– М-м-м… – ответил я. – Да, конечно, напою чаем…
– Вот и прекрасно, – ответил он отечески. – До свидания, Борис Борисович!
– До свидания, – ответил я, тщетно стараясь вспомнить, как его зовут.
Наскоро позавтракав спортивными добавками, взболтал в воде три ложки коричневого порошка – и все, поел, по крайней мере это быстро, насчет полезности проверим, я выскочил в холодное хмурое утро, ветер навстречу злой, зимний, небо серое, добежал до гаража и с облегчением вломился в машину.
По дороге все те же проклятые пробки, мусор из окон автомобилей, в отсутствие гаишников не соблюдают правила, я стиснул челюсти и пробирался, пробирался через нелепый загаженный город, пока не замаячили ворота во двор нашего офиса.
На этот раз я приехал раньше всех. Не было даже Лысенко, что имеет привычку иногда вообще ночевать здесь, включил комп, поработал с полчасика, как раздался стук в дверь, заглянула Юлия.
– Здравствуйте, Борис Борисович!.. К вам прибыл один товарищ. Говорит, что с вами договорено.
– Кто? – спросил я.
– Он назвался Куйбышенко…
– Проси, – ответил я. – Да, я его жду.
Юлия исчезла, через минуту появилась снова, уже с высоким подтянутым мужчиной, в котором не столько выправка, сколько нечто неуловимое причисляло то ли к военной касте, то ли к рыцарям плаща и кинжала.
Он сел в предложенное ему кресло, мне почудилось, что в глубоко посаженных глазах таится неприязнь, но не понял причины, ведь эти люди хорошо умеют скрывать чувства, а если и выказывают, то лишь те, которые нужно выказать.
Юлия осталась неподвижно у дверей, готовая то ли вышвырнуть визитера, то ли принести нам кофе.
– Я к вам по просьбе Вячеслава Антоновича, – сказал он сухо. – Он распорядился оказать вам кое-какое содействие.
Я покачал головой, стараясь запомнить, что Уварова зовут Вячеславом Антоновичем, наверняка еще придется пересечься.
– Не стоит. Справляемся.
– Вы не понимаете, – начал он.
Я оборвал:
– Понимаю.
– Простите, но я хотел сказать…
– Это неважно, – прервал я. – Мы справимся со своими проблемами, я же сказал.
Он несколько мгновений смотрел на меня в упор, в глубине глаз разгорался гнев, но Уваров умеет подбирать заместителей, выдохнул, сказал уже другим тоном:
– Думаю, у вас на меня такая же реакция, как у меня на вас. Но это не должно мешать нам сотрудничать. Сейчас вы слишком уязвимая мишень. Думаете, все ограничится той невинной выходкой, из которой вы выскользнули чудом? Ночь вас все-таки в отделении продержали? В следующий раз продержат лет двадцать. И не в отделении. Потому наш совет решил выделить… а если начнете отнекиваться, навязать вам телохранителей. Они постараются не маячить перед глазами, наши ребята работают без показухи, зато сумеют вас защитить от ножа или монтировки. Да и от стрелков из пистолета, если с близкого расстояния. Конечно, убивают и президентов, но, как показывает опыт, абсолютное большинство убийств совершается такими простыми предметами, как кирпич, монтировка, ну и нож не исключение.
Я уловил тревожный взгляд Юлии, поморщился.
– Не годится. Что скажут соратники, если приму от вас помощь? Сразу вспомнят, как Гитлер встречался с промышленниками. Это было во всех учебниках, знают.
– А при чем здесь Гитлер?
Я отмахнулся.
– Это неважно, что ни при чем. Важно, что Гитлер. И что Гитлер встречался с промышленниками. Помните, была мода носить черные усики под носом в виде некой кляксы? Папанин, Чарли Чаплин… Но после Гитлера – перестали. Так что заголосят на всех перекрестках…
Он подумал, сказал нехотя:
– Тогда такой вариант… Эти ребята вступают в вашу партию. Они вполне русские, бывший спецназ ГРУ, патриоты, возражений у ваших соратников просто быть не может. Да я и сам, если честно, несмотря на некоторую неприязнь, готов пересмотреть некоторые взгляды на русский национализм. В смысле, с вашим нынешним курсом я согласен.
Я колебался, Юлия шевельнулась, подала голос:
– Борис Борисович, это хорошая идея.
– Хорошая, – подтвердил Куйбышенко. – Борис Борисович просто излишне щепетилен. Нет-нет, я понимаю, что нельзя быть в щепетильности «излишне», но вы уж чересчур… Так что мы выделяем ребят, а также машину с пуленепробиваемыми стеклами.
Машину, как выяснилось, выделили не только с пуленепробиваемыми стеклами, но и с такой обшивкой, что выдерживает прямое попадание из гранатомета и птурса, а с виду автомобиль как автомобиль. Я с полчаса привыкал к рулю, машина слушается бесподобно, но все-таки надо помнить, что по весу это почти легкий танк, тормозной путь великоват.
Двое крепких парней, что теперь члены РНИ, наблюдали с интересом, наконец один сказал дружески:
– Шеф, я понимаю, кто из нас не любит посидеть за рулем?.. Вот Брежнев сам водил машину… в свободное время. Но пока что вам придется пересесть на заднее сиденье.
Я нахмурился, заворчал, но умолк. Парни правы. На заднем сиденье безопаснее, к тому же я буду закрыт телохранителем, промышленники прислали такой автомобиль и таких ребят не зря.
Будучи детьми двадцать первого века, мы разместили новую программу сперва на сайтах в Интернете, потом во всех изданиях, которые предоставили для нее страницы. Таких оказалось, к нашему удивлению, масса. Газетчики вообще падки на любые сенсации, но приходится чаще всего довольствоваться скандалами, хотя каждый предпочел бы сенсационный «чистый» материал, а вот мы его как раз и дали.
Нашу программу печатали и перепечатывали, о ней спорили, устраивали дискуссии по телевидению. Я охрип, объясняя, что это нужно не только Америке, но прежде всего нам, что именно это даст миру, какие вызовет изменения. Я стал, к своему удивлению, едва ли не самой популярной персоной, да что там «едва ли», в самом деле самым популярным человеком: разве что на обложках журналов появиться не успел, но по жвачнику интервью со мной мелькали как в новостях, так и в созданных для этой цели передачах.
Кроме меня, газетчики осаждали еще и Власова с Юлией, она старалась уйти в тень, но это быстро раскусили, пришли в восторг и всякий раз окружали ее частоколом из микрофонов, я видел, как по ней пробегает рябь от частых фотовспышек.
Для съезда партии арендовали большой зал в ЦДЛ, литераторы в деньгах нуждаются, а раз уж платить не нам – расходы на себя любезно взял Союз промышленников России, – то почему бы не развернуться впервые так, как другие партии проводят все свои мероприятия?
Я запирался в кабинете, отключал телефон и проводил брейншторминг сам с собой, стараясь понять, чего же недостает. В прессе жаркие дебаты, мой рейтинг вырос просто невероятно, как и всей РНИ, теперь наверняка преодолеем пятипроцентный барьер и сможем создать в Думе фракцию, уже огромнейшая победа, будет крик по всем средствам массовой информации: не только в России, но и по всему миру. Воспрянут националисты в Германии, Франции, Австрии, Дании и везде-везде, где едва существуют. Еврейские средства массовой информации, а они все – еврейские, выступят с гневными призывами раздавить гадину, пока не сожрала всю культуру, вон уже рука к пистолету, президенты и канцлеры выступят с угрожающе-успокоительными заявлениями, деятели культуры ринутся в телестудии и заполонят все каналы рассказами, как это ужасно, что в обществе существует такой ужас, как национализм, все это хорошо, работает на мою РНИ, мои соратники ликуют, но я с тревогой смотрел на календарь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
