Они увидели, как она закрыла глаза. Она уснула почти сразу, как только договорила. Стоя по обе стороны от кровати, Бертран и графиня обменялись долгим взглядом. Несколько минут оба молчали.
Наконец герцог улыбнулся. Синь более или менее ожидала этого и испытала почти облегчение, увидев эту улыбку, разрушившую тяжелую магию этой ночи.
— Это ты сделала. Не я, — сказал он. — Никогда меня не упрекай.
— Я не думала, что ты откажешь ребенку, — тихо ответила она. — Упреков не будет. Мы должны быть такими, какие мы есть, или превратимся в наших врагов. — Уже наступило утро. Она не спала всю ночь. Но не чувствовала усталости, уже не чувствовала. Она подошла к восточному окну и окинула взглядом остров, реку и красно-золотистые осенние цвета своей земли.
Стоящий в дверях канцлер Робан слышал слова, которыми они обменялись, и наблюдал, как графиня подошла и остановилась у окна. Она выглядела ужасно маленькой и хрупкой, прекрасной, словно фигурка из слоновой кости. Он хранил молчание, снова разглаживая грудь своей сорочки, вовсе в этом не нуждавшейся. Он размышлял не только о благородстве выраженных только что чувств, но и о быстро растущей вероятности того, что их завоюют и все они будут убиты к лету следующего года.
Во время ярмарки таверны в Люссане заполнены людьми, их очень много. Поэтому лишь неудачное стечение обстоятельств привело дрессировщика Отона в «Арку» поздно ночью после того, как он посетил три другие таверны, где начал получать свое обычное удовольствие от Люссанской ярмарки путем потребления жидкостей. Став еще более словоохотливым, чем обычно, Отон рассказывал за столом, где сидели и веселились вновь встретившиеся артисты, о необычной попутчице, которая ехала в его фургоне. Если человек, путешествующий вместе со змеей и обезьянами, называет попутчика необычным, это уже достаточно странно, и его рассказ привлек больше внимания, чем всегда.
— Со светлыми волосами и голубыми глазами, вот она какая, — заявил Отон, — и, вероятно, красивая, хотя это трудно разглядеть, учитывая ее… положение, если вы меня понимаете. — Он помолчал. Кто-то услужливо снова наполнил его стакан. — Не многие женщины выглядят наилучшим образом на сносях, по опыту знаю.
Кто-то отпустил похабную шутку, намекая на опыт Отона с обезьянами. Дрессировщик под общий хохот снова выпил, а затем продолжал с безмятежной настойчивостью рассказчика, привыкшего выступать в трудных условиях. Он не заметил троих мужчин за соседним столом, которые прекратили свою беседу и слушали то, что он говорит.
— Она пыталась сделать вид, будто она — жена фермера или кого-то в этом — роде, кузнеца, возчика, но легко было заметить, что она совсем не их таких. В свое время я посетил много замков и могу распознать знатную даму, если вы меня понимаете. — Остряк за его столом снова попытался пошутить, но на этот раз голос Отона его заглушил: — Мы высадили ее у храма богини, и готов биться об заклад, что у какого-нибудь сеньора из Гораута к этому времени уже родился младенец при содействии жриц Риан — ну, разве это не смешно?
Возможно, это и было бы смешно, если бы не было так близко к цели в ту осень. Все знали, какие напряженные отношения между Гораутом и Арбонной, и никто не хотел первым или слишком явно смеяться в таверне, полной незнакомых людей из многих стран. Разочарованный Отон умолк на несколько минут, потом начал с завидным оптимизмом новый пространный рассказ о своем последнем визите в Барбентайн. К тому времени он уже потерял слушателей и говорил в основном сам с собой.
Три человека за соседним столом не только больше не слушали, но расплатились и покинули «Арку».
Оказавшись на улице, расточительно освещенной фонарями во время ярмарки, трое коранов, которые по случайности прибыли из Гораута, а точнее, из замка Гарсенк, устроили спешное и взволнованное совещание.
Сначала они хотели тянуть соломинки, чтобы решить, кто из них поскачет назад, в Гарсенк, с новостью, которую они только что узнали. Это можно было проделать за два дня, если загнать лошадей. После недолгих споров они изменили свой план. Доставка этих известий могла быть связана с реальным риском или возможностью заработать — трудно сказать, когда имеешь дело с сеньорами Гораута, а особенно с де Гарсенками.
В конце концов, каждый из коранов решил отказаться от призов, которые им, возможно, удалось бы завоевать в общей схватке на турнире — это было главной причиной их приезда в Люссан, — и вместе с остальными скакать на север, чтобы доставить почти точное известие о том, что пропавшая жена герцога Ранальда в данный момент находится в Люссане. Они тщательно избегали даже между собой обсуждать возможные последствия. Они вернулись к себе в гостиницу, расплатились по счету, оседлали коней и поскакали.
К несчастью — и для дрессировщика Отона прежде всего, — один из этих троих внезапно натянул поводья прямо перед широко распахнутыми северными воротами Люссана и мрачно напомнил о чем-то двум другим коранам. Молча, явно потрясенные его словами, они обменялись испуганными взглядами, и каждый кивком выразил свое согласие с этими новыми выводами.
Им все-таки пришлось тянуть соломинки. Тот, которому в голову пришла эта тревожная мысль, вытащил короткую соломинку, и возможно, это было справедливо. Он распрощался с остальными двумя и смотрел, как они пустились в тяжелый путь обратно через горный перевал. В одиночестве он вернулся в свою гостиницу. Позже той же ночью он убил дрессировщика, всадив кинжал под ребра, когда последний в одиночестве свернул, пошатываясь, в переулок, чтобы облегчиться. Собственно говоря, убить его было легко, хотя это и не принесло убийце особого удовлетворения. Ни один правитель не может гарантировать безопасность после захода солнца даже во время ярмарки. Однако коран нарушил перемирие своим поступком, и ему очень не нравилось это делать, но его собственные предпочтения не имели большого значения в возникшей ситуации. Он вымыл клинок в плещущем фонтане и вернулся назад в «Арку» за еще одной флягой пива. После убийства он всегда чувствовал жажду.
Нельзя, сказал он раньше двум другим коранам у городских ворот, чтобы Ранальд де Гарсенк или, того хуже, сам верховный старейшина, задал им вопрос, почему этому болтливому старику позволили и дальше распространять лживую историю, которая может только навредить семье, которой трое коранов поклялись служить.
Однако многие за столом слышали, как Отон рассказывал свою историю, а слухи и сплетни были самым ходким товаром на любой ярмарке. К концу следующего дня по всему Люссану уже ходили слухи о том, что одна благородная дама из Гораута прибыла на юг, чтобы родить ребенка. Несколько человек слышали вторую историю, что саму графиню и герцога Талаирского видели вместе сначала в храме Риан, а затем в каменной часовне бога в Барбентайне сразу же после восхода солнца в то утро. Один умный человек упомянул об обрядах заступничества другому человеку. И этот слух тоже разнесся по всей ярмарке до наступления темноты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
