Из этого состояния он перешёл в сон, а во сне сознание, мягко говоря, не так активно, как в бодрствующем состоянии. Однако, когда дремлет сознание, мозг вовсе не спит, а, напротив, активно продолжает работать.
Именно во сне мозг доводит, так сказать, до ума — интегрирует и перераспределяет — интеллектуальные объекты, наши мысли и инсайты, появившиеся в нём во время бодрствования.
В этом, кстати, нетрудно убедиться, если сравнить активность бодрствующего мозга, с одной стороны, и мозга, находящего в знаменитой REM-фазе сна, зафиксированную с помощью позитронноэмиссионной томографии (ПЭТ), с другой9. Взгляните на рис. 5.
Рис. 5. Активность мозга человека, находящегося в разных состояниях сна и бодрствования, зафиксированная с помощью ПЭТ.
Итак, Пуанкаре просыпается утром с почти готовым решением — садится за стол и осуществляет необходимые расчёты.
В процессе у него возникает ещё несколько предположений (их описание в представленной цитате я пропустил — детали этого математического исследования не играют для нас здесь существенной роли).
Но ему надо ехать — он переключается на дела бытовые, собирается, едет, общается со своими товарищами.
Кажется, что всё, задачка выполнена, а развития последующих идей стоит ждать уже в другой раз, может быть, с очередной ночной чашкой кофе.
Однако же что происходит?.. Пуанкаре садится в омнибус: «Когда я заносил ногу на ступеньку омнибуса, мне пришла в голову идея — хотя мои предыдущие мысли не имели с нею ничего общего».
Ему в голову сама по себе приходит совершенно оригинальная мысль! Причём связанная вообще с другим разделом математики!
Проще говоря, Пуанкаре сначала максимально завёл, разогнал свой мозг — потратив на это несколько дней. В какой-то момент его мозг даже дошёл до состояния своеобразного перегрева — так, что даже сам Пуанкаре не ощущал себя более хозяином в собственной голове.
Этот этап работы позволил ему существенно продвинуться и закрыть специфический интеллектуальный гештальт.
Однако само это решение — «установление существования класса функций Фукса» — оказалось на деле лишь промежуточным, потому что сама задача потенциально встраивалась в куда более мощный и объёмный контекст (неевклидова геометрия), над которым Пуанкаре много и тяжело трудился.
Поэтому, расслабившись за бытовыми делами, но на самом деле не прекратив мысленно «блуждать», он позволил своей дефолт-системе найти это совершенно оригинальное и нестандартное решение — соотнести преобразование фуксовых функций с преобразованиями в неевклидовой геометрии, которое пока не давалось ему, так скажем, в лоб — одним только сознательным напряжением.
Вот как Пуанкаре заканчивает эту свою достаточно объёмную, содержащую множество примеров, статью:
«Излагая выше некоторые мои личные наблюдения, я рассказал между прочим об одной бессонной ночи, когда я работал как будто помимо своей воли; подобные случаи бывают нередко, и для этого нет необходимости в том, чтобы нормальная мозговая деятельность была вызвана каким-нибудь физическим возбудителем, как то имело место в описанном мною случае.
И вот в таких случаях кажется, будто сам присутствуешь при своей собственной бессознательной работе, которая, таким образом, оказалась отчасти доступной перевозбуждённому сознанию, но нисколько вследствие этого не изменила своей природе.
Тогда отдаёшь себе в общих чертах отчёт о том, что различает оба механизма или, если вам угодно, методы работы обоих "я"».
И в самом деле, Анри Пуанкаре пишет в своей работе о «подсознательном "я"» и «сознательном "я"», буквально предвидя открытие дефолт-системы мозга и центральной исполнительной сети.
Именно в их взаимодействии, которое может даже приводить наш мозг в состояние своего рода «изменённого сознания», Пуанкаре видит проявление высшей интеллектуальности человека.
По сути, Анри Пуанкаре говорит: когда вы доводите напряжение своего интеллектуального аппарата до максимума, когда у вас одновременно работает и сознательное, и бессознательное мышление, вы можете чувствовать себя как бы непричастным к той интеллектуальной деятельности, которая происходит в вашей голове.
Если у гениев это и в самом деле так, может быть, Сократ и правда слышал «что-то вроде голоса» в своей голове? Голос машины своего мышления…
ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ — НАРУЖУ ИЛИ ВНУТРЬ?
Философы любят объяснять простое сложным образом. У многих это вызывает недоумение, многих раздражает, на большинство же — навевает скуку.
Вообще говоря, это противоречит здравому смыслу — если нечто можно объяснить просто, зачем городить огород?
Всё дело в том, что наряду с такими вещами, которые и в самом деле можно объяснить, не прибегая к сложным умопостроениям, существуют и такие, объяснить которые практически невозможно.
К сожалению, большая часть психических феноменов относятся именно к этой — последней — группе: они необъяснимы, а точнее, неизъяснимы.
Как, например, объяснить такую вещь, как «сознание»? Или что такое, например, наше чувство прекрасного — как его определить, измерить, соотнести с чем-то другим?
Внутри самих себя нам вроде бы всё понятно: сознание — это когда я что-то сознаю, о чём-то думаю, а чувство прекрасного — это когда я испытываю чувство прекрасного…
Звучит логично, но на самом деле это чистой воды тавтология, поскольку ничего нового к изначальному слову я фактически не добавил: «сознание — когда сознаю», «чувство прекрасного — когда испытываю чувство прекрасного».
Вот по этим причинам философы и пытаются выдумать какие-то интеллектуальные инструменты — новые понятия, которые позволили бы им схватить эту несхватываемую, ускользающую от нашего действительного, а не кажущегося понимания реальность.
К числу таких слов, например, относится понятие «квалиа». Это производное от латинского слова qualitas, которое означает — свойство чего-то, его качество.
Аналитические философы выдумали термин «квалиа», чтобы обозначать им то, как вещи выглядят для нас — то есть для каждого из нас в отдельности.
Вот вы смотрите, например, на яблоко, и оно для вас какое-то — в вас есть некое ощущение этого яблока, в котором переплетены чувства цвета, формы, текстуры, вкуса, запаха.
Это ощущение яблока вами индивидуально, так это яблоко ощущаете вы и никто другой — это и значит «квалиа».
Возможно, что кто-то другой ощущает это яблоко так же, как и вы, но мы же не знаем этого. Более того, мы даже не можем это как-то проверить, это абсолютно невозможно, и благодаря понятию «квалиа» мы на этот факт указываем.
Гипотетически — если у вас и у этого другого человека одинаковое количество рецепторов на сетчатке глаза, на коже, в носу, на языке, и т. д., и т. п., идентично их расположение, состояние, одинаковое с вами устройство соответствующих сенсорных анализаторов в коре головного мозга, да и сам мозг точно такой же, до единой связи между нейронами, до их полного физико-химического состояния, — то вы будете иметь с этим человеком одинаковые «квалиа».
Проблема в том, что это и будете вы — причём вы нынешний, здесь и сейчас. Вот затем, чтобы это сказать, философам и понадобился термин «квалиа».
Впрочем, если мы не можем определить индивидуальные ощущения и указываем на это понятием «квалиа», возможно, мы сможем определить хотя бы феномен «сознания» — уж тут-то можно было бы, как кажется, как-то выкрутиться…
К сожалению, нет, не получится. За тысячелетия философам так и не удалось с этим справиться — «сознание» так и остаётся понятием без сколь-либо внятного определения.
