Кунар первый почуял приближение всадников, повернул голову в сторону кургана. Тим, доверяя чутью коня, обернулся туда же, руку автоматически послал поближе к колчану. Если что, то бросит чашу и успеет выпустить стрелу за три удара сердца.
Из— за старого кургана показалась четверка всадников. Еще не видя лиц Тим понял -это родственные накхи. С виду все кочевники одинаковы, но это для дураков с побережья. На деле меж ними великое множество различий. У каждого рода своя система бляшек на конской сбруе, разная высота закатанных полей у шапочек и шлемов, гириты под уздечку вешают связки крысиных хвостов, оламеки туда же цепляют скальпы врагов, и так далее. Опытному взгляду достаточно мгновения, чтобы определить, кто ты такой.
Разглядев лица, Тим узнал лишь одного — молодой мужчина из того кочевья, что пришло к становищу вчера, остальные дети не старше Шарка. Кочевье невеликое — и полусотни народа не наберется взрослого. Пощипали их где-то на востоке оламекские волки-воины, теперь, говорят, сливаться они думают с кем-нибудь, покуда род опять не окрепнет.
Странно, что уже взрослый воин с детворой якшается — не по возрасту ему наставником мелочи быть, да еще и трех сразу. Ну да в чужом роду может и порядки свои.
Четверка осадила коней перед Тимом, закружила вокруг хороводом. Мальчишки презрительно цокали и сплевывали под копыта коня, мужчина гонял коня молча, бросая на Тима злобные взгляды. Тот и ухом не повел на угрожающую пляску степняков — продолжал осушать чашу, флегматично поглядывая в сторону кургана.
Покружив с минуту, мужчина, решил, что ритуал демонстрации собственной крутости можно считать законченным. Не настолько велика добыча, чтобы, привлекая к себе удачу парочки ребят, кружить вокруг них четверть часа. Такая антилопа добыча хорошая, но не знатная — хватит и минуты ритуальной карусели, если ты, конечно, не излишне суеверен.
Осадив коня, мужчина произнес:
— Я Норг, из рода Шулаков, сын Инина из рода Шулаков, что погиб от собак-оламеков, и мать моя Гнира из рода Ликадов, здравствует и поныне, выносив четырнадцать детей, и вырастив четверых. Это мои младшие кунаки: Бирго, Анахем и Пивисар.
Тим, допив кровь, взмахнул чашей, стряхивая последние капли, спрятал в седельную сумку, сложил руки на луке седла, степенно представился:
— Я Тимур, из рода Ликадов, сын Сергея, что небесный безродный, здравствует и поныне; мать моя Энеяна из рода Ликадов, выносила шесть детей, вырастила одного, умерла при родах. Это мой младший кунак Шарк.
Норг осклабился:
— Я слышал о тебе, Тимур. Это правда, что твой отец пришел с неба, а твой конь может обогнать стрелу?
— Да. Отец мой явился с неба. Кунар мой конь, он быстр, и стрелу, думаю, что может и обгонит. Не хочется мне это проверять — ведь может и не обогнать.
Степняки дружно заржали — столь простые шутки им нравились.
— А правду говорят, что вы пришли, чтобы слиться с родом Ликадов?
— Да Тимур, правда. Нас мало, наши мужчины изранены, мы не можем кочевать сами. Нас так мало, что даже мне приходится делить степь с тремя младшими кунаками сразу. Говорят, твой конь нерожденный? Это тоже правда?
— Правда, — кивнул Тим.
— Как это может быть?! — с суеверным опасением поинтересовался Норг.
— Мать Кунара погибла, в нее попала стрела при набеге оламеков. Я увидел, что ее брюхо шевелится и разрезал его, вытащил жеребенка. Потом сам его выкармливал несколько дней, пока он не окреп, и не стал бегать за кобылой-кормилицей.
— Ты очень хитрый, раз в неродившимся жеребенке разглядел такого коня. Ты покажешь нам место, где твой отец сошел с небес?
— Мне сперва надо закончить с этой антилопой. Я взял ее из-за рогов, но бросать мясо не стоит тоже.
— Конечно, — кивнул Норг. — Мои кунаки помогут разделать тушу, и потом мы можем посмотреть на то место.
— Хорошо, — согласился Тим. — Но поспешите, нам до того места добираться придется час. Ваши лошади уставшие.
Мальчишки, спешившись, повытаскивали ножи, принялись помогать Шарку. Глядя, как они жадно жрут печень, Тим поморщился, но ничего не сказал.
На вторую лекцию о паразитах его не хватило.
* * *Анахем, склонившись, изучил следы, удивленно заявил:
— Это человек! Тут пешком прошел человек!
— Тебя не спрашивают, кто прошел, все и сами видят, — одернул мальца Норг.
Тим, покосившись на воина, заметил в его глазах неуверенность. И в самом деле, трудно поверить, что кто-то по степи своими ногами может передвигаться. Ребенок здесь если ходить начинает, это еще не радость, радость, когда начинает в седле держаться. Все — этот ребенок уже настоящий ребенок, его вырастили. Теперь несколько лет, и в кунаки пойдет.
Страшное наказание, это когда тебя отвозят в сухую степь, и бросают там одного, без коня. Тот, у кого нет коня, уже не степняк. Он вне закона. Не доберется до него стрела кочевника, так хищники догонят. Конь и человек в степи это две половинки единого целого — разделять их нельзя.
Норг обернулся:
— Тимур, мне жаль такое спрашивать, но не изгоняли ли у вас из рода кого-нибудь недавно?
— Нет Норг, не было такого. И я не слышал, чтобы это было у соседей.
— Они могли молчать о таком позоре.
— Могли.
— Тимур, трава еще шевелится, он ходил здесь недавно, мы его быстро догоним, и принесем в становище его голову.
— Я не вижу у тебя знаков посвящения. Ты не воин. И я не воин. А это всего лишь младшие кунаки.
— Если ты не воин, то почему у тебя есть меч?
— Я снял этот меч с врага. Убил врага сам. Меч врага мой меч — мое право.
Норг презрительно сплюнул:
— Тимур — и ты, такой грозный убийца, испугался пешего? Не бойся — твой быстрый конь, если сильно постарается, унесет тебя от него. Ведь этот изгой пеший.
Кунаки Норга обидно заржали. Но Тимура этим не пронять:
— Норг, твои слова меня не заставят делать глупое дело. Если у этого человека есть лук, он может ранить, или убить младших кунаков. Подумай о таком позоре.
— Я подумал. Наш род теперь слаб. Если принесем голову этого изгоя, покажем, что мы не грязь под копытами оламеков. Это согреет сердца сородичей. Старики скажут, что род не угас. Он расцветает вместе с нашим взрослением. А ты можешь идти за нами. Посмотришь издалека.
— Это твой выбор, Норг. Но все же побереги кунаков.
— Я так и сделаю. Они пойдут за мной, я первым встречу этого изгоя.
Четверка накхов-шулаков рванула по следу. Шарк, посмотрев им вслед, жалобно прогудел:
— Теперь они убьют изгоя сами, и будут говорить всем, что мы испугались.
— Шулак — люди глупы и завистливы. Какие бы подвиги мы не совершили, всегда найдутся злые языки, которые будут говорить плохое. Так что не обращай внимания на молву.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
