— Это не дебаты. Мне просто интересно тебя слушать. Ты говоришь вроде бы о простых и всем давно известных вещах. Но мне иногда кажется, что я узнал это только сейчас и только от тебя. Теперь я понимаю, почему ты выбрала журналистику.
— Почему же?
— Ты кого угодно в чем угодно уболтаешь. Ты можешь направить разговор в нужное русло. А еще — умеешь слушать. Это не так уж мало.
— Спасибо. Но ты, по-моему, немного преувеличиваешь. Ты же знаешь, что бывает и по-другому.
— Я-то знаю. Но у человека, который видит тебя первый-второй раз, создается именно такое впечатление. А в умении подать себя тебе не откажешь.
— Неужели? Хотя со стороны видней.
— У тебя есть еще один козырь: чувство юмора. Ты говоришь с иронией о своих проблемах и неудачах.
— А как иначе-то?
— Кто-то начинает ныть и плакать: все не так, все плохо.
— Говорят, пока недоволен жизнью, она проходит.
— Вот за это я тебя и люблю. Ты сама не куксишься и другим не даешь закиснуть.
— Иногда этим пользуются.
— То есть?
— Люди, с которыми я не так уж часто общаюсь, привыкли меня воспринимать как «человека, который смеется». И даже не могут представить, что бывает иначе. Но ведь иногда возникает ситуация, когда надо и когти показать. И тут, что называется, — немая сцена. Никто от меня, оказывается, такого не ожидал.
День пролетел незаметно. Ближе к одиннадцати Сашка стал поглядывать на часы.
— Ты что нервничаешь? Что-то случилось?
— Наверное, буду собираться. Как ни печально, скоро начнутся трудовые будни.
— Ага, а кто-то говорил, что я слишком много внимания уделяю работе.
— Я вспомнил об этом потому, что мы опять долго не увидимся.
— Саш, не начинай, пожалуйста. Мы эту тему за сутки обговорили раз пять. Сколько можно? Финал-то всегда один и тот же.
— Да, я, пожалуй, буду собираться.
Следующий день пролетел за писаниной и какими-то мелкими домашними делами. Единственный плюс — никто не дергал. Можно было побыть наедине с собой, попытаться понять, куда идешь и нужно ли это? Такие «диалоги с собой» иногда бывают полезны. Это своего рода накопление энергии. Ведь начнется работа, присесть будет некогда.
Надо было ехать на интервью. Очень не хотелось куда-то шевелиться, что-то делать. Но словно сработало какое-то устройство. Появился азарт, желание раскрутить собеседника. Это чувство возникало перед каждой встречей.
В 12.45 я стояла у проходной «Мосфильма». Пресс-секретарь проекта провел меня на территорию. Один молодой, но уже достаточно известный режиссер задумал снимать фильм по нашумевшему детективному роману. Мне предстояло об этом поговорить.
— Леш, пока мы будем ждать Кирилла, сделаешь кофе?
— Не вопрос.
— Я вчера легла около трех. Воспользовалась «окном», решила отписать тексты, до которых руки все не доходили. Теперь вот «сплю в одном ботинке».
— Понял.
Петляя по территории «Мосфильма», мы наконец дошли до нужного нам здания. Правда, дорогу я так и не запомнила. «Как выбираться буду?» — мелькнуло в голове.
— Всем привет! Это к Кириллу. Катя, сделай, пожалуйста, кофе. Иначе мы останемся без интервью.
— А кофе нет. В пятницу кончился, а сегодня еще не успели купить. Может, чай?
— Хорошо. Только, если можно, покрепче.
Из принесенного пакетика я выжала все до последней капли. Пока я пила чай и пыталась проснуться третий раз за день, мы с Лешкой болтали ни о чем. Но именно из таких разговоров иногда можно почерпнуть что-то стоящее. Лешка, как бы между прочим, рассказал историю об одном сериале, который вот-вот должны запускать, — знал, что я за это зацеплюсь. Был написан синопсис — краткое изложение сюжета будущего киношедевра, сформирована бригада сценаристов, одни писали диалоги, другие — поэпизодники — выстраивали драматургию, сюжетные линии. И тут руководству пришла в голову идея продать сериал одной из западных фирм. К тому времени когда заключили контракт и буржуины приехали для личного знакомства, были написаны первые десять серий. Но, надо сказать, сценарий был изменен до неузнаваемости. Западные коллеги были не в восторге, более того, они не могли понять, как такое вообще было возможно. Наши пытались все списать на «загадочную русскую душу», «непонятный иностранцам менталитет». Подельщики на такие штучки уже не покупались. Более того, они потребовали вызвать всех сценаристов, принимавших участие в этой истории. Через сорок минут бригада предстала пред светлые очи западных продюсеров. «Кто писал синопсис?» — «Его сейчас нет в Москве». — «Так найдите, или этим займусь я!» — скомандовал главный буржуин, пересыпая свою речь теми словами и выражениями великого и могучего, которым ни в каких университетах не учат, но которые на второй час пребывания в России знает любой турист. Упускать такой выгодный контракт не хотелось, поэтому наши продюсеры хором ответили «Jawohl!»[2] и пообещали найти бедолагу.
— И чем все закончилось?
— Ищут.
— Жалко парня.
— А что делать? Ну пошли, Кирилл, наверное, уже пришел, — скомандовал Лешка.
— Да, он приехал, — отозвалась Катя.
Мы вошли в кабинет Кирилла Егорова.
— Здравствуйте. Подождите пару минут. Я человека провожу и вернусь. — Он вышел с каким-то высоким плечистым парнем.
— Леш, ну и где твой Кирилл? — спросила я минут через пять. — Я сейчас опять засну, и будет вам опаньки.
— Чего-чего, а «опаньки» нам точно будет, — засмеялся Лешка.
Вернулся Кирилл. Я достала диктофон.
— Как же я хочу спать! — Он положил на сложенные на столе руки голову.
— Не надо о грустном. Такая же беда.
— Я вчера в четыре лег. Надо было отсмотреть и вернуть кассету.
— А я — около трех.
— Понял.
Так мы и общались: я пыталась понять, все ли я спросила, а Кирилл — все ли он рассказал. В самом разгаре беседы появился продюсер. Он как-то недоверчиво посмотрел на нас с Кириллом.
Лешка, присутствовавший при этом, перехватил его взгляд:
— Это у Кирилла интервью берут.
— Да-а?!
И тут же стал дополнять беседу какими-то деталями, эпизодами. Как и все продюсеры, он был бодр и энергичен.
Вот настал момент, когда я выключила диктофон.
— Спасибо. Как только выйдет материал, я вам позвоню.
— Спасибо вам.
Раз уж я оказалась на «Мосфильме», решила зайти к знакомым на телестудию, где сочинялись телесериалы. Когда бы я ни пришла, народ был замотанный и зачастую неадекватно реагировал на происходящее. В принципе, было объяснимо. Иногда одновременно запускалось до пяти проектов, так что в редакторской всегда был дым коромыслом.
