— Пожалуйста, позвольте мне уйти. Это неправильно — сидеть между ваших бедер.
— Неправильно, но, тем не менее, удобно. — Он поджал губы. — Я не уверен, что смогу. За определенную плату.
— Плату? Чтобы получить освобождение из моей кровати?
Его глаза внезапно вспыхнули, улыбка на его чувственных губах заставила ее сердце биться сильнее. Его руки, такие горячие до этого, сейчас казались еще горячее, они почти обжигали через материал ее платья.
— Моя сладкая, — сказал он, — вы не в кровати, но между моими бедрами. Если бы вы были в кровати, я бы потребовал намного больше, чем поцелуй, за вашу свободу.
Она нахмурилась.
— Это несправедливо. — Действительно, так оно и было.
— Жизнь редко бывает справедлива, — возразил он.
Кэт не могла поспорить с ним. Жизнь уже доказала это. Черт, это не будет так несправедливо, если он будет действовать исходя из своей логики.
— Я уже подарила вам поцелуй, — разумно отметила она.
— Вы не целовали меня, — это я вас целовал.
— Это все, что вы от меня получите.
— Действительно? — Его бедра сжались, и он посмотрел на нее сонным, сексуальным взглядом, что совершенно лишило ее возможности мыслить. — Как жаль, ибо я наслаждался этим поцелуем. Даже больше, чем следовало бы. Без сомнения, это был самый интригующий, самый восхитительный поцелуй, который я когда-либо получал.
Несмотря на решение Кэт выглядеть неподвижной, короткая вспышка гордости проснулась в ней. По манерам незнакомца и его внешнему виду было видно, что он привык к тому, что его целовали… на самом деле, он был мастером поцелуев. И все же, он был под впечатлением от ее усилий. Тем более, она даже не пыталась произвести на него впечатление. Она спрашивала себя, почему он считает иначе. Он был бы совершенно изумителен и…
Кэт моргнула. Клянусь драконом… если она продолжит думать об этом, то уговорит себя снова его поцеловать. И ему даже не придется ничего говорить!
Ее взгляд остановился на незнакомце, и она заметила, что он пристально наблюдает за ее реакцией, с довольной улыбкой на губах, как будто действительно знал, о чем она думала. Я играю ему прямо на руки, проклятие!
— Достаточно. Я буду считать до трех, пока вы не освободите меня.
В его синих глазах появилось изумление.
— Или?
— Или я буду вынуждена причинить вам боль.
Он тихо засмеялся, звук исходил из его груди.
— Действительно? И как вы…
— Один.
— О, перестаньте. Все чего я хочу, — только поцелуй. Вы уже подарили мне один, что может причинить вред?
— Два.
Он покачал головой.
— Клянусь, Вы упрямая штучка. Намного упрямей моей сес…
— Три. — Она подняла ногу и со всей силы опустила ее. Это был мощный удар задней частью ее ботинка по его голой голени. Его хватка немедленно ослабилась. Кэт вскочила на ноги и кинулась к двери, прежде чем ее тюремщик выругался в довольно красочных выражениях.
Добравшись до двери, она не стала тратить время на то, чтобы захлопнуть ее. Затем она продолжила свой путь вниз, через большой зал и за дверь, после чего поспешила к конюшням.
Она не думала, что мистер Девон Сент-Джон последует за ней, — ему придется достаточно долго искать одежду.
Но все же, сердце ее стучало так, как будто оно ушло в пятки. И, возможно, в некотором смысле, так оно и было.
В конюшне, слава Богу, никого не было. Она поспешила в пустое ближайшее стойло, в чистом воздухе пахло сеном и овсом. Она прошла прямо в амуничник[1], где закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, пытаясь успокоить дыхание, постепенно успокаиваясь.
Она всегда защищалась от приставаний гостей Килкэрна. Кэт никогда и никому не позволяла касаться ее, держать ее в своих объятиях и целовать. Этот человек просто застал ее врасплох своими сладкими речами и улыбающимися глазами. Но сейчас она будет осторожной с ним; возможно даже очень осторожной.
Разумеется, Кэт никогда не нравилось внимание испорченных друзей Малкольма, но сейчас, она почувствовала приятную дрожь возбуждения. На самом деле, она ощущала много эмоций, пока была в объятиях Девона Сент-Джона, и все они были небезопасными.
Эта мысль укрепилась в ее голове, пока она ждала, что дыхание немного успокоится, прежде чем покинуть амуничник и найти лошадь. Затем она оседлала ее и поскакала через лес и холмы так, как будто за нею гнался сам цербер.
Глава 3
Я здесь не для того, чтобы спорить с вами, сэр. Я здесь, чтобы сообщить вам мои требования и проследить за их незамедлительным исполнением.
Виконтесса Мурленд, практикуясь перед зеркалом в ожидании разговора с его светлостью, относительно его разорительной склонности к азартным играм.
Эта крошка пнула его. И сильно. Насмешливый интерес Девона в течение нескольких секунд перерос в изумленный гнев, сменившийся сильным раздражением после того, как она выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью, пылая, очевидно, праведным негодованием.
В общем, и целом это был новый и крайне неприятный опыт. Женщины редко отвергали его заигрывания и уж точно никогда не пинали его ногами, перед тем как покинуть комнату.
Проклятье, что было не так с этой женщиной? Простого «нет, благодарю вас» было бы вполне достаточно. Хотя… Он потер ладонью голень, поморщившись от боли. Возможно, он чересчур крепко прижимал к себе эту малышку, слишком сильно желая побороть чертово действие проклятого кольца-талисмана. Честно говоря, он не имел в виду ничего плохого. Просто-напросто, это было осознание того, как идеально она подходила для воплощения его планов — именно здесь, в его руках — и поэтому он так не хотел обращать внимание на просьбу выпустить ее из объятий.
Конечно, большинство из знакомых ему женщин вряд ли стали бы жаловаться, подержи он их в своих объятиях даже гораздо дольше, чем несколько несчастных минут. Прояви он свой интерес, и многие остались бы там, где они были, и даже предложили бы, в свою очередь, дополнительные развлечения, чтобы разнообразить эту, восхитительно нарушающую рамки этикета, ситуацию. Но очевидно, что лондонские девицы были менее щепетильны, чем шотландские барышни. Может быть, в какой-то степени, они вели себя так из-за его положения в лондонском обществе…
Предательская мысль возникла у него в голове и захватила мысли. Что, если все женщины, которые ложились с ним в постель, делали это не потому, что это был он, а потому что он был Сент-Джон?
Он опустил взгляд на свою выступающую «конечность», как назвала символ его мужественности эта крошка, и почувствовал, как его охватывает облегчение. Возможно, его имя и служило причиной для некоторых женщин попасть к нему постель, но не оно заставляло их требовать, просить и умолять позволить им в нее вернуться.
