женщина. Ну, ещё было сегодняшнее утро, ванна и служанка, но она тоже не считается.
А сейчас у нас что? Два мужчины, причём в чистых намерениях одного из них я не была уверена совершенно, и просвечивающая ширма! Издевательство чистой воды!
– Асаин Шерман? – горви Туэйт особенно внимательно всмотрелся в моё бледное лицо. – Вы… сегодня ведёте себя необычно. – Он явно что-то другое хотел сказать. – Как ваше самочувствие?
Ужасно, просто ужасно.
– Асаин Шерман многое пережила, – пришёл на помощь риян.
– Насколько я знаю, вас, моя дорогая, поручили заботам моего коллеги горви Эитана…
– Мы пришли к вам, – напомнил Йорген.
Он не сказал ничего такого, но лекарь мгновенно сделал выводы о том, что его самого королева ценит больше и считает бо́льшим профессионалом, нежели этого Эитана. Недаром же после его «заботы» меня привели к самому Туэйту.
Мужчина преисполнился важности, задрал нос повыше и встал поровнее, чтобы казаться поважнее, и с особым рвением вернулся к поискам в своём столе.
Я же вернулась к переживаниям, но лекарь на мой умоляющий взгляд не реагировал никак. Совсем отчаявшись, я обернулась, поверх ширмы беспомощно взглянула на рияна Йоргена.
Мужчина сидел, с комфортом устроившись в кресле. Откинулся на спинку, небрежно расположил руки на подлокотниках, широко раздвинул ноги. И не сводил с меня насмешливого взгляда.
Ему было смешно. Конечно, не ему же велели раздеться. Хотя, даже если бы у него подобное потребовали, он бы уже стоял без одежды, ничуть не смущаясь.
– Отвернитесь! – потребовала я одними губами.
Мои глаза сверкали от смущения и негодования, которое лишь усилилось, когда губы рияна Йоргена издевательски-медленно растянулись в усмешке, обнажив клыки.
– А риян Йорген не может обождать за дверью? – нервным, срывающимся голосом поинтересовалась я.
Резко отвернулась, чтобы даже краем глаза не видеть Агвида, требовательно посмотрела на лекаря.
Тот поднял голову, непонимающе посмотрел на меня, перевёл недоумевающий взгляд на рияна, нахмурился.
И не ответил. Не успел.
– Я отвечаю за вашу безопасность, принцесса, – голос у Йоргена звучал спокойно, в чём-то безразлично. Но я готова поклясться, что расслышала там отголоски издевки!
– Асаин Шерман, почему вы всё ещё в одежде? – не придав нашему маленькому конфликту никакого значения, возмутился лекарь.
Он нашёл-таки в недрах своих ящиков чистые листы и странного вида ручку. Массивную, золотую, с прозрачными стенками, сквозь которые было отлично видно густые, лениво переливающиеся тёмно-золотые чернила.
Тебе нужно быть послушной девочкой, Алиса. Ты же не хочешь стать безвольной пустышкой в руках королевы?
Не хочешь.
А для этого придётся принять правила чужой игры, переступить через свои гордость и убеждения. Не вызывать подозрений. Не перечить и ни с кем не ругаться. Даже с рияном Йоргеном.
Перед тобой лекарь, он видел много обнажённых людей. Тебе нечем его заинтересовать. Он просто должен выполнить свою работу.
А риян… здесь ширма. Всё, что ему удастся увидеть – размытые очертания.
Я набрала полную грудь воздуха, медленно выдохнула, заставляя себя успокоиться. И подрагивающими пальцами начала развязывать шнуровку платья на груди.
Горви Туэйт осмотрел – и ощупал! – каждый сантиметр моего тела. Постоянно делал замеры гибкой лентой, убегал к столу, торопливо всё записывал. Про ширину бёдер и размер груди тоже не забыл.
Дальше предстояло самое для меня постыдное. Лекарь велел лечь на кушетку и широко раздвинуть ноги.
Я понимала, что он собирается делать, и его спокойный вид должен был успокоить и меня, но вместо этого я уже едва ли не плакала от стыда.
Всё лицо пылало. В голове шумело, глаза жгли слёзы.
Господи, за что мне всё это?
Мужчина обработал ладони жидкостью из баночки, наклонился… Я, не выдержав, закрыла лицо ладонями. Мне показалось, что, если я ничего не буду видеть, а он не будет видеть моего алого лица, то нам обоим будет легче.
Можно же, в конце концов, подумать и о чём-нибудь хорошем. Или пожалеть несчастного лекаря. Приходят тут всякие со своими болячками, а ему, бедняге, всех осматривай, каждого лечи. Интересно, он сам себя лечит или идёт к другому лекарю?
Широкая мужская ладонь легла на внутреннюю часть бедра. Я вздрогнула, тут же замерла. Ужас какой.
Вторая ладонь прошлась сверху вниз, чуть нажимая, раздвигая.
Когда чужие пальцы оказались внутри, я, как ненормальная, закрутила головой. Словно всё это унижение было лишь сном, который никак не желал исчезать.
– Чёрт, – простонала едва слышно.
Ладони на лице заглушили и этот звук.
– Проклятый Олграх! – воскликнул лекарь и отшатнулся от меня.
Как будто разглядел какую-то гадкую болезнь, которой совсем не хотел заразиться. Неужели и правда разглядел? Что именно? Откуда? Как убрать?!
– Что там? – вслед за встревоженным голосом рияна послышались и его торопливые шаги.
К счастью, Туэйт опомнился раньше.
– Оставайтесь за ширмой! – велел он раздражённо, вновь устраиваясь… не буду говорить, где. – Незачем пугать бедную девочку ещё сильнее.
– Что вы там такое обнаружили? – тихо и обречённо спросила я, немного отодвинув руки от лица.
Какой потолок живописный. Грязно-бежевый. Какие-то бурые разводы, красные капли…
– Вашу невинность, дорогая моя, – едва ли не прошипел лекарь.
Из-за ширмы глухо и непонятно выругался риян Йорген.
И всё моё смущение, весь стыд исчезли, как рукой сметённые. На смену им пришла настороженность.
Неужели Аллисан успела избавиться от такой полезной мелочи? Я за неё, конечно, безумно рада, но мне-то теперь что делать? Как перед женихом оправдываться?
Да ладно до жениха, он в моей жизни появится через две недели.
Что делать с этими двумя?!
К счастью, ничего делать и не пришлось. Они сами в ситуации разобрались.
– Эти выродки восстановили девственность принцессы, – вынес безрадостный вердикт горви Туэйт, оставляя меня, наконец, в покое.
Я рывком села, за считанные секунды натянула на себя всю одежду, а потом стояла и старательно затягивала шнуровку, пока лекарь продолжал что-то там зло, раздражённо говорить, одновременно с тем внося пометки на листы.
Ещё час меня заставляли выполнять различные физические упражнения, сжимать тугие шарики, дышать в светящиеся трубочки, смотреть на маленькие карточки и пить различные жидкости. Понятные одному лишь лекарю результаты он без промедления записывал, постоянно что-то бормоча и продолжая гневаться.
С осмотром было покончено, горви Туэйт делал последние записи, сидя за своим столом, и риян Йорген, приблизившись, о чём-то тихо с ним переговаривался. Я попыталась подслушать – не из любопытства, а посчитав сказанное важным в первую очередь для меня, но Агвид обернулся, мрачно на меня посмотрел и недвусмысленно кивнул за ширму.
Пришлось изобразить невозмутимость и оставить этих двоих наедине.
Я ушла к самому дальнему окну, разместила ладони на подоконнике и принялась с интересом рассматривать чужой город. Далёкий, он казался мне чистым, аккуратным, очень приятным. Смогу ли я когда-нибудь прогуляться по улицам? Не будут же меня, в самом деле, держать здесь пленницей. Или будут?
И королева, и риян опасаются наследника королевства. У них есть на то все причины, если он действительно в состоянии уничтожить целое королевство и сравнять столицу, этот огромный город, с землёй. Можно было бы предположить, что это лишь игра слов, преувеличение, но я не была абсолютно в этом уверена. А врагов, как известно, недооценивать нельзя.
Что изменится с его возвращением?
Мне нужно будет вести себя максимально не подозрительно, на «отлично» отыгрывать роль Аллисан. Но одно дело – изображать из себя другого человека изредка, раз в неделю, например. И совсем другое – вжиться в роль, превратить себя в другого человека.
Мне придётся много времени проводить со своим женихом, будущим мужем, будущим королём. Если он умён… а даже если нет, заметить отклонения, странности в поведении дорогого человека не составит труда.
Ещё эта девственность…
В том, что Аллисан действительно ему дорога, я даже не сомневалась. Стали бы тогда королева с Йоргеном скрывать её смерть? По всей видимости, они уверены, что это будет слишком сильным, тяжёлым ударом для Альмода.
О чём говорить – он развернулся и повёл войско на страну, предположительно участвующую в моём «похищении».
Какие можно сделать выводы?
Альмод не очень умён, излишне самоуверен, эмоционален, внушаем. Один донос – и он уже объявляет войну. Или очень любит
