– Я вынесла на улицу столик, – сообщаю я беззаботным тоном, раскладывая сдобу на тарелке. – Глупо было бы упускать такое прекрасное утро.
Задняя дверь открыта. На часах всего половина десятого, но воздух уже успел достаточно прогреться.
Он опасливо выглядывает в окно: пытается понять, в какой из клумб я похоронила нашу кошку после того, как он предоставил мне разбираться с этим в одиночку, а сам отправился накачиваться спиртным и заниматься бог знает чем. Я вижу, что он еще помнит об этом. Я же пытаюсь оставить это все в прошлом. Он цепляется за вещи, которых не может изменить, но что сделано, то сделано, нравится это ему или нет.
– Ладно, – говорит он и слегка мне улыбается. – Надеюсь, свежий воздух поможет мне проснуться.
Он идет мне навстречу, видимо, в награду за то, как хорошо я держалась вчера вечером.
Мы почти не разговариваем, но я наслаждаюсь этим нашим, в кои-то веки, дружелюбным молчанием. Полы шелкового халата разъезжаются, и я не поправляю их, так что солнце припекает мою голую ногу, пока я пью кофе и ем круассаны. Запрокидываю голову, подставляя лицо солнечным лучам. Время от времени я ощущаю на себе его взгляд; знаю, что моя красота по-прежнему его влечет. Сейчас, в этот миг, между нами царит практически умиротворение. Оно продлится недолго – иначе просто невозможно, – но пока это так, я упиваюсь им. Тем, наверное, сильнее из-за того, что может прийти ему на смену.
Когда с завтраком покончено, я отправляюсь в ванную и не спеша принимаю душ, с наслаждением подставляя тело под горячие струи воды. День лежит перед нами, точно лишенный ориентиров пейзаж, однако же у него есть свой неписаный распорядок. Дэвид немного поработает, потом, скорее всего, мы оба отправимся в спортклуб – это такое занятие, которое несложно представить окружающим как совместное времяпрепровождение, тогда как на самом деле, разумеется, каждый из нас занимается сам по себе. Потом настанет время возвращения домой, ужина, телевизора и, скорее всего, раннего отбоя.
Когда я спускаюсь вниз, он уже у себя в кабинете и зачем-то зовет меня к себе. Это неожиданно. Обыкновенно он хочет, чтобы его не трогали, когда он работает, и я отношусь к этому с полным пониманием. В кабинете он хранит данные своих пациентов, и, несмотря на пристрастие к алкоголю, во всем остальном он профессионал экстра-класса.
– У меня кое-что есть для тебя, – говорит он.
– О.
Это отклонение от заведенного распорядка, и я удивлена.
Однако тут же чувствую укол разочарования, ибо он протягивает мне упаковку таблеток.
– Это от тревожного расстройства. Должны быть получше предыдущих. По одной три раза в день. Никаких побочных эффектов.
Беру коробочку. Название ничего мне не говорит, просто очередное слово, которое я не в состоянии выговорить.
– Ну конечно, – говорю я с упавшим сердцем.
Опять таблетки. Вечно одни таблетки.
– Это еще не все.
Слышу в его голосе обнадеживающие нотки и вскидываю на него глаза.
Он держит в руке кредитку и мобильный телефон.
– Карта привязана к моей, но я решил, что ты можешь опять попробовать. То же касается и телефона.
Это старый кнопочный телефон, как пить дать без Интернета и с минимальным набором самых базовых функций, но меня охватывает ликование. Не надо больше дожидаться, когда Дэвид соизволит выдать мне деньги на хозяйство. Не надо сидеть дома, как привязанной, в ожидании условленного телефонного звонка. Улыбка, неукротимо расплывающаяся на моем лице, стопроцентно искренняя.
– Ты уверен? – спрашиваю я, не в силах поверить своей удаче.
Злосчастные таблетки почти забыты.
– Уверен. – Он улыбается, довольный, что ему удалось меня порадовать. – Мы же договорились начать все с чистого листа, не забыла?
– С чистого листа, – эхом отзываюсь я.
Вдруг, неожиданно для себя, бросаюсь к нему и обвиваю его шею руками, не выпуская из них подарков. Может, для него это все-таки не пустые слова. Может, он действительно будет стараться.
– Спасибо, Дэвид, – шепчу я.
Он обнимает меня в ответ, и я каждой клеточкой своего тела блаженно впитываю его запах. Его тепло. Его объятия. Ширину его мускулистой груди под мягким тонким свитером. Кажется, мое сердце готово разорваться от счастья его близости.
Когда мы отстраняемся друг от друга, я замечаю на столе перед ним карту, покрытую его каракулями, и листок с какими-то записями.
– А это что такое? – спрашиваю я с интересом, которого не испытываю.
Продолжаю играть роль примерной жены, чтобы не портить этот замечательный момент.
– А, я тут подумываю заняться социальной работой. На добровольных началах. В благотворительных проектах или в чем-то подобном. Точно пока еще не знаю. Отчасти поэтому я и решил, что тебе может понадобиться телефон.
Он искоса смотрит на меня, но я улыбаюсь:
– Это отличная идея. Честное слово.
– Это значит, что я буду реже бывать дома. По выходным и по вечерам. Я постараюсь отсутствовать не слишком часто.
Он бросает отрывистые короткие фразы, – похоже, ему не по себе. Когда столько времени живешь в браке, начинаешь видеть такие вещи.
– Ничего страшного. Я считаю, это очень великодушно с твоей стороны.
– Ты серьезно?
Теперь его черед удивляться. Я всегда настаивала, чтобы он как можно больше работал в частном секторе. Это престижно и дает возможность не сталкиваться с неприглядной изнанкой жизни. Это я подвела его к необходимости завести практику на Харли-стрит, где ему самое место. Где у него будет оставаться больше времени для нас. Он блестящий специалист. Все так говорят. Он с самого начала подавал большие надежды и просто обязан сделать карьеру. Но это подходит мне. Это подойдет нам обоим.
– Я как раз хотела слегка подновить интерьер. Ты очень облегчишь мне задачу, если не будешь путаться под ногами.
Улыбаюсь, чтобы у него, не дай бог, не возникло сомнений в том, что я шучу. О том, чтобы пойти работать, даже не заикаюсь. Да и кому я нужна? Я уже сто лет сижу дома, а с последнего места работы мне совершенно точно никто не даст рекомендацию.
– Ты хороший человек, Дэвид, – говорю я, хотя эти слова даются мне с трудом и кажутся неискренними. – Правда.
Атмосфера вокруг нас вдруг сгущается, мгновенно окутывая нас тяжелым облаком, и мы оба чувствуем, как прошлое цементной глыбой приковывает нас друг к другу.
– Ладно, пойду приму таблетку, – говорю я. – Не буду тебе мешать.
С этими словами я с улыбкой выхожу, делая вид, что не замечаю этой внезапной неловкости. Но несмотря даже на таблетки, которые я вовсе не собираюсь принимать, за спиной у меня словно вырастают крылья. Телефон и кредитка. У меня сегодня Рождество.
9
ЛуизаК середине воскресенья я оставляю все надежды насладиться выходными, до последней секунды посвященными мне одной, и начинаю считать минуты до возвращения Адама. В пятницу вечером мы после работы немножко посидели с Софи в баре и я повеселила ее дальнейшими подробностями моего, как она это называет, «Боссгейта», хотя она явно была рада, что эта история не имела никакого продолжения. «Не надо гадить в своем гнезде» – так она сказала. Меня очень подмывало напомнить ей, что сама она преспокойно спит с друзьями и клиентами Джея, но я все-таки не стала этого делать. Так или иначе, ей нужно было бежать, и после двух бокалов вина я с радостью с ней распрощалась. Слишком уж забавляет ее моя ситуация, мне это надоело.
С супружескими парами беда в том, что, даже если они не настолько самодовольны, какими их считают одиночки, они все равно строят свою жизнь таким образом, что общаются практически исключительно с другими парами. Кому нужен в компании неприкаянный одиночка, ни пришей ни пристегни? Одно только нарушение ровного счета. Я отлично это помню. Мы с Иэном вели себя точно так же. И чем старше ты становишься, тем больше вокруг тебя семейных людей, а остальные лихорадочно бегают по свиданиям, лишь бы поскорее вписаться в общий образец. Иногда мне кажется, что пары есть у всех, кроме меня.
В субботу я разгребала домашние дела, врубив радио на полную громкость и пытаясь сделать вид, как будто это развлечение, а не нудная повинность. Потом смотрела телевизор, ела заказанную на дом пиццу, пила вино и курила до одурения, после чего ругала себя за невоздержанность. То, что на этапе планирования представлялось декадентством, вживую выглядело жалко.
Данный себе зарок не думать о Дэвиде тоже сдержать не удалось. Интересно, чем они занимались в выходные? Играли в теннис? Сидели в своем, вне всякого сомнения, идеальном саду, попивая коктейли и смеясь? Вспомнил ли он хоть раз обо мне? И вообще, с чего ему меня вспоминать? Хотя, может, у них в браке какие-то проблемы. Все эти мысли неотступно крутились у меня в голове, пока я одним глазом смотрела телевизор и накачивалась спиртным. Мне необходимо было выкинуть его из головы, но сказать это было куда легче, чем сделать. Обе ночи я ходила во сне, а в воскресенье в четыре утра обнаружила себя на кухне, с пущенной в раковину водой и в опасной близости от двери на балкон. В результате утром я валяюсь в постели до десяти, на завтрак доедаю остатки вчерашней пиццы и с большим трудом вытаскиваю себя в магазин, закупиться перед рабочей неделей, после чего сажусь и принимаюсь ждать, когда вернется Адам и вдохнет в квартиру жизнь.
