Сам свадебный пир в описании Гомера мало отличается от повседневных пиров, которыми басилевсы услаждали себя едва ли не каждый вечер. Служанки ставят перед гостями серебряные тазы и золотые кувшины «с рукомойной водою». Ключница расставляет столы и кладет на них хлеб и разные кушанья, «охотно их дав из запасов». А кравчий, «блюда высоко поднявши, на них преподнес им разного мяса и кубки поставил близ них золотые».
Так пировали они под высокою кровлеюдома,Сродники все и соседи покрытого славойАтрида,И наслаждались. Певец же божественныйпел под формингу,Сидя меж ними. И только лишь песню онпеть принимался,Два скомороха тотчас начинали вертетьсяпо кругу.
Непонятно, участвуют ли в свадебном пире женщины и даже сами невесты. Во всяком случае, если они и сидят за столом, то они молчат. Молчит о них и автор. Лишь Елена выходит к гостям и принимает участие в разговоре. Но и она не пирует, а занимается рукоделием.
Греки вообще не приветствовали участие женщин в пирах. И если во времена Одиссея и Менелая мать семейства могла на некоторое время выйти в пиршественную залу, то позднее это было немыслимо. В Афинах времен Перикла все женское население дома – и почтенная супруга, и юные дочери – должно было вскакивать из-за стола и убегать на свою половину, если в гости неожиданно заходил приятель мужа. Даже на свадьбах очень часто мужчины пировали отдельно, а женщины – отдельно.
Линкей, живший в третьем веке до нашей эры, подробно описывает свадьбу некоего Карана в Македонии. На этой свадьбе было все: роскошная еда, золотые венки, украшавшие головы гостей, нагие родосские арфистки, комедиантки, «танцовщицы, одетые одни – нереидами, другие – нимфами»… Не было лишь одного – невесты, как, впрочем, и других «порядочных» женщин. Возможно, невеста со своими родственницами и угощалась в женском крыле дома, в гинекее. Но в центре внимания пирующих была, безусловно, не она, и все изыски брачного пира предназначались не для нее. Не для нее «вышел хор из ста человек и стройно спел брачный гимн». Ей не довелось отведать жареную свинью, набитую лакомствами: дроздами, утками, жаворонками, яичными желтками, устрицами и морскими гребешками. Она не увидела, как раздвинулись занавески, приводимые в движение скрытыми устройствами, и взорам пирующих предстали «наяды, и эроты, и паны, и гермесы, и множество других статуй, державших в руках серебряные светильники». Линкей, детально описывающий свадебный пир, ни разу не вспомнил о невесте и не задался вопросом: где же она? Или: кто же она? Зато на него произвели впечатление «нагие фокусницы, кувыркавшиеся на мечах и выдувавшие огонь изо рта…».
Впрочем, Древняя Греция была большой и раздробленной, а история ее охватывает почти две тысячи лет (если учесть период римского владычества). Поэтому нельзя говорить о древнегреческих свадьбах вообще. Каждый полис имел свои традиции, а бедняки и цари женились по-разному. И все-таки греческий взгляд на брак четко сформулирован в речи против проститутки Неэры, приписываемой Демосфену: «…гетер мы держим ради наслаждения, наложниц для повседневного удовлетворения потребностей нашего тела, жен для того, чтобы производить законных детей и иметь верную хранительницу дома». При этом надо отметить, что, кроме гетер, древние греки весьма увлекались мальчиками. Любовные связи с ними не только не осуждались, но даже считались иногда предпочтительнее, чем связь с женщиной. В греческой литературе нередок спор между героями: чья любовь лучше, мальчика или женщины. Как правило, после долгой дискуссии каждый остается при своем мнении… Короче, на долю законных невест и жен у греков часто уже не хватало ни сил, ни времени… А иногда – и желания.
Известный поэт Семонид Аморгосский, живший в конце седьмого века до нашей эры, посвятил женщинам целую поэму, она так и озаглавлена: «О женщинах». Поэт рассказывает, из каких животных были женщины созданы Зевсом. Но плохо знает греков тот, кто подумает, что поэт сравнил представительниц прекрасного пола с «рыбками», «птичками» или «кошечками»:
Различно женщин нрав сложил вначале Зевс:Одну из хрюшки он щетинистой слепил —Все в доме у нее валяется в грязи,Разбросано кругом – что где, не разберешь.Сама ж – немытая, в засаленном плаще,В навозе дни сидит, нагуливая жир.Другую из лисы коварной бог создал…
Есть женщины, подобные попусту лающим собакам. Такую жену не унять, даже если муж ей «зубы вышибет булыжником в сердцах». Другие женщины похожи на «осла, облезлого от плетей», они все делают «под брань, из-под кнута». У кого-то жена сотворена из земляных комьев: «что зло и что добро – не по ее уму». Другая жена «мужу своему мерзка до тошноты». «Иную сотворил из обезьяны Зевс». И даже те немногие женщины, которые сотворены из пчел, не искупают всеобщего вреда, происходящего от слабого пола:
Да, это зло из зол, что женщиной зовут,Дал Зевс, и если есть чуть пользы от нее —Хозяин от жены без меры терпит зло.И дня не проведет спокойно, без тревог,Кто с женщиной судьбу свою соединил.
Можно назвать Семонида сатириком, можно считать, что он писал свою поэму сгоряча, после бурного скандала с женой. Но другой поэт, великий Гесиод, младший современник Гомера, в поэме «Работы и дни» четко и продуманно сформулировал общенациональную точку зрения на брак. Обращаясь к своему брату Персу, Гесиод дает ему множество полезных советов о том, как жить, как вести хозяйство, как торговать, как пировать и как соблюдать правила личной гигиены. Не обошел поэт и такую важную вещь, как женитьба. Брачные рекомендации даются между советами о том, как надо грамотно нагружать корабль, и о том, как «чтущий богов рассудительный муж» должен мочиться. Строфа о браке по размеру ровно в два раза длиннее строфы о правилах мочеиспускания, что, видимо, соответствует значимости этих деяний в глазах поэта.
В дом свой супругу вводи, как в возрастпридешь подходящий.До тридцати не спеши, но и за тридцать долгоне медли:Лет тридцати ожениться – вот самое лучшеевремя.Года четыре пусть зреет невеста, женитесьна пятом.Девушку в жены бери – ей легче внушитьблагонравье.Взять постарайся из тех, кто с тобою живетпо соседству.Все обгляди хорошо, чтоб не на смех соседямжениться.Лучше хорошей жены ничего не бывает насвете,Но ничего не бывает ужасней женынехорошей,Жадной сластены. Такая и самого сильногомужаВысушит пуще огня и до времени в старостьзагонит.
В другой своей знаменитой поэме «О происхождении богов» Гесиод высказывается еще определеннее. Возможно, за время, прошедшее между написанием этих поэм, он успел жениться, и, видимо, не слишком удачно. Иначе трудно объяснить ту ярость, с которою он обрушивается на представительниц прекрасного пола:
Нам на великое горе они на земле обитают,В бедности горькой не спутницы – спутницытолько в богатстве.
Поэт сравнивает мужей с хлопотливыми пчелами, которые «изо дня в день суетятся и белые соты выводят», а жен – с трутнями, которые «все время внутри остаются под крышею улья и пожинают чужие труды в ненасытный желудок».
Справедливости ради надо отметить, что греческие жены действительно сидели целыми днями в своих домах, как «под крышею улья». Но делали это они не по своей воле. Свободы времен Троянской войны миновали, и в годы расцвета афинской демократии греческой женщине возбранялось выходить из дома без мужа или отца. В крайнем случае она могла показаться на улице в сопровождении служанки, но и это не рекомендовалось без особой необходимости. Афинский оратор Гиперид говорил, что «женщина, выходящая на люди, должна достичь того возраста, когда встречные не спрашивают, чья она жена, но чья мать».
Крупнейший афинский законодатель Солон в начале шестого века до нашей эры издал закон, по которому женщина при выезде из города могла взять с собой «пищи и питья не больше, чем на обол, иметь корзинку не больше локтя». Этим гречанок предостерегали от дальних путешествий, ведь на один обол можно было купить всего лишь одну шестую часть барана, или четыре килограмма зерна, или один литр дешевого вина. Кроме того, по закону Солона ночью женщина могла отправиться в дорогу только в повозке и только с зажженным фонарем.
Сохранились и некоторые другие законы Солона, непосредственно касавшиеся супружеской жизни. Солон уничтожил обычай давать за девушкой приданое и разрешил ей приносить с собой лишь немного одежды (три гиматия) и вещи из домашней обстановки «небольшой ценности». Как пишет Плутарх, «по его мысли, брак не должен быть каким-то доходным предприятием или куплей-продажей». При этом Солон стоял на страже нравственности: так, мужу давалось право убить любовника жены, если он заставал его на месте преступления. Девушку, уличенную в связи с мужчиной, отец или брат получали право продать. Но, будучи поборником нравственности, Солон тем не менее ревностно отстаивал сексуальные права супругов. Согласно его закону после свадьбы «невесте давали поесть айвы и запирали ее вместе с женихом». А если богатый старик женился на юной сироте из-за ее приданого, ему вменялось в обязанности иметь свидание с нею «по крайней мере три раза в месяц». Если же муж на таковое свидание был неспособен, неудовлетворенная жена получала право вступить в связь с кем-либо из его ближайших родственников. Впрочем, Плутарх считал, что закон этот издан не для удовлетворения богатых сирот, а для воспитания мужчин, которые будут «терпеть позор, неся наказание за свою алчность и наглость».
