Дайк видел: сквозь болотный туман проступили очертания человека. Через трясину, легко и быстро, как посуху, шагал высокий светловолосый парень. В руке у него была длинная жердь. Он шел стремительно и уверенно, движения были точны - жердью незнакомец нащупывал впереди себя твердую почву и ступал на нее. Одет болотный житель был в холщовые грубые штаны, заправленные в сапоги из кожи, и длинную рубаху с вышивкой по подолу и рукавам, Поверх рубахи - куртка нараспашку без рукавов, мехом наружу. За спиной - лук и колчан.
Увязший в топи уже по самые плечи, небожитель Дасава не сводил с него глаз. Человек оказался рядом на островке и сразу же протянул Дасаве жердь. Небожитель мертвой хваткой вцепился в нее. Незнакомец крикнул. Его язык напоминал язык небожителей, и Дасава понял: «Держись!» Человек с силой потащил жердь на себя. Подтащив Дасаву поближе, он протянул ладонь. Дасава медлил. Он знал, что не должен браться своей рукой за руку человека. Это осквернило бы Дасаву. Но человек крикнул: «Хватайся, ну!» - и тогда небожитель крепко схватил его ладонь. «Держись, не шевелись, я сам тебя вытащу!» - приговаривал незнакомец. Дасава послушался.
Не сразу, с большим трудом человек выволок на островок закованного в доспехи небожителя. Лежа навзничь, Дасава разглядел его: у лесного человека серые глаза и длинные, собранные в хвост волосы. На шее у него на кожаных шнурках висит несколько маленьких деревянных изображений - колесо и другие причудливые фигурки.
– Снимай эту железную куртку, задохнешься в ней, - говорил человек, неумело ища способа снять с него доспехи. - Я шел по вашим следам. Если бы мне поспеть раньше!
Дасава почти не делал усилий, чтобы понять его язык - это были искаженные слова его родной речи.
Парень нашел ременные завязки и снял с Дасавы зерцало. Человек с удивлением рассматривал грудную половину доспеха.
– Зачем вы полезли в этом в болото? - обескураженно спросил он. - Ну, ничего, слава старому лесу, ты живой. Я отведу тебя в наше селение.
Дасава, еще не опомнившись от близкой смерти и неожиданного избавления, не находил, что сказать. Лесной человек продолжал:
– Отдохнешь у нас, а потом я тебя выведу к твоему народу. Мое имя - Белгест. А твое?
Несмотря на сонный отвар, который давала ему Гвендис, Дайк проснулся еще до рассвета.
«Как мое имя? Кто я?» - задумался он. Бывший матрос, раб или каторжник, которого полумертвым в кандалах выловили из моря… Откуда тогда в голове у него Сатра?
Дайк встал. Камин давно остыл, и в библиотеке стало холодно. Гвендис сразу предупредила, что спать надо тепло одетым. Она сама еще спит… Дайк, стараясь ступать потише, подошел к ее кровати. Это было против правил того доверия, которое они друг другу оказали. Но он оправдывался, что только хочет укрыть ее одеялом, которое ему самому больше не нужно…
Гвендис проснулась, когда уже рассвело, от непривычного тепла, и полежала некоторое время, закрыв глаза. Потом вспомнила: Дайк. Быстро сев на кровати, она увидела второе одеяло - и обвела взглядом комнату:
– Дайк, где ты?
Он сидел в кресле, обхватив плечи руками.
– Ты же замерз, - Гвендис, с растрепанными от сна, выбившимися из косы прядями, взяла одеяла и быстро подошла к нему, приложила руку ко лбу. Она смущенно и ласково улыбалась.
– Спасибо, Дайк. Мне было так тепло под утро, - она поспешно накрыла его обоими одеялами и закутала до плеч. - Но, пожалуйста, не делай так больше, у тебя вчера был жар, и ты еще нездоров. А теперь я приготовлю чай, и ты согреешься.
Гвендис вышла и вернулась уже причесанная, снова растопила камин, начала кипятить воду и скоро дала Дайку чашку травяного чая с поджаренным куском хлеба. Он смотрел, как она улыбается - радостно, как ребенок.
– Вот, выпей для бодрости, - сказала Гвендис. - А потом надо нагреть тебе воды и вымыться хорошенько.
Она засмеялась, и Дайк засмеялся, без всякого стыда представив себе самого себя - потрепанного и недомашнего, как пугало в огороде.
За окнами по-прежнему моросил дождь. Дайк прислушался к стуку капель о стекло.
– Да, льет, - подтвердила Гвендис. - Но мы будем греться у камина. Только после обеда у меня есть дело. Ведь наш камень - драгоценная находка: за нее полагается награда, и у нас будет много дров, будем топить каждый день. А пока давай нагреем воды, ты оденешься в чистое, - Гвендис показала рубашку, расставленную в швах. - И у тебя, наверно, ушибы, и ноги стерты. Не стесняйся, я ведь лекарь. Я смажу мазью. А потом мы позовем цирюльника, чтобы он сбрил тебе бороду…
Было уже заполдень, когда они управились со всем этим. Дайк растерянно поглаживал выбритый подбородок. Гвендис с удивлением сказала:
– Ой… Я думала, ты старше.
Дайк нетерпеливо посмотрелся в маленькое, висящее на стене зеркало. Он пытался узнать сам себя. Но это лицо с широким ртом, светлыми бровями и серыми глазами ничего не говорило ему.
Посещая больных, Гвендис многое узнавала о человеческой жизни. Хозяева старались задобрить лекарку, посвятить ее в свои дела, словно временно принимая в семью. Как-то раз Гвендис рассказали о парне, нашедшем клад. Этот парень был каменщиком, мостил улицы. Находчику из простонародья, неимущему и бесправному, клад принес одни беды. Беднягу держали в тюрьме, допрашивали, где и как ему улыбнулась такая удача, полностью ли он сдал сокровище в казну или кое-что утаил.
Гвендис даже представить себе не могла, что будет с Дайком и, наверное, с ней, как с сообщницей, если они со своим самоцветом попадут в руки дознавателей. Дайка в тюрьме на самом деле сведут с ума, стараясь выбить из него более правдоподобное признание, чем приснившийся ему тайник.
Безопаснее всего было бы спрятать камень и забыть о нем насовсем. Но Гвендис возмущала такая мысль: это было малодушие. Дайк с трудом добыл самоцвет, надеясь, что от этого улучшится ее жизнь, а она не примет его дар, спрячет или выбросит, хотя могла бы прекратить его и свои беды? Нет, драгоценный камень должен пойти в дело.
Гвендис пыталась припоминать, кто из влиятельных людей был настолько обязан ее отцу, чтобы теперь она могла решиться прибегнуть к его помощи?
На это не ушло много времени. В доме хранились рукописные книги, которые вел отец. Там подробнейшим образом были описаны истории всех больных за последние двадцать с небольшим лет. К каждой истории подкалывались выписанные из трактатов рецепты лекарств, заметки по поводу лечения и вся переписка с больным, вплоть до коротких записок. Книги были пронумерованы, на каждой стояли годы, когда она была начата и закончена.
Эти дневники Гвендис и решила перелистать. Вскоре она наткнулась на описание случая с одной знатной женщиной. Приглашенный к ней на консилиум, отец Гвендис по некоторым малозаметным признакам верно распознал ее болезнь. Ученые собратья не соглашались с мнением чудаковатого старика, но он переупрямил всех и быстро поставил больную на ноги.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
