Вторая комната была гораздо больше первой и, что в ней поразило Глеба — огромная, во всю стену библиотека. "Шикарное зрелище" — с восторгом подумал Глеб. В комнате не было ничего лишнего, кроме книг — мягкая мебель, телевизор, видеомагнитофон и на полу огромный, во всю комнату, ковер.
В квартире был наведен такой порядок, какой бывает, наверное, только в музеях. Сразу видно, что в данный момент женщина находится в квартире одна и с упоением наслаждается этой чистотой. Еще раз окинув взглядом комнату, Глеб направился в кухню. Вот это помещение было действительно большим, в нем, кроме кухонного гарнитура и холодильника, уместились еще два кресла и гостиный стол. Осмотрев таким образом всю квартиру, Глеб пришел к выводу, что находится в, так называемой, двухкомнатной квартире "улучшенной планировки". Вернувшись в комнату к Лизе, он расправил кресло-кровать, нашел в шкафу подушку и с удовольствием растянулся на этом ложе. Ощущая приятную усталость, Глеб не замечал, что ноги его свешиваются с кресла, а плечи почти упираются в боковые стенки. В открытое окно тянуло прохладой, поэтому духоты в комнате не чувствовалось. Слушая тихое посапывание Лизы, Глеб сам, в конце концов, безмятежно уснул.
* * *
В голове били колокола!.. И не просто били, а со звоном, который начинал усиливаться даже при малозаметном движении. Веки тяжелым грузом давили на глаза. Хотелось избавиться от всего, от звона и боли, от тяжести не только век, но и во всех частях тела. И еще от сухости во рту. Как хотелось пить!
Лиза, проснувшись, уже некоторое время лежала с закрытыми глазами, боясь открыть их. Пытаясь вспомнить все происшедшее с ней за последние сутки, она никак не могла соединить воедино всю цепь событий. Растерзанная алкоголем память сопротивлялась и выдавала только некоторые мгновения, достаточно ясные до прихода к Зойке и туманные после. Лизу передернуло, что не замедлило отозваться болью в голове. Тихонько застонав, она все же решилась и приоткрыла глаза. В комнате было светло и тихо. Откуда-то издалека слышался шум улицы, но это не мешало, наоборот, говорило о том, что хоть со слухом все в порядке. Окончательно открыв глаза, Лиза обвела взглядом свои родные пенаты и была довольна уже тем, что находится у себя дома. "Бедная, Зойка! Намучилась, наверное, со мной. Надо будет позвонить ей, придется, правда, выслушать обличающую всю мою суть речь… Но сама виновата. Идиотка! Лежи вот теперь и помирай. Даже воды подать некому…" И, как бы в ответ этим, жалеющим себя мыслям, Лиза услыхала осторожные шаги. "Ну, слава богу, Зойка, я знала, она верный друг и в беде не оставит". Но когда, смотря снизу вверх и наблюдая, как перед ней появляется фигура, ничего общего не имеющая с фигурой подруги, смогла лишь подумать: "О, нет, только не это…"
— Ну вот, кажется, начинаем оживать. Как ты? — не дождавшись ответа Глеб продолжал: — Что я спрашиваю! И так понятно, головка бобо, во рту кака. Угадал?
— А Вы что, алкоголик? — от произнесенных слов в голове затрещало. Непроизвольно Лиза сморщила лоб, поднесла к нему руку и застонала.
— Нет, я не алкоголик, и такое состояние мне известно именно поэтому. И еще я знаю, что тебе сейчас надо. Полежи минуточку спокойно, — с этими словами Глеб вышел из комнаты.
"Можно подумать, что я могу еще что-то сейчас делать, кроме как спокойно лежать" — вслед ему подумала Лиза. "А хотелось бы… Хотелось бы встать и напинать этой наглой и все знающей харе. Что он возомнил из себя? Ходит-бродит как у себя дома. Кто его впустил? Не ночевал же он здесь!? А если… Дура! Да ты с вечера — бревно, господин дерево, а туда же… Пора лечиться, и лучше у психотерапевта." Для успокоения своих мыслей Лиза обшарила себя рукой и с удовольствием поняла, что ничего на ней не убавилось и не прибавилось. Появился Глеб с чашкой кофе в руках.
— Вот, черный горячий кофе, в меру сладкий, то что приведет тебя в чувство.
— А мы уже на "ты"?
— Давно. Кстати, ты первая перешла, сам бы я не посмел, — при этих словах Глеб, как бы ненароком, только лишь для того, чтобы поставить чашку на стол, отвернулся от Лизы; надо было скрыть смеющиеся глаза и придать своему лицу серьезный вид.
— Что только не сделаешь по пьяни, — выяснять подробности Лизе не хотелось, еще услышишь что-нибудь нелицеприятное, потом доказывай, что ты не верблюд.
— Мудро замечено, — Глеб подошел к Лизе, — Давай я помогу тебе приподняться и подложу под спину подушки. Удобнее будет пить.
Возражать и сопротивляться не было ни сил, ни желания. Только когда, полулежа, она маленькими глотками пила приготовленный Глебом спасительный напиток, Лиза смогла оценить силу и нежность его рук. Без его помощи вряд ли смогла бы она так плавно и почти безболезненно сменить положение своего, остро реагирующего на все изменения, тела. Никогда она еще с таким наслаждением не пила кофе. Руки чуть тряслись, но это было не важно. Важно было только то, что кофе действительно чудодейственным образом возвращал силы и прояснял мысли. Исподлобья Лиза наблюдала за Глебом. Глеб же, в свою очередь, сидя на краю дивана, смотрел на Лизу. Со вчерашнего дня он не мог разгадать ребус, почему его тянет к этой женщине. Понятно, что она старше его, может не на много, но старше. По всей видимости самостоятельная и ни от кого независимая. Но все же ранимая. Иначе как объяснить все случившееся? Мысли путались, ясно было одно, даже сейчас, когда она в достаточно разобранном состоянии, Глебу хотелось прикоснуться к ней и, может даже, защитить от чего-то неведомого. Увидев, что Лиза протягивает ему пустую чашку, спросил:
— Может еще? — но тут же поправился, — Нет, лучше немного попозже.
— И откуда ты все знаешь? — с долей раздражения начала Лиза, — Ты что, брат милосердия?
Глеб засмеялся. Лиза, не поняв причину его смеха, пожала плечами и положила голову на подушки. Глеб, все еще смеясь, пояснил:
— За эти сутки меня уже дважды обозвали братом милосердия.
— Значит, до меня ты успел еще кого-то спасти? И тоже женщину, конечно же. И когда только успел?! — хмыкнув, добавила, — Шустрый мальчик.
— Лиза, — перестал смеяться Глеб, — Со вчерашнего дня я кроме тебя никого не видел и, не буду скрывать, мне это пока что нравится, — увидев расширившиеся глаза Лизы, Глеб быстро попытался объяснить, — Нравится не то, что ты сейчас в таком «болезненном» состоянии, а то, что я вижу именно тебя, разговариваю
