Какие-то мужчины хватали меня за руки, приглашали куда-то, и у каждого на руке тускло мерцало серебряное колечко с лунным камнем. А я ходила в толпе и рассматривала руки людей. Подобные кольца были практически на всех.
Что за глюк? — ошеломленно подумала я и проснулась. В темноте мерно тикали часики. Я с минуту непонимающе пялилась в направлении потолка, после чего перевернулась на другой бок и закуталась в одеяло. Приснится ж такая фигня.
А еще через минуту меня осенило.
Я подскочила на кровати включила свет и подбежала к компу. Пока он загружался, я чуть не померла от нетерпения. Наконец, я нажала на ярлычок адресной книги и быстренько найдя нужный телефон, набрала его. Краем глаза я посмотрела в правый нижний угол монитора — черт возьми, было три часа ночи! Ну что ж, не так уж и поздно, это уже скорее слишком рано. Я отсчитала одиннадцать гудков, когда наконец трубку взяли.
— Алло, — услышала я заспанный голос.
— Дядя Моня! — обрадовалась я. — Простите ради бога, что среди ночи разбудила, только это и правда очень важно.
— Що случилось, детка? — спросил дядя Моня.
— Дядя Моня, миленький, можно я к вам приеду и все объясню? — взмолилась я.
— Таки до утра я думаю, дотерпит, — рассудительно сказал дядя Моня.
— Не дотерпит! — взвыла я. У меня и так времени — кот наплакал.
— Приезжай, — вздохнул он.
— Дядечка Моня, я тебя обожаю! — обрадовалась я и положила трубку. Потом быстренько натянула джинсы, свитер, схватила со стола Оксанины бумажки и ринулась из квартиры вниз, в гараж.
Дядя Моня, по документам Соломон Яковлевич Базилевич, был давним материным поклонником. Видимо потому что мать его больше пяти минут вынести не могла, и дядя Моня вследствие этого не сумел ознакомиться со всеми прелестями материного вредного характера. Наивный еврей даже на старости лет не очухался от юношеского увлечения, и не понял, как ему в этой жизни повезло. Даже то что его счастливый соперник из преуспевающего инженера стал горьким пьяницей ни о чем ему не сказало. Может я и ведьма по профессии, но вот моя маменька — ведьма по жизни. Со временем дядя Моня, понятно женился, у него уж внуки, однако к матери он до сих пор относится нежно. Так что у меня были основания полагать, что мне, дочери его вечной любви, дядя Моня не откажет.
Жил дядя Моня в коттеджике почти в центре города, за филармонией. Я влетела к нему, словно за мной черти гнались, и дядя Моня тут же запричитал.
— Магдалина, ну как ты одета! Кто ж по такой погоде без куртки ходит!
— Я на машине, — отмахнулась я.
— Пошли, чайком тебя напою, — вздохнул дядя Моня.
Я покорно поплелась за ним на кухню, и пока он разливал чай по чашечкам, положила на стол бумажку.
— Ну, що таки тебя привело к старому больному еврею? — осведомился дядя Моня.
— Вот, — кивнула я на бумажку.
Дядя Моня достал очки, сел на стул и внимательно изучил рисунок.
— И это и есть вопрос жизни и смерти? — покачал он головой.
— Да, — твердо ответила я. — Мне с ним не на танцульки бегать. Надо срочно, дядь Монь.
— Материал? — осведомился он.
— Серебро и лунный камень.
— Серебро у меня сейчас сильно плохое, грязное, проба ниже некуда, Магдалина, — вздохнул он. — Подожди немного, сделаю я тебе колечко в лучшем виде.
— Мне нужно как раз плохое, — горячо заверила я. Мне почему-то казалось что арабы или там древние египтяне, состряпавшие перстень Клеопатры, были не в курсе последних технологий по очистке серебра.
— Ну что ж, раз плохое, так приходи через недельку, — сказал старый ювелир.
Я ужаснулась.
— Дядя Моня!!! — чуть не заревела я. — Вы меня без ножа режете! Любые деньги заплачу, только побыстрее!
— А когда тебе его надо? — спросил он.
— Дядя Моня! Я бы не стала вас поднимать с постели среди ночи, если бы это не было так срочно! Вчера мне это колечко надо!
— Хорошо, детка, — кивнул мне дядя Моня. — Прямо сейчас и приступлю. Приезжай завтра часиков в двенадцать, получишь свое колечко.
— А оплата? — обрадовалась я.
— Да что оплата! Заплатишь мне тысячу за материалы и в расчете! — махнул он рукой.
— Я вас люблю! — искренне сказала я.
— Мать-то как ? — немного смутившись, спросил дядя Моня.
— Да не знаю, меня ж два месяца не было тут. Но мне сказали что не болеет.
Тут в комнату вплыла тетка Циля, кутаясь в халат.
— Моня! Що за гости у нас в такое время? — требовательно спросила она, прищурив глаза от яркого света.
— Здравствуйте, тетя Циля, — поздоровалась я. — У меня тут срочный заказ возник. Я уже ухожу.
— Що, даже чаю не попьешь? — удивилась она.
— Чай я пила, сейчас бы еще поспать до утра немного, — пробормотала я, и попрощавшись поехала домой. Там я добралась до спальни, забралась в кроватку и крепко уснула.
Утром меня разбудил настойчивый притворный кашель.
— Кхе-кхе! — папенька сидел на моей кровати и умильно смотрел на меня. — С добрым утром тебя.
— Ну что тебе? — недовольно сказала я, все еще злая на него после вчерашнего. Тело нещадно ломило, сухость во рту была неимоверная, хотя что тут удивительного? Утро добрым не бывает. И я протянув руку, взяла баночку с отваром с тумбочки и хлебнула прямо из нее.
— Доченька, — смиренно ответил тот. — Денежек бы на хлеб.
— Сколько? — спросонья неправильно отреагировала я.
— Эээ… полтинничек, а лучше соточку, — скромно потупил глазки отец.
— Чего? — тут же проснулась я и гневно завопила. — Да булка хлеба десятку стоит! Опохмелиться надо?
— Нет-нет, что ты! — лицо папика было лицом кота, несправедливо обвиненного в краже сметаны. Горечь от людской несправедливости, смирение матери Терезы и терпеливость Христа, несущего крест на Голгофу — все было на нем.
— Я хотел тебе завтрак приготовить, — с достоинством сказал он. — А дома нет хлеба.
Если бы я не знала папика, я бы устыдилась, ей богу. Однако он был неоригинален и стеснялся прямо просить на водку. Он всегда вместо этого просил на хлеб. При этом забывая, что денег я все равно не дам. А обеспечу его продуктами.
— Спасибо, папа, за заботу. Извини, что на тебя несправедливо накричала, — сказала я, зевнула и заказала по телефону завтрак. Разгладившееся было лицо папы тут же скуксилось, словно у ребенка, лишенного обещанной прогулки в зоопарк.
После чего велела папеньке принять ванну, а сама принялась за зарядку. И только по истечении получаса я поняла, что я уже сутки не пью энергетики и обезболивающее. И что я уже давно должна валяться бессильным полутрупом, корчась от неимоверной боли. Однако я вместо этого с удовольствием прокачиваю пресс и с оптимизмом планирую день.
Осознав это, я схватилась за трубку.
— Здравствуй, врагиня, — поприветствовала я Оксану.
— Здравствуй, — сухо отозвалась она. — Что скажешь?
— Когда за баночкой подъехать? — поинтересовалась я.
— Я целый день дома, — спокойно отозвалась она.
— Хорошо, я заеду, — пообещала я.
— Не забудь, расчет за каждую банку сразу, — напутствовала она меня.
Разговор двух приятельниц, да и только!
Выхода у меня не было. Деньги — не проблема. Оплачу я ей настой, лишь бы помогло. А вот с кольцом сложнее.
День мне предстоял важный и трудный, потому я не поленилась сходить на лоджию и отчитать себе удачу. Силы у меня в последнее время было совсем немного, потому я села на кресло у бортика и открыла свою драгоценную Библию Ведьмы. Бог мой… Морозный ледяной вихрь пронесся по моему телу, на мгновение сковал льдом вены и сердце пропустило удар. Я судорожно глотнула воздух и закашлялась. Вот черт! Раньше сила, дарованная книгой, была теплой и ласковой, потому как это была сила всего моего ведьмовского рода. Восемь поколений назад, в четырнадцатом веке ведьма Прасковья создала эту книгу и первая записала в нее свои рабочие заклинания и наблюдения, вот они, старославянские буквы на первых сорока страницах. С тех пор все ведьмы по нашей линии продолжали это — а умирая, вливали свою колдовскую силу в книгу, чтобы следующая ведьма получила ее. Когда я открывала свой талмуд, как я иногда ласково — небрежно звала свою книгу, сила начинала ласково струиться по венам, усиливая меня. Сегодня же я получила самый натуральный пинок. Я встряхнула руками — сила мурашками забегала под кожей. Все-таки книга мне ее дала, хоть и непонятно за что так со мной обошлась. Прикрыв глаза, я начала мерно читать заклинание.
Поверни, Господи, удачу,С запада на восток, с севера на юг,дай ей не дай ей не тридцать три дороги,а одну дорогу,к моему порогу…
Я окунала каждое слово в свою силу и бросала на ветер, который тут же подхватывал их и уносил куда — то ввысь, в морозное небо. Закончив колдовать, я села в кресло там же, на лоджии, полностью офигевшая. Колдовство получилось — я это всегда чувствую, моих слабых силенок хватило. Однако меня смутил один факт. Сила, кристально — чистый голубоватый поток, весьма слабенький в последнее время — изменился. Легким дымком в ее сердцевине вилась радужная нить, слегка искрящаяся мириадами звездочек. Красиво, слов нет, вот только пахла она, чем — то очень неприятным. Этакая смесь едких химических ароматов и тления.
