плен, лишили духовного звания и заточили в церковь Святой Агнессы в Риме. При их непосредственной помощи новый папа созвал в апреле 1059 г. Собор в Латеране, где принял новые правила об избрании Римского епископа, действующие, кстати сказать, до нашего времени. Смысл нововведений заключался в том, что отныне Римская церковь будет
сама выбирать своего предстоятеля, не прибегая к услугам императорской власти. Нет сомнений, что за спиной этого декрета стоял Григорий Гильдебранд и норманны, без силовой поддержки которых никто бы в Риме не решился на такой смелый шаг.
Взамен папа Николай II признал за Гвискаром титул герцога Апулии и Калабрии, нисколько не позаботившись спросить об этом поступке в Константинополе, где по-прежнему с полным правом считали эти области своими старинными владениями. Наконец, взамен на обещание норманнов служить Римскому престолу и передать все епископии Сицилии под власть Апостольского престола, понтифик даровал Гвискару этот остров, как своему вассалу[48]. Как писал один историк, «права ограбленных Византийских государей были так же мало приняты папой во внимание, как и власть Германского императора. На глазах у людей одна легитимная власть устранялась, и ей на смену ставилась другая, основанная на грабеже. Может показаться изумительной та уверенность, с которой папа отдавал чужеземцам, как свою собственность, не принадлежащие ему провинции и даже вперед утверждал за этими чужеземцами те земли, которые еще надо было покорить»[49]. Активную помощь в овладении островом Гвискару оказал его младший брат Рожер Отвиль (1061–1101).
Едва ли маневры папы могли вызвать одобрение в Германии, но малолетний император Генрих IV и его мать не имели никакой возможности воспрепятствовать папе и норманнам делить имперские земли. Этот конфликт, пока еще приглушенный вследствие указанной причины, вскоре породит многолетнее и тяжелейшее противостояние папства и императора, приведшее Запад к острейшему политическому и религиозному кризису. Правда, это все еще впереди...
Прежде чем начать наступление на остров, Гвискар в 1060 г. захватил оставшиеся греческие города в Калабрии — Россано, Джераче, Таранто и Бриндизи. Оставался только город Бари, но и его судьба будет решена в 1071 г. В октябре 1060 г. Константин X Дука направил, наконец, в Италию свой флот с войском, и угроза византийцев была настолько реальна, что Роберт Гвискар был вынужден срочно собирать все наличные силы, чтобы отразить ее. Однако до серьезных сражений дело не дошло, и византийцы спокойно отправились в Бари. Конечно, без таких опытных полководцев, как Георгий Маниак, Катакалон Кевкамен или Лев Торник, разбить норманнов, не проигравших ни одного сражения в Италии за последние 30 лет (!), было невозможно. Тем не менее в течение ближайшего времени византийское правительство пыталось помочь своим соотечественникам в Южной Италии, поднимавшим восстания против норманнов в 1064 и 1066 гг.
Впрочем, всем было ясно, что со столь могучим соперником малыми силами не справиться, но Константин X Дука и не пытался начать настоящую войну — ему было жаль для этого денег, да и армия почти прекратила свое существование. В августе 1068 г. началась осада Бари — последней цитадели византинизма в Италии. Из Константинополя срочно направили флот во главе с полководцем по имени Византий и новым катепаном Италии Стефаном Патераном, но в случайном морском сражении, когда норманны наткнулись на греков, большая часть кораблей была потоплена. Впрочем, сами полководцы удачно пришвартовались в Бари и организовали его оборону, доставившую норманнам множество хлопот[50]. Но в скором времени Гвискар со своими товарищами, завладев Сицилией и сломив остатки последнего греческого сопротивления в Италии, станет претендовать на большее — об этом речь пойдет дальше.
LVII. Царица Евдокия (1067) и император Роман IV Диоген (1068–1071)
Глава 1. Тайный план императрицы. Битва при Манцикерте и трагедия царской четы
Смерть императора Константина X Дуки первоначально мало что изменила во внутреннем порядке Византийского государства. По крайней мере, дела в государстве не стали лучше. Царица Евдокия, получившая права регентши, вынужденно занималась всеми государственными вопросами — назначала на должности и освобождала от них, принимала посольства и взыскивала подати. Во время приемов Евдокия восседала на царском троне, прекрасно понимая, что за этой театральной пышностью таится гибель Римской империи. Она явно превосходила покойного супруга в силе характера и старательно пыталась приобщить сына Михаила, юного представителя семейства Дуков, к государственным делам. Но это мало что значило в данную конкретную минуту.
Царице было очень тяжело: ее постоянно преследовал страх за собственную жизнь, судьбу сына и Римской державы. Одинокая фигура между двух борющихся партий — «патриотов» и «клерикалов», — Евдокия на людях всегда такая выдержанная и спокойная, как-то раз «в сердцах» проговорилась о тяжести своей ноши. На одном из богослужений Пселл, оставивший за собой статус первого советника и «серого кардинала», пожелал императрице, чтобы Бог хранил ее царство до конца дней. На это царица горячо возразила: «Не нужно мне такого долгого царствования, я не хочу умереть на троне!»[51] Евдокию можно было понять — государство разваливалось буквально на глазах: турки-сельджуки победоносно шествовали на Востоке, армия практически прекратила свое существование, казна была пуста, чрезмерные налоги съедали последние средства населения, коррупция чиновников достигла своего апогея.
Казалось, внешне все было, как и прежде, но нарушилась какая-то внутренняя гармония Византийской империи. Вместо традиционных приоритетов появились новые, а понятия «государство», «общее благо» растворились в «Церкви», в том значении, как ее понимали идеологи «папизма». Император, живой символ Богоизбранности вечной Римской империи, теперь стал играть второстепенную роль на фоне «настоящего» главы — Константинопольского патриарха, чем, кстати говоря, были недовольны сами столичные архиереи; те, у кого хватало здравомыслия. Армейская героика подменилась фальшивым благочестием группы клерикалов. И этого всего оказалось вполне достаточно, чтобы Римская империя едва не прекратила свое существование.
Но, по счастью, в Византии еще сохранились люди, для которых интересы отечества всегда стояли на первом месте. Постепенно и очень осторожно, чтобы не вспугнуть представителей семейства Дуков, византийские патриоты начали переговоры с Евдокией и патриархом Иоанном Ксифилином о возможном отступлении от завещания покойного Константина X. К чести и императрицы, и архиерея, они горячо поддержали идею найти нового василевса — естественно, путем нового замужества Евдокии, и попытаться спасти положение государства пусть даже за счет некоторого попрания прав семейства Дуков. Случай сам привел к престолу Романа Диогена.
Это был яркий представитель древнего и славного рода, родившийся в Каппадокии, владелец громадных имений в Харсианской феме. Долгое время Роман управлял придунайскими городами, а затем, в
