Итак, я шёл вдоль скального клифа Охотского моря. В этих местах он не был сплошным обрывом — скальники перемежались длинными, уходящими вниз зелёными луговинами, на которых паслись медведи и снежные бараны. Внизу на скалах белыми кружевами висел прибой. Я шёл против ветра и вдруг увидел на кромке обрыва в полукилометре от себя довольно крупного медведя. Меня насторожило то, что медведь вёл себя беспокойно, время от времени садился на землю, крутил головой, будто пытаясь поймать крутящийся над скалами ветер.
Я прикинул— видеть меня он не может, — я нахожусь ещё довольно далеко от него и стою на фоне холмов. Ветер дует на меня — значит, он не может меня почуять. Правда, может быть, с наветренной стороны идёт ещё одна группа охотников из нашего же лагеря и медведь чует именно их. С другой стороны, вроде никто, кроме нас, в эту сторону не собирался идти. Но медведь совершенно очевидно выглядел встревоженным. Поэтому я решил двигаться как можно осторожнее и укрылся за камнями. Медведь же продолжал идти мне навстречу, постоянно останавливаясь и нюхая воздух. И в тот момент, когда я решил остановиться и подождать, пока медведь сам подойдёт ко мне на расстояние верного выстрела, зверь вдруг развернулся и кинулся вниз по уходящей к морю зелёной луговине и скрылся из вида. Почти сразу же оттуда раздался отчаянный медвежий крик, наподобие того, как орут медвежата, когда их шлёпает разъярённая их непослушанием медведица.
Останки медведя, погибшего в схватке с другим медведем. Фото О. Мочаловой.
Я сразу сообразил, что произошло, — странное поведение большого медведя объяснялось тем, что он скрадывал другого медведя, который пасся на луговине внизу и которого я не видел. Сразу же прикинув, что медведям сейчас явно не до меня, я побежал по гребню обрыва, уже совершенно не скрываясь, и наконец увидел поразительную картину.
Маркировка деревьев медведем.
На небольшой лужайке большой медведь прижимал лапами к земле маленького медведя — похоже, трёхлетку, только что отогнанного матушкой. Он держал его голову в пасти и, видимо, только что прокусил череп, потому что малыш уже не орал, а просто дрожал в агонии. Большой медведь тряхнул его раз-другой, словно желая наверняка убедиться, что медвежий подросток уже не оживёт.
Тут пуля из самозарядного карабина «Тигр» и пробила его грудную клетку, задев позвоночник. Он так и упал на землю, не разжав челюсти, которые раздавили череп молодого сородича.
Агрессивность медведей по отношению друг к другу, их крайний «индивидуализм», возможно, объясняются особенностями их питания. «Два медведя в одной берлоге не уживаются» — гласит русская поговорка. Благодаря своим размерам и образу жизни медведь — крайне энергоёмкий зверь, поэтому он испытывает необходимость есть постоянно и помногу. Запасы же пищи в наших суровых условиях отнюдь не безграничны.
Вот и ответ на вопрос, почему большие медведи так не любят друг друга.
Чем-то он сродни старой шутке времён застоя: у нас не может быть второй партии, потому что две мы не прокормим.
Американский зоолог Стефен Герреро считает, что взаимная агрессия является нормой поведения бурого медведя и не наблюдается только у самки по отношению к собственным детёнышам.
Как утверждает этот же автор, именно она обеспечивает равномерное расселение зверей по территории.
Неуживчивостью медведей долгое время занимался испанский зоолог Ривьеро Кольменьерес. Он изучал социальные отношения в группе бурых медведей. Зверей он держал не где-нибудь, а в Мадридском зоопарке, в большой открытой вольере. Его наблюдения показали, что небольшие молодые самцы вполне терпимы друг к другу и иногда между ними возникает даже что-то вроде взаимных привязанностей. Такие медведи часто играют между собой, уступают друг другу невостребованных самок и иногда даже совместно атакуют старых самцов.
Старые же медведи-самцы совершенно неспособны ужиться с кем бы то ни было и не переносят близкого присутствия других медведей. Конечно, будучи заключёнными в компанию себе подобных, эти звери чувствуют себя отвратительно. Жизнь их становится сущей каторгой, выходом из которой может стать только смерть. Однако в природе именно взрослые большие звери составляют касту самцов-резидентов (хозяев — по терминологии охотников-промысловиков), которая и является основой медвежьего населения.
Так что несколько медведей в одной берлоге уживаются только в случае, если это семья — медведица со своими медвежатами.
Кроме человека есть ещё два вида млекопитающих, которые могут попробовать поставить на место «хозяина тайги». На Дальнем Востоке — это тигр, а на всём остальном ареале в голодные годы — волки. Известный натуралист, исследователь Приморья Л. Капланов упоминает случаи успешного нападения тигра на бурого медведя.
Амурский тигр — единственный реальный соперник медведя по силе и ловкости.
Однако, внимательнее читая литературу, постепенно приходишь к выводу о том, что гораздо чаще случается наоборот. В частности, В. Байков приводит два случая убийства медведем уссурийских тигров. Другой современный исследователь рассказывает о том, что когда медведи Сихотэ-Алиньского хребта выходят из берлог, они начинают тигров… тропить! Не для того, чтобы полакомиться кошатиной. Их задача гораздо проще. В принципе тигр как хищник гораздо «способнее» медведя. Средний тигр убивает за неделю двух-трёх подсвинков или одного-двух изюбрей. И тут выступает на сцену бурый медведь.
Выступает он на неё в качестве вымогателя. Ему достаточно найти остатки добычи полосатого хищника, чтобы обеспечить себе пропитание. А если возле добычи ещё пребывает её законный хозяин, то последний предпочитает уйти, не связываясь с косолапым великаном.
Сведения о случаях нападения стай волков на медведя противоречивы и, главное, немногочисленны. Вероятнее всего, волки представляют для медведя опасность лишь в зимнее время и в голодные годы.
Капитан-исправник Анадырского края Н. Сокольников в начале прошлого века пишет: «Ламуты не знают, чтобы волки когда-либо загрызли медведя, они, случается, на него напирают, но не могут — кидаютца по одному, а он их лапой».
Русский натуралист А. Черкасов, напротив, приводит реальный случай, когда бурый медведь всё же пал жертвой стаи волков. Произошло это зимой в Забайкалье. Вот как он это описывает:
«Однажды глубокой осенью, уже по снегу, я нашёл в лесу до половины съеденного медведя, около которого, кроме волчьих следов, никаких других не было. Надо полагать, что медведь был растерзан волками живой, ибо около трупа место было избито, истоптано медвежьими и волчьими следами и видна была кровь, медвежья и волчья шерсть; кроме того, попадались карчи и камни, которые, по-видимому, лежали не на своих местах и, вероятно, служили медведю при обороне; они тоже были окровавлены и исцарапаны когтями. Промышленники утверждают, что медведи, преследуемые волками, не имея возможности спастись от них, заскакивают на поленницы дров или на зароды (стога) сена, оставленные или в лесу, или около — в логах окрестными жителями, и защищаются поленьями до последней возможности».
