Двадцатого августа.
Максим бросил на него быстрый взгляд и тут же отвел глаза. Костин смотрел слишком безмятежно, чтобы заподозрить его в подвохе. Мужик, видно, зациклен на охоте и ждет не дождется открытия сезона, дабы отвести душу. Иначе не повторил бы дважды эти слова. Двадцатое августа. В прошлом они слишком много значили для Максима.
— Я тут встретил знакомых ребят с российской военной базы. Насколько я понимаю, их здесь недолюбливают, но командующий пообещал выделить бронетранспортер для поездки на озера.
— Ну, это круто! — усмехнулся Максим. — Утки золотыми окажутся.
— Ничего страшного, — махнул рукой Костин, — раз в год можно немного отпустить тормоза. — Он наклонился к Максиму. — Мне рассказывали, что Арипов еще тот парень и проводит очень жесткую политику, не задумываясь о средствах. Не боязно было с ним общаться?
Максим поднял голову и в упор посмотрел на собеседника:
— Я свое отбоялся лет этак пятнадцать назад. Поначалу меня, конечно, шокировали его методы, но потом я решил, что мое дело — сторона. К слову сказать, российские военные не вмешиваются в его дела, а он не вмешивается в их. Видно, имеется какое-то соглашение по этому поводу. Были, правда, кое-какие инциденты, но командующий принял быстрые и решительные меры.
— Каким образом… — начал было Костин, но его вопрос потонул в шуме, возникшем за их спинами.
Они оглянулись и увидели нависшую над ними по-бычьи тяжелую фигуру Ташковского. Он смотрел на Костина.
— Не ожидал тебя здесь увидеть, — проревел он, ничуть не заботясь, что его голос перекрывает шум в зале. Казалось, он просто не в состоянии говорить тише, может, оттого, что был изрядно навеселе.
Ташковский, указывая пальцем на Костина, обошел вокруг стола, словно хотел получше того разглядеть.
Некоторое время он стоял, тупо уставившись на него, потом снова взревел:
— Точно узнал. Ты один из тех нахалов, которые разделали меня под орех, когда вышла моя «Матерая волчица». Я твое лицо никогда не забуду. Ты тот самый придурок, кто пил мой коньяк на презентации, а потом всадил мне нож в спину своей долбанной рецензией!
— Насколько помню, в тот день я ничего не пил, — невозмутимо заметил Костин.
Ташковский шумно выдохнул:
— Надеюсь, тебе никогда больше не придется жрать водку в моей компании. Я сам выбираю друзей! — Он поднял руку, и Максим тут же вскочил на ноги.
— Сядьте, вы, оба! — Костин резко потянул Максима за рукав. — Не валяйте дурака!
— А ну вас на… — пробормотал Ташковский и провел ладонью по лицу. Он повернулся, наткнулся на стул и, пошатываясь, направился в сторону туалета.
— Мерзкий тип, — заметил Костин. — Весьма сожалею.
Максим поднял упавший стул.
— Вы что, правда журналист?
— Нет. Но лет пять назад мой друг, обозреватель одной известной газеты, заболел гриппом и попросил написать вместо себя небольшой отзыв на этот роман. Я, конечно, не литературный критик и высказался достаточно прямолинейно. К тому же указал автору на целый ряд досадных ошибок и неточностей, что его, естественно, очень сильно задело.
— И вправду очень неприятный тип, — буркнул Максим и сел, придвинув к себе бокал с недопитым содержимым.
— Но самое смешное, — продолжал Костин, — он действительно хороший писатель. И мне нравится, как он пишет. И критики совершенно справедливо его хвалят. Хуже другое. Они называют его русским Джеком Лондоном! Но мантия Джека ему не по плечу. Даже нельзя сравнивать. Тут совершенно другое… Возможно, я не вполне это понимаю…
Только и слышишь: русский Сидни Шелдон… Русский Хейли… Человека чуть ли не уличают в подражательстве, а он этим страшно гордится, на этом строится реклама… И всем наплевать, что личность перестала быть личностью, индивидуальность уже не в цене, потому что…
Говорил он сердито и быстро, но не закончил речь. К столику вернулась Анюта и пригласила Костина на танец. Максим отметил, как посветлело и оживилось ее лицо, когда рука Костина легла на ее талию, и решил, что пришла пора уходить. По-английски, не прощаясь…
По дороге в гостиницу недалеко от городской центральной площади он едва не попал в руки патруля. Затем ему преградила путь колонна военных грузовиков. За ней промаршировал батальон пехотинцев в камуфляже, изнемогающих под полной боевой выкладкой. Их смуглые лица лоснились от пота и в тусклом свете уличных фонарей сияли, как хорошо начищенные ботинки.
Что-то назревает, подумал Максим обеспокоенно. Ребята вооружены до зубов. Неужели новый переворот? Может, Аликперу в эту ночь будет не до него? Но он тут же отогнал от себя эту мысль, как самую опрометчивую на данный момент. Садыков свое не упустит!
Богуш огляделся по сторонам. Большая площадь, прилегающая к президентскому дворцу и в дневное время буквально запруженная народом, теперь была пуста. Лишь кое-где виднелись тройки военных патрулей, да по периметру расхаживали люди в штатском — агенты секретной службы Фархата Арипова.
Обычная разноголосица толпы сменилась тупым стуком солдатских ботинок по асфальту. Все кафе, магазинчики, многочисленные киоски были закрыты, окна зашторены, оттого и площадь выглядела темной и угрюмой. На фасаде президентского дворца не светилось ни единого огонька, и Максим подумал, что все это очень напоминает российские города в войну, естественно, какими он видел их в кино: шторы затемнения на окнах, а на улицах мерный солдатский шаг. Не хватало только прожекторов, шарящих по небу в поисках вражеских самолетов, а в остальном было очень похоже, что он попал в прошлое, лет этак на шестьдесят назад.
Глава 3
Максим распахнул дверь в бар гостиницы «Мургаб» и вошел вовнутрь. И тотчас нашел ответ на все свои желания. Она сидела у стойки бара, и именно она была нужна ему в этот момент.
Потрясающе, пугающе красивая женщина. Тем не менее он легко справился с секундной потерей душевного равновесия и непринужденно направился прямо к стойке, не сводя глаз с незнакомки.
Ее светлые волосы, казалось, потускнели от жары.
Они слегка топорщились на затылке, открывая длинную гибкую шею. Прекрасный плечевой пояс, подумал он, разглядывая женщину. Вероятно, занималась гимнастикой или балетом. Он отметил узкую кисть руки, сжимающую бокал, и точеные бедра, что так выгодно подчеркивали облегающие светлые брюки.
Белая футболка на спине потемнела от пота. Женщина то и дело подносила к лицу крошечный кружевной платочек, вытирая капельки пота, выступающие на носу и лбу. И от этого отнюдь не становилась хуже.
Она подняла голову, и Максим чуть не задохнулся от волнения, впервые признаваясь себе, что подобных глаз ему еще не приходилось встречать. Они были какого-то странного темно-лилового цвета, затемненные обрамлением длинных темных ресниц…
