произведено с соблюдением всех необходимых формальностей.
Услышав спокойный и твердый голос предводителя уездного дворянства, прокурор замолчал, а все прочие взглянули на Алексея Николаевича не без благодарности.
— Однако необходимо также установить, является ли он душевнобольным? И если да, то какого именно рода?
— А они что, между собой различаются? — удивленно спросил судья.
— Именно так, многоуважаемый Владимир Сергеевич, — охотно пояснил Батовский. — Дело в том, что когда душевная болезнь врожденная, то таковые несчастные именуются безумными. А вот если недуг, если можно так выразиться, благоприобретенный, то — сумасшедшими!
— Скажете тоже, Модест Давыдович, — забулькал от смеха Михалков, — благоприобретённый! Экая умора…
— Такова уж медицинская терминология, — пожал плечами врач.
— Господа, давайте вернемся к делу, — постарался вернуть заседание в рабочее русло князь Ухтомский. — А то ведь обед скоро!
— Да-да, господа, — поспешно согласился с ним прокурор, — но тут уж нашим врачам и карты в руки, что скажете, господа-доктора?
— Я не вижу признаков безумия, господа, — неуверенным голосом начал Гачковский, — что же касается возможности его сумасшествия, то полагаю, необходимо более длительное наблюдение…
— А подушную подать за этого шельмеца в это время кто платить будет? — ехидно осведомился прокурор. — Не надо забывать об интересах казны!
— Ваша позиция понятна, — снова прервал словоизлияния Воеводского князь и повернулся, — а какое ваше мнение, Юлий Иванович?
— Я совершенно согласен с коллегами, — быстро сказал Смоленский.
— Да? — искренне удивился предводитель дворянства. — Но ведь они еще не все высказались. Впрочем, пусть будет так. Каков будет ваш вердикт, Модест Давыдович?
Батовский пожал плечами и, на секунду задумавшись, ответил:
— Для более точного диагноза, как совершенно верно заметил коллега Гачковский, необходимо еще несколько времени. Однако уже можно сказать, что недуг пациента если и существует, то не несет опасности окружающим. К тому же наша уездная больница все же не является психиатрической. Посему, если односельчане не против принять человека, опознанного как Дмитрий Будищев, то у меня нет возражений. Тем более что «казна», как совершенно справедливо заметил господин Воеводский, не бездонная, не говоря уж о средствах, отпускаемых на содержание богоугодных заведений, к числу коих относимся и мы, многогрешные.
— Неужели ваш бюджет столь мал? — изогнул бровь Ухтомский, тут его взгляд встретился с глазами забытого всеми священника, продолжавшего стоять в сторонке и внимательно слушавшего все, что говорят присутствующие.
Отец Питирим весьма выразительно взглянул на князя и едва заметно кивнул головой. Тот на мгновение смешался, но тут же взял себя в руки и продолжил:
— Что же, если все действительно обстоит подобным образом, то у меня нет возражений. В конце концов, мало ли по нашим деревням дурачков бегает? Одним больше — одним меньше! К тому же, вероятно, обед уже стынет?
Присутствующие в ответ дружно засмеялись и ничуть не менее дружно заторопились к выходу. Признанного здоровым пациента увел Лука, а Батовский, исполняя роль гостеприимного хозяина, встал у выхода:
— Прошу, господа, прошу! Чем богаты, тем и рады, отведайте, что бог послал.
Когда идущий последним Фогель поравнялся с ним, Модест Давыдович не удержался и спросил его:
— Что, дражайший Карл Карлович, не подтвердилась версия о посланце грядущего?
Рыжий полицейский неожиданно улыбнулся в ответ и пожал плечами.
— Да уж, говоря по совести, такого афронта я не ожидал!
— Но неужели вы и впрямь полагали, что эта басня о путешествии во времени может быть правдой?
— Нет, конечно! Я как раз был уверен, что этот человек из пропагандистов, коих много развелось в последнее время. Просто в картотеке его нет, задержать особо не за что, а вот в вашем бедламе подержать, пока все не выяснится, показалось мне весьма привлекательной идеей.
— Погодите, вы что же, хотели использовать мою больницу как узилище? — возмутился Батовский.
Но довольный Фогель уже ушел, насвистывая, оставив доктора возмущаться коварству полиции в одиночестве.
Быстро покончив с формальностями, исправник велел старосте и священнику отправляться восвояси, прихватив с собой нежданно-негаданно обретенного односельчанина. Тот тем временем сдавал больничный халат и кальсоны с тапками и получал назад свои вещи. Последних было немного, и выглядели они, мягко говоря, непрезентабельно. Странные узкие штаны, более всего похожие на кальсоны, но из грубой ткани и с нашитыми на заду карманами, и узкая пятнистая рубаха с короткими рукавами. Постирать их после болота, конечно же, никто не удосужился, слава богу, хоть просушили. Обуви, верхней одежды или шапки на нем не было, очевидно утонули в трясине. Быстро переодевшись, Дмитрий вопросительно посмотрел на свои босые ноги.
— Поторапливайся, — буркнул ему дворник.
— Это все?
— Все, в чем был, — отрезал седой здоровяк.
— Послушай, как тебя, Лука, — нерешительно спросил Дмитрий, — босиком-то холодно, можно хоть тапки оставить?
— Ишь чего захотел! Не положено!
— Слушай, старый, на то, что положено, давно наложено. Ну, чего тебе стоит, сделай по-братски?
— Иди отсюда!
Сказано это было таким безапелляционным голосом, что просить или спорить расхотелось. Поэтому Дмитрий, морщась, когда под босые ступни попадали камешки, пошлепал к выходу, к ожидавшим его старосте и попу. К воротам тем временем подъехала запряженная парой коней пролетка с какими-то важными господами, и сопровождавший его дворник тут же засуетился, позабыв про подопечного. Открыв калитку, он вытянулся во фрунт и, приложив два пальца к козырьку, отдал честь. Два молодых человека в военной форме тут же выпрыгнули из экипажа и, подав руки, помогли выйти ехавшей с ними барышне. Та, грациозно ступив на грешную землю, улыбкой поблагодарила своих спутников и вдруг увидела странного человека, беззастенчиво глазеющего на нее. Вид его был так нелеп и вместе с тем забавен, что девушка не удержалась и звонко рассмеялась, прикрывая рот ладошкой, одетой в лайковую перчатку. Ее спутники поначалу удостоили оборванца совсем недобрым взглядом, но затем, рассмотрев хорошенько, тоже принялись смеяться. Дмитрий же продолжал стоять как громом пораженный, не в силах оторвать глаз от прекрасной незнакомки. Наконец, Лука заметил непорядок и сильно пихнул бывшего пациента, отчего тот отлетел кубарем.
— Пшел прочь, дурень! — гаркнул дворник и снова вытянулся перед приехавшими. — Прошу, господа!
Молодые люди, продолжая улыбаться, прошли внутрь, не удостоив больше взглядом забавного оборванца. Но вот ему выходка дворника не показалась забавной, и он подошел к закрытой уже калитке.
— Ты нафига это сделал, старый хрыч? — с угрозой в голосе спросил он.
— Иди отселева, убогий, — отмахнулся Лука, — а то вдругорядь не так еще получишь!
— Ладно, встретимся еще на узкой дорожке, — пробормотал тот.
— Эй, Митька, долго тебя ждать? — закричал староста, уставший ждать нового односельчанина, и тут же обернулся к священнику. — И чего ты, отец Питирим, вспомнил про эту Прасковью с ее ублюдком?
— Сам, поди, знаешь, — буркнул в
