— И, и, и он собирал утреннюю росу и мыл в ней голову, и, и, и…
Чудакулли замолк. Он не был злым человеком.
— Ты сейчас что пьешь? — осведомился он.
— Су-су-су… — залепетал казначей.
— Все так же глотаешь эти свои пилюли из сушеных лягушек?
— Д-д-д-д-д.
— В левом кармане?
— Д-д-д-д-д.
— Так… Теперь глотай.
Несколько секунд они тупо смотрели друг на друга.
Потом казначей обмяк.
— М-м-мне уже гораздо лучше, аркканцлер, спасибо.
— Что-то явно происходит, казначей. Печенкой чувствую.
— Как скажешь, аркканцлер.
— Кстати, ты что, в тайное общество какое вступил?
— Я… Конечно нет, аркканцлер.
— Тогда сними с головы подштанники. Тебе не идет.
— Знаешь его? — спросила матушка Ветровоск.
Нянюшка Ягг знала в Ланкре всех, в том числе и то жалкое существо, которые сейчас валялось в папоротнике.
— Вильям Скряб из Ломтя, — мигом откликнулась она. — Один из троих братьев. Помнишь, он еще женился на девчонке Тюфяксов, на той, у которой зубы с проветриванием?
— Надеюсь, у бедняжки найдется приличное черное платье, — покачала головой матушка Ветровоск.
— Похоже, его чем-то закололи, — констатировала нянюшка Ягг, осторожно, но решительно переворачивая тело.
К трупам она относилась спокойно. Ведьмы часто готовили тела к погребению, а также выступали в качестве повивальных бабок, поэтому для многих людей в Ланкре лицо нянюшки Ягг было первым и последним впечатлением — эти два события настолько впечатывались в память, что вся остальная жизнь между ними могла показаться скучной и серой.
— Насквозь, — охнула она. — Его ж насквозь проткнули. Вот это да! Кто ж сотворил такое?
Обе ведьмы разом повернулись и посмотрели на камни.
— Не знаю, что это было, но точно знаю, откуда оно явилось, — буркнула матушка Ветровоск.
Теперь нянюшка Ягг тоже заметила, что папоротник вокруг камней примят и весь почернел.
— Вот теперь я пойду до конца, — мрачно промолвила матушка.
— Ты, главное, не ходи…
— Я сама знаю, куда следует ходить, а куда не следует. Спасибо за совет.
Плясунами назывались восемь камней, и у трех из них были собственные имена. Матушка двинулась в обход круга, пока не подошла к каменюке по прозванию Трубач.
Она вытащила одну из булавок, которыми была приколота к волосам остроконечная шляпа, поднесла ее к камню, после чего отпустила.
Потом вернулась к нянюшке.
— В камнях еще сохранилась сила, — констатировала матушка. — Ее немного, но есть.
— Кто мог настолько ополоуметь, чтобы прийти сюда и плясать вокруг камней? — изумилась нянюшка Ягг и добавила чуть погодя, когда в голову пришла предательская мысль: — Маграт все время была с нами.
— Кто? Это нам и предстоит выяснить, — ответила матушка с мрачной улыбкой. — А теперь помоги-ка поднять этого беднягу.
Нянюшка Ягг наклонилась над телом.
— Тяжеленный какой. Жаль, Маграт с нами нет.
— А вот я об этом ничуточки не жалею. Слишком уж она легкомысленная. Ей легко вскружить голову.
— Хотя очень приятная девушка.
— Но сентиментальная. Думает, что жизнь можно прожить как в сказке и что народные песни соответствуют истине. Но я все равно желаю ей счастья.
— Надеюсь, из нее получится хорошая королева.
— Мы научили ее всему, что она знает, — сказала матушка Ветровоск.
— Ага, — согласилась нянюшка Ягг, пятясь в заросли папоротника. — Слушай, как ты думаешь… может…
— Что?
— Как думаешь, может, стоит научить ее всему, что знаем мы?
— На это уйдет слишком много времени.
— Пожалуй, ты права.
Письма доходили до аркканцлера достаточно долго. Почту от ворот Университета забирал тот, кто проходил мимо, и складывал на полку. Или использовал для того, чтобы прикурить трубку. Или в качестве книжной закладки. Или, как в случае с библиотекарем, в качестве матраца.
Это письмо попало к аркканцлеру всего через два дня и было практически невредимым, если не считать пары кругов от чашки и бананового отпечатка пальца. Его доставили к столу вместе с прочей почтой, когда преподавательский состав Университета завтракал. Декан вскрыл конверт ложкой.
— Кто-нибудь знает, где находится Ланкр? — вдруг спросил он.
— А зачем тебе? — спросил аркканцлер, резко подняв голову.
— Какой-то король женится и хочет, чтобы мы приехали.
— Мило, очень мило! — воскликнул профессор современного руносложения. — Какой-то мелкотравчатый король женится и хочет, чтобы приехали мы?
— Это высоко в горах, — тихо произнес аркканцлер. — Насколько я помню, там неплохо ловится форель. Подумать только. Ланкр… О боги. Не вспоминал о нем уже сто лет. Знаете, там есть ледниковые озера, рыба в которых никогда не видела удочки. Ланкр. Да.
— Слишком далеко, — кивнул профессор современного руносложения.
Но Чудакулли ничего не слышал.
— А еще там есть олени. Тысячи оленей. И лоси. Волки везде бегают. И горные львы, ничего удивительного. Я слышал, там даже ледяные орлы встречаются.
Его глаза смотрели куда-то далеко-далеко.
— Их всего-то осталось с полдюжины.
Наверн Чудакулли очень много делал для редких видов животных. В частности, заботился о том, чтобы они оставались редкими.
— Самая что ни на есть глушь, — сообщил декан. — На самом краю карты.
— На каникулах я гостил там у своего дяди, — произнес Чудакулли, и глаза его затуманились слезами. — О, как я проводил там время… Великолепно. Там такое лето… Небо синее, как нигде больше… Там очень… И трава… И…
Он резко вернулся из просторов воспоминаний.
— Значит, нужно ехать, — резко выпрямился он. — Долг зовет. Глава государства сочетается браком. Очень важное событие. Волшебники должны на нем присутствовать. Хотя бы для вида. Положение обвязывает, как говорится.
— Лично я никуда не поеду, — решительно заявил декан. — Это же противоестественно, я имею в виду сельскую местность. Слишком много деревьев. Терпеть их не могу.
— А вот казначею не мешало бы проветриться, — сказал Чудакулли. — В последнее время он стал каким-то нервным, понятия не имею, почему. — Он наклонился и уставился вдоль стола. — Казначе-е-ей!
Казначей уронил ложку в кашу.
— Вот видите, — развел руками Чудакулли. — Комок нервов. Я ГОВОРИЛ, ЧТО ТЕБЕ НЕ ПОМЕШАЕТ ПОБЫТЬ НА СВЕЖЕМ ВОЗДУХЕ, КАЗНАЧЕЙ. — Аркканцлер ткнул локтем декана. — Надеюсь, бедняга еще не сбрендил окончательно, — произнес он, как ему казалось, шепотом. — Слишком много времени проводит в помещении, ну, ты-то меня понимаешь.
Декан, который выходил на улицу в среднем один раз в месяц, только пожал плечами.
— ТЕБЕ, ДОЛЖНО БЫТЬ, ПОЙДЕТ НА ПОЛЬЗУ ВЫЕХАТЬ НА ПРИРОДУ, ПОДАЛЬШЕ ОТ УНИВЕРСИТЕТА, А? — прокричал аркканцлер, кивая и жутко гримасничая. — Тишина и покой? Здоровая сельская жизнь?
— Я, я, я… Буду очень рад, аркканцлер, — выдавил казначей. На его лице, подобно осеннему грибу, проступила надежда.
— Молодец, молодец, — похвалил аркканцлер с лучезарной улыбкой. — Поедешь со мной.
Лицо казначея свело от ужаса.
— Нужен еще кто-нибудь, — оглянулся по сторонам Чудакулли. — Добровольцы есть?
Волшебники — все как один городские жители — с крайне заинтересованным видом уставились в свои тарелки. Они всегда проявляли уважение к еде, но на сей раз никому не хотелось, чтобы взгляд Чудакулли упал именно на него.
— Может, библиотекарь? — предложил профессор современного руносложения, бросив жертву на растерзание волкам.
Раздался одобрительный гомон.
— Хороший выбор, — поддержал декан. — Это как раз для него. Сельская местность. Деревья. А еще… деревья.
— Горный воздух, — подсказал профессор современного руносложения.
— Да, последнее время наш библиотекарь как-то неважно выглядит, — быстро согласился магистр неписаных текстов.
— Полагаю, соскучился по дому, — покачал головой декан. — Там ведь везде деревья.
Все выжидающе посмотрели на аркканцлера.
— Он не носит одежду, — сказал Чудакулли. — И постоянно у-укает.
— Он носит старый зеленый халат, — возразил декан.
— Но только после ванны.
Чудакулли шумно почесал в бороде. На самом деле библиотекарь ему нравился — никогда с ним не спорил и всегда сохранял хорошую форму, пусть даже она была несколько грушевидной, но для орангутана такая форма считается нормальной.
Здесь следует отметить, никто из волшебников уже и не замечал, что в библиотекарях у них ходит орангутан, если только какой-нибудь гость Университета специально не обращал внимание на сей факт. На что, как правило, отвечали примерно следующее: «О, да. Какой-то магический несчастный случай, если не ошибаюсь. Почти уверен, что именно так все и случилось. Был человек, стал примат. Самое смешное… я и не припомню, как он выглядел до этого. Ну, то есть он же когда-то был человеком. Да, странно, хотя лично я всегда считал его приматом. Право, ему так лучше».
