Из этого случая был извлечен и практический урок: надо основательнее врываться в землю и, в частности, сооружать землянку под клуб.
В газетах, которые приходили теперь с большим опозданием, сразу за несколько дней, мелькнуло имя полковника Герасимова. Я сразу понял, что речь идет о том самом Владимире Ивановиче Герасимове, который в бытность мою на форту "Р" занимал должность заместителя коменданта Кронштадта. За свою придирчивую взыскательность ко всему, что касалось дисциплины, службы и в особенности артиллерийской культуры, он был прозван грозой артиллеристов. Как-то ночью, когда я впервые остался замещать своего командира, Герасимов появился у нас на батарее. Объявив учебную боевую тревогу, он дал мне вводную:
- На рейд прорываются торпедные катера "противника". Пеленг сорок, дистанция шестьдесят кабельтовых, - и включил секундомер. - Действуйте, лейтенант!
Срывающимся голосом я крикнул: "К бою!" - и стал подавать положенные команды... Словом, с задачей мы справились. После той ночной проверки командир дивизиона объявил всему личному составу благодарность. Это была моя первая благодарность на командирской должности. Старожилы форта говорили тогда: "Ну, дело у тебя пойдет, если перед грозой артиллеристов не растерялся".
К началу войны Герасимов командовал береговой обороной Либавской военно-морской базы. И вот теперь, из скупых строк "Красного Балтийского флота", мы поняли, что либавские береговые артиллеристы держались молодцом, проявляли боевое умение и отвагу.
В действительности так оно и было. Ожесточенные бои на подступах к Либаве{6} разгорелись уже к вечеру 22 июня. Вместе с частями 67-й стрелковой дивизии, матросскими и рабочими отрядами стойко сражались береговые артиллеристы. Восемь суток отражались атаки врага, имевшего и численное, и военно-техническое превосходство. Это не могло не отметить и фашистское командование: "Наступление 291-й пехотной дивизии в районе Либавы было приостановлено ввиду сильного сопротивления противника, поддерживаемого огнем стационарных батарей". Такая запись появилась 25 июня в Журнале боевых действий группы армий "Север".
Гроза артиллеристов - не мелочный придира, а по-настоящему требовательный командир - отлично подготовил своих подчиненных к боевым испытаниям.
Но во всей полноте подробности героической обороны Либавы мы узнали спустя много лет. А тогда мы остро переживали свое пассивное ожидание и всей душой стремились туда, где идут настоящие бои. Но если командирам удавалось держать эти чувства при себе - сказывалась многолетняя привычка к дисциплине, к необходимости быть на том посту, куда ты поставлен, - то бойцы не желали ждать. Рапорты с просьбой об отправке на фронт сыпались один за другим. Особенно донимали артиллеристы своими просьбами нашего политрука:
- Помогите хоть вы, товарищ политрук, на войну попасть!
- Вы же и так на войне, - возражал Герасимов.
- Ну какая здесь война? - не соглашались бойцы.- Вот в морской пехоте или в полевой артиллерии...
- В сектор стрельбы в любую минуту могут войти корабли фашистов, - убеждал политрук. - Десанты возможны. Мы должны находиться в постоянной готовности.
Но с ним не спешили согласиться:
- А кто сюда придет? Может, за всю войну и дадим еще один залп по "подводной лодке", как в прошлый раз.
Всеми силами старались мы поддерживать у краснофлотцев состояние внутренней мобилизованности и приверженность к своему роду оружия.
- Вы слышали, товарищи, - говорили мы, - что в сегодняшней сводке сказано: наши войска на юге прочно держат границу. В этом, безусловно, заслуга и наших товарищей по оружию - артиллеристов Дунайского сектора береговой обороны. Придет время, и вы узнаете, что они сражались, как герои.
И верно, пришел день, когда нам стало известно, как в 4 часа утра первого дня войны на стационарную батарею старшего лейтенанта Спиридонова обрушили снаряды до десятка вражеских батарей. Дунайцы немедленно открыли ответный огонь. Батареи капитана Петрина и старшего лейтенанта Кривошеева тоже включились в бой. В первые же часы наши артиллеристы выпустили свыше тысячи снарядов. И не впустую. Они подавили и уничтожили шесть неприятельских батарей, потопили два монитора, разрушили склады в порту Галац, разнесли в щепы железнодорожный эшелон...
Еще большее воодушевление вызывали у нас такие сообщения, передаваемые Советским информбюро: "Энская береговая батарея Северного флота уничтожает германо-финские транспорты. На днях командир батареи тов. Космачев тремя выстрелами потопил фашистский транспорт". Это была та самая морская война, к которой мы готовились, на которую были настроены.
А через девять дней мы снова услышали ту же фамилию: "Береговая батарея старшего лейтенанта Космачева обнаружила вражеский транспорт и открыла артиллерийский огонь. Фашистский корабль загорелся и на полном ходу выбросился на скалу. Вслед за транспортом краснофлотцы этой батареи потопили катер и тральщик противника".
Мне было вдвойне приятно слышать фамилию Павла Федоровича Космачева. Я неплохо знал его по училищу. Он шел впереди меня по выпуску и одно время выполнял на нашем курсе обязанности командира отделения. Сын потомственного донецкого шахтера, участник строительства Магнитки, Павел покорял нас своей глубокой убежденностью в правильности избранного им пути, большой собранностью и самодисциплиной. Все мы, курсанты, были уверены, что на командирском поприще он покажет себя фигурой незаурядной. Теперь я с радостью убеждался в этом, слушая сводки, читая короткие заметки в "Красном флоте".
А ведь я еще и не знал, что Павел Федорович отличился в первую военную ночь. Она началась для артиллеристов авиационным налетом. Не обращая внимания на разрывы бомб, они начали стрельбу по появившемуся в море вражескому тральщику. Корабль был потоплен с третьего залпа. Эта победа положила начало боевому счету Северного флота.
Нетерпеливо дожидаясь противника с моря, мы все-таки основное внимание были вынуждены уделять окружающей нас суше. Ведь с 29 июня на всем протяжении советско-финляндской границы войска противника пытались вести наступление. И Выборгскому укрепленному сектору была поставлена задача обеспечивать от ударов с моря фланг 23-й армии, державшей фронт на Карельском перешейке. Вскоре сектор оперативно подчинили 50-му стрелковому корпусу этой армии. Штабы этих соединений совместно разработали документы, определяющие организацию взаимодействия. Был установлен порядок вызова артиллерийского огня и целеуказания. Штаб армии выделил офицера связи, который постоянно находился в штабе сектора.
Ну, а мы, батарейцы, не прекращая боевого дежурства и учебы, снова, как в первые дни на Бьёрке, взялись за топоры и лопаты. Снова раздетые по пояс краснофлотцы отрывали котлованы - велось строительство дзотов. Копали траншеи и окопы. Натягивали на колья колючую проволоку. Одним словом, мы создавали непосредственную оборону огневой позиции..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
