Я останавливаюсь, чтобы сделать необходимый глубокий вдох. Он смотрит на меня, не отрывая глаз, его челюсти сжаты. Он старательно терпит и молчит, ожидая, когда я закончу.
— Как я уже пыталась сказать тебе раньше, да, я действительно говорила все, что было написано в этой статье, но не так, как это расписано там, и не тому человеку, который написал статью, а главное то, что все это я рассказала моей лучшей подруге из-за любви к тебе, из-за моих переживаний о тебе. И да, мне жаль, что тупой репортер подслушал все это. Я действительно очень сожалею об этом. Это правда. Но если бы ты только попытался выслушать меня, ты бы понял, что мои невинные слова были вырваны из контекста самым жестоким образом. Нет, стоп, — говорю я, когда он пытается перебить меня. — Позволь мне закончить, пожалуйста! — он ждет. — А теперь ты пришел сюда сегодня вечером, после того, как позволил мне пройти через семь кругов ада. Когда ты решил уйти от меня, а затем обращался со мной, как с последним нужным тебе человеком на земле, я чувствовала холод. Ты меня сломал. Я не могу слушать тебя сейчас. Я не хочу, чтобы ты находился здесь, Дэниел.
— Посмотри на меня, пожалуйста, — говорит он спокойно и твердо.
Это слишком сложно, ты не получишь этого.
— Хейлз, я хочу, чтобы ты посмотрела на меня, — повторяет он. — Хейлз, открой глаза и посмотри на меня, черт побери.
Я наклоняю голову, чтобы посмотреть на него, и вижу боль в его глазах. На этот раз, он услышал меня.
— Я сожалею, что отказался от нас, когда ты никогда не сделала бы этого, но не сдавайся так быстро, Хейлз. Не будь похожей на меня. Ты гораздо лучше, чем я… — его голос наполнен искренностью. — Хейлз, я не могу больше жить как раньше. Ты нужна мне. Мне нужны мы. Я люблю тебя.
Я слышу эти последние три слова, мое сердце предательски трепещет, и я знаю, что если буду смотреть на него на минуту больше, я просто сломаюсь. Я не в силах сдержать себя. И не хочу этого, я не могу позволить ему снова причинить мне боль. Я не выживу во втором раунде.
— Я не могу сделать это, Дэниел. Я не могу.
— Хейлз, пожалуйста.
— Я не могу, извини, — бормочу я с горечью. Уловив серьезность моих слов, он делает неохотно несколько шагов назад, его умоляющий взгляд смотрит на меня. — Пожалуйста, уходи... — и я закрываю за ним дверь, но не прежде, чем увидеть пустоту в его глазах.
После того, как я закрыла дверь, немой крик сжигает меня изнутри, вызывая боль, опять же, эту невыносимую боль, которая пожирает мое тело уже несколько дней. Я скольжу по полу, опуская голову на руки, и мучительно осознаю, что он только что был здесь, несколько минут назад, с целью загладить свою вину.
***
Поворот дверной ручки вырывает меня из гипнотического состояния.
— Хейлз? — зовет меня Таша, когда пытается открыть дверь. Я стремглав встаю на ноги и отхожу в сторону, чтобы она могла войти. — К слову, ты так плохо выглядишь. Я так полагаю, это из-за Дэниела, который стоит на улице…
— Он все еще здесь? — спрашиваю я нерешительно; мои глаза опухшие, а руки дрожат.
Она утвердительно кивает.
— Он стоял, прислонившись лбом к двери. Похоже, что он тоже страдает, Хейлз.
Осознание этого разрывает меня изнутри. Я до сих пор охвачена гневом и тоской, разрываясь между любовью к нему и осознанием того, что мне нужно держаться подальше от него. Что я сделала?
Оценивая меня, она добавляет:
— Он просил передать тебе кое-что.
Ее зеленые глаза смягчаются.
— Что именно? — спрашиваю я почти неслышно, вытирая глаза тыльной стороной ладони.
— Он попросил меня сказать, что надеется, что ты не позволишь закончиться вашим отношениям, то, что ты сказала ему сегодня… — услышав это, мучительная боль расползается по моему животу.
— Я не могу терпеть больше эту боль, Таш… — я выдыхаю со всхлипом.
— Я согласна, ты и не должна ее терпеть, — говорит она, когда садится рядом со мной на пол. — Похоже, что ни один из вас не может, Хейлз, — добавляет она, ее голос тихий и осторожный. — Пожалуйста, расскажи мне все, чтобы я могла как-то помочь.
Она внимательно слушает, пока я рассказываю ей подробно о визите Дэниела.
— Я не собираюсь говорить тебе, что делать, потому что не имею права на это. Это не мое дело. Никто не в праве, Хейлз, только ты, — она убирает волосы за уши. — Какова была главная причина, по которой ты отпустила его? — спрашивает она.
Я обдумываю ее вопрос.
— Злость и страх, — отвечаю я, объясняя себе это тем, что так лучше для меня, для нас обоих... — Злость на то, как он относился ко мне, так холодно и обособленно, злость по поводу того, что он не доверял мне достаточно, чтобы даже выслушать меня, а просто принял самое худшее из того, что может быть. Я была единственная, кому он мог доверять по-настоящему… — мой голос дрожит, когда я говорю это. Я беру одну минуту, чтобы успокоиться, а затем продолжаю: — Страх за те сильные эмоции, которые я испытываю к нему, потому что он так легко причинил мне боль.
— Тогда, из всего сказанного, ты должна выбрать из двух зол меньшее — остаться с ним и продолжить страдать, зная, какой он непредсказуемый, и никто не может гарантировать, что он не причинит тебе боль в следующий раз. Или навсегда уйти от него, перестать о нем вспоминать и думать… — она потирает руки об свои вытянутые ноги.
— Затекли? — спрашиваю я ее.
— Затекли и болят.
— Ты разделяешь мои страдания. Как благородно с твоей стороны, Мисси, — я кривлю губы, пытаясь улыбнуться ей сквозь мои тяжелые страдания. Она обнимает меня.
— Мне нужно собираться, — говорю я, через некоторое время.
— Тебе помочь?
— Нет, спасибо, у меня не так много вещей, я просто уже упакую все, это недолго.
— Знаешь, Хейлз, я считаю, что нам следовало поговорить об этом уже в аэропорту, — она смотрит на меня с легкой улыбкой, потом дает мне руку, чтобы помочь встать на ноги.
***
Проводя по зубам специальной ниткой для чистки, я обдумываю слова Таши относительно аэропорта. Что-то есть такое в аэропортах, что успокаивает меня. На протяжении многих лет, что мы дружим, мне удалось передать этот фетиш Таше, ее вечно провожающие меня объятья стали такими родными. Мы сидели в течение бесчисленных часов в терминальных залах прилета, разговаривая по нескольку часов и в основном наблюдая за воссоединением людей.
***
Позже ночью, уже лежа под одеялом, я поворачиваюсь, чтобы обдумать события вечера и слова Таши. В моем сердце разгорается целый спор — мое сердце твердит, что я должна быть с Дэниелом любой ценой, а разум убеждает в том, что я умру в этой агонии. Дебаты в итоге зашли в тупик.
