мне никто. Этот выб***ок инцеста мне не родня. Позорище. Бери яд и сделай то, о чем договаривались.
– Нет! – сказала отчетливо и швырнула пузырек на землю, – Ни о чем я с вами не договаривалась. Я не стану воровать ключ, не стану убивать. Я не убийца и не воровка!
– Ты…, – она сделала несколько шагов ко мне, – ты что несешь, маленькая сучка? Я зачем все это делала, м? Зачем помогала тебе выжить, чтоб ты предала меня?
– Вы…мне не помогали. Вы выполняли ту работу, которую вам поручили. Я не стану убивать его, не стану!
– Станешь!
Она набросилась на меня с кулаками и схватила за волосы. От неожиданности я чуть не упала. Цэцэг оказалась настолько сильной, что я не могла вырваться из ее хватки, как не пыталась отпихнуть ее от себя, у меня не получалось. Жирные руки трясли меня и дергали за волосы изо всех сил.
– Станешь, тварь! Все сделаешь, как я скажу!
– НЕТ! Я не стану его убивать!
Вцепилась ногтями ей в лицо и изо всех сил оттолкнула от себя, шатаясь и отходя назад, готовая отбиваться, если снова нападет.
– Почему, черт тебя раздери? Почему? Он же монстр, палач, убийца!
– Я…люблю его!
Закричала и с диким воплем упала на колени, закрывая голову руками, голову, которая разрывалась от адской боли в висках. И перед глазами могила… могила, которую женщина, так похожая на меня, запретила закапывать…я внутри нее, я в ее теле. Я и есть она сама. И я корчусь от боли утраты, я чувствую эту боль, я ее помню. Вот почему я все еще жива, вот почему я никогда не смогу убить – Я ЛЮБЛЮ ЕГО!
Распахнула воспалённые глаза, которые стали такими же сухими, как и мое горло, и поняла, что лежу на полу в своей комнате. У меня нет сил пошевелиться, мне тяжело дышать. Я слышу собственное прерывистое дыхание и пульс, бьющийся в висках. Неужели я умру здесь? Умру и так и не увижу Эрдэнэ и моих сыновей?
Дверь резко открылась, и я с трудом различила в полумраке черные мужские ботинки с грубой подошвой.
Глава 5
– Живая?
Приподняла голову с трудом, преодолевая головокружение и пытаясь рассмотреть его лицо в мареве тумана. Едкая радость тут же сменилась разочарованием, потому что его взгляд обжигал холодом. Пробирал им до самых костей.
– Конечно, живая…
Наклонился ко мне с флягой воды, потряс ею так, чтобы я услышала, как она плещется в бутылке, и со стоном протянула руки, но он тут же поднял ее выше.
– Где моя дочь? И тогда ты получишь воду! Отвечай быстро и честно. Где вы ее с Дьяволом спрятали. Это же он ее выкрал? Только он мог увести ее из дома – она ему доверяла!
Отрицательно покачала головой. Отвечать не могла, мое горло превратилось в горящий от боли кусок мяса. Чтобы я начала говорить, он наклонился и приподнял мою голову, влил мне один глоток воды и тут же отнял флягу.
– Какая холодная, свежая вода, и вся эта фляга будет твоей, если просто скажешь мне, где Эрдэнэ! Всего лишь начнешь говорить и получишь эту проклятую воду и еду. Просто скажи мне, где она.
Снова качаю головой и в мольбе тяну руки к фляге. От жажды темнеет перед глазами, и больше ничего не хочу. Только пить. Только утолить жажду, только один глоток. Вцепилась в его ноги, но он отшвырнул меня, как собачонку.
– ГДЕ! МОЯ! ДОЧЬ?!
Заорал, наклонившись ко мне, и когда я не ответила, начал медленно выливать воду на пол. Прохрипела:
– Нееееет!
Хватая струю руками, поднося пустые ладони ко рту.
– Отвечай!
Я молча смотрела на его искаженное злобой лицо, смотрела в глаза…не в силах громко закричать, во все горло, так, чтобы зазвенело в ушах, так, чтобы он оглох, чтобы у него лопнули вены. Как же я хотела броситься к нему, бить по груди, по щекам и кричать, орать, молить, чтобы эта пытка прекратилась, и он вернулся ко мне таким, каким я его любила. Пожалуйста. Пусть произойдет чудо. Пусть погаснет на секунду свет, и мой Тамерлан вернется ко мне.
Мне казалось, что больших мучений уже не вынести, что большей жестокости не испытать. Какая глупая, все еще верящая в то, что все может измениться, все еще с глупой надеждой на счастье. Человек ведь не может жить без надежды, не может перестать верить в лучшее, иначе жизнь потеряет смысл. Нельзя отнимать самое зыбкое и самое дорогое – надежду, иначе можно сойти с ума. Вот что отличало нас с ним друг от друга. У меня всегда была надежда. Я всегда верила в него, в нас. А он…самое первое, что терял – это веру. А неверующему человеку бесполезно что-то доказывать, о чем-то молить, чего-то от него ждать. Неверующий уже в аду…Как и Хан. Вот он рядом со мной, опустил меня в пучину боли и страданий, но разве я страдаю больше, чем он? Разве это я стою на коленях и молю о пощаде?
Мой ад только начинался. Хан накинул мне ошейник на горло и тащил меня в свое пекло насильно…А для меня самое жуткое – это его ненависть, самое жуткое – видеть его настолько чужим и каждый день лишаться крупицы надежды, приближаясь к тому самому аду, где вместе мы точно умрем.
Вылил всю воду и пошел к двери. Я закричала, на коленях поползла следом, хватаясь за его ноги.
– Не знаю…, – хрипела срывающимся голосом, – не знаю…не уходи…прошу, пожалуйста. Лучше убей…
Схватил на шиворот, резко поднял и пронес через всю комнату, чтобы швырнуть на кровать и вдавить в нее за горло.
– Убью…не сейчас, не сегодня, но обязательно убью. Когда станешь мне не нужна, когда осточертеешь настолько, что я захочу от тебя избавиться. А сейчас ты будешь мне подчиняться и делать все, что я пожелаю и прикажу. Ты хуже, чем мусор, и хуже пыли под моими ногами, и дышишь потому, что я так хочу.
Его образ расплывался перед глазами, и я с трудом держалась, чтобы не отключиться.
– Все…что прикажешь.
Повторила за ним и облизала сухим языком потрескавшиеся губы.
– Если узнаю, что солгала насчет Эрдэнэ, я буду срезать с тебя куски кожи и скармливать тигрицам живьем. Ты будешь смотреть, как они тебя медленно пожирают. Поняла?
Кивнула, а он сдавил мое горло сильнее.
– ПОНЯЛА?
– Да…
– А теперь тебе принесут пить
