироничного тона Буравин. — Вернее, декабрист. Там наоборот: женщины за мужчинами отправлялись в холодные края.
— Ну что ты иронизируешь? Она отказывается от его помощи, — грустно заметила Полина.
— Вот ее я могу понять. Я не верю в продуманность его решения. По-моему, оно было принято тебе назло.
— Неважно, — махнула рукой Полина. — Но после ее отказа Борис лишается личного стимула в жизни, это ты понимаешь?
— Да. Понимаю, что теперь он точно не оставит нас в покое.
Похоже, что Полину это не пугало:
— Пойми, Витя, нельзя думать только о себе. Вокруг нас близкие люди, они имеют право на счастье не меньше нас.
