Фокус не прошел. Аскольда так просто на кривой не объедешь.
– Как раз я не знаю пока, – отрезал он. – Вообще, Род, разочаровываешь меня. Заявился с домыслами, стращаешь Калидой. Да кто ж его убоится?
– Дерьмо быстро слипается. А рассыпано оно нынче всюду.
– Ты на кого намекаешь?
Я усмехнулся:
– Вообще я имел в виду Калиду и его присных. А ты что подумал?
– Ты понимаешь, что у нас Семья? – сказал Аскольд. – Не какое-то там сборище отребья!..
– Тоже мне, боевое братство! – фыркнул я. – Уж мне известно, у кого тут львиная доля. Не вы первые спекулируете на родстве – японцы тоже на нем экономику поднимали. Но они придумали и другое: четкую регламентацию отношений и поступков – долг, подменивший чувства.
– Как у тебя, что ль?
Помолчав, я спросил:
– Ась?
– Нет, кроме шуток, – сказал Аскольд, посмеиваясь. – Мне интересно, отчего ты честен со мной. И с другими. Ведь тебе плевать на нас.
– Честность – товар, сам ведаешь.
– И на прибыль тебе плевать, – отмахнулся главарь. – Ты на методиках навариваешься нехило – зачем тебе сверх?
– Я эстет, – пояснил я. – Люблю красивое: природу, женщин, поступки…
– Ну да, сакура в снегу, сады из камней, – хмыкнул он. – Самурай!.. Еще и чистюля, верно?
– Верно. А грязь – любая – негигиенична.
– И тут выхожу я, весь в белом…
Красотки вновь захихикали, как по команде. Им бы комедии озвучивать, подсказывая тупому зрителю, где смеяться.
– Считай это патологией, – предложил я. – Зачем усложнять? К тому ж это не единственный мой бзик.
– А что еще?
– Еще я верю в совесть. Слыхал про такое?
– Ну-ну, – проворчал Аскольд. – И с чем это едят?
– Тебе, конечно, трудно поверить, но между всеми людьми – имею в виду нормальных – присутствует связь. Так вот с нею сейчас происходят странные трансформации. В целом ее, видимо, не стало меньше. Но ближних тут впрямь возлюбили как себя – за счет дальних, любовь к которым сошла на нет.
– Надо ж, какой ужас, – вздохнул главарь и потискал двойняшек. – Вам тоже страшно? Ах, мои сладкие!..
Заворочавшись, он вместе с ними перебрался за стол, где поджидали тарелки, полные овощей, зелени, и поднос с ломтями слегка прожаренной говядины. Аскольд и раньше уважал ее с кровью, а теперь заимел привычку рвать мясо руками. И девицы охотно поддержали его в этом. А жирные руки все трое, дурачась, вытирали друг о друга, благо рядом полно воды. Надо признать, такие ухватки вполне гармонировали с наготой, а вот интерьер следовало менять. К примеру, сгодилась бы пещера с жарким костерком по центру и закопченным сводом, в которой я побывал вчера.
– Совесть, хм, – снова заворчал Аскольд. – А кто трындел, что в мистику ни за какие коврижки? Это ж надо – совесть!..
– Я говорил: есть вера, а есть суеверия. Да и в вере разброс адовый. Кто-то верит в бородатого хмыря за облаками, который всем делает «козу»; я – в совесть как объединяющее начало… Ну, для упрощения представь ее как круговую поруку в масштабе Вселенной.
– А шарика тебе уже мало? – спросил главарь. – Ладно, теперь скажи что-нибудь по делу. Нас-то сейчас чего затрагивает?
– Люди перестают реагировать адекватно, понимаешь? Слишком у многих отказывают тормоза. Единственное, что еще удерживает большинство, – тот же страх.
– А разве когда-то было иначе?
– Ну, поздравляю!.. По себе судишь? Тогда с тобой опасно вести дела.
– Есть еще выгода, – успокоил он. – Пока что ты нужен мне.
– Пока – что? Пока и твой ветер не переменится? А есть такие, кто пойдет со мной до конца?
– В дурдоме пошуруй, – посоветовал Аскольд. – Там им самое место.
Секретарки разом засмеялись, не прекращая умасливать хозяина в четыре руки. Похоже, и этому в споре с одиночкой требуется поддержка.
– Жизнь пошла, а? – подивился я. – Маньяки делаются нормой, совестливых записывают в психи.
– Мой бедный Род, – с прохладной улыбкой молвил главарь, – тебе не достигнуть вершин. Слишком отвлекаешься на ерунду.
– Так ведь карабкаемся по разным склонам. Не понял еще?
– Ты о чем?
– Хочется наследить в Истории? Да ради бога! Принимай эти грязевые ванны, пока не пропитаешься насквозь.
– Вопрос в цене, – сказал Аскольд. – Нормальную цену я готов платить.
– Вопрос в цели, – возразил я. – Власть ведь тоже средство, как и секс. Думаешь, достиг вершины, сделался Царем мира? А это сперма прокатывает по бугоркам наслаждения, побуждая всаживать корень снова и снова. Это инстинкт, понимаешь? Живность запрограммирована на продолжение рода, а ты, как бобик, следуешь программе. И еще разглагольствуешь о цене!
– Пусть средство, – уступил он. – Для больших свершений, для благих дел… А?
– Ты ж гордишься холодным умом. Вот и вспомни, скольких ты уже сдал либо столкнул с карниза, пока карабкался наверх. В таких делах либо «холодная голова», либо иллюзия «чистых рук» – третьего не дано.
– То есть или сволочь, или дурак? – уточнил главарь, нехорошо улыбаясь. – И кто я, по-твоему?
– А уж это сам выбери, – предложил я, не мелочась.
– Был бы дурак, давно убрал бы тебя с глаз долой. И не слушал бы ересь.
Краем рта я усмехнулся: «Вот и выбрал».
– Или, думаешь, за тебя вступятся? А это уже напоминало сведение счетов – всплыла давняя обида!
– Давай разберемся, – сдерживаясь, предложил я. – Что выиграешь ты, убрав меня, и что потеряешь… Конечно, если ты еще способен разбираться.
Последняя фраза была, наверно, лишней… а может, и нет. Я ведь впрямь не боялся его, и лучше бы Аскольд это усвоил. Пусть подозревает тут подвох – я ведь спец по сюрпризам, – пусть вспомнит мои приступы ярости, которые не остановить первой пулей. Пусть думает, что за мной большие силы – к примеру, федералы. Или даже ЦРУ.
– По-моему, нас не туда повело, – с неудовольствием заметил Аскольд. – Вообще, я что тебе поручал?
– А и вправду – что?
– Разберись с шарашкой на канале, – распорядился он, явно играя на публику. – Нужно выведать, откуда поступают эти ляльки. Уж не прорыл ли кто тоннель сквозь весь шарик?
Ну да, из самого Сан-Франциско прямиком в наш зачуханный городок.
– Хочешь знать, что говорит мой внутренний голос? – спросил я.
– Ну? – заинтересовался главарь.
– «Да пошел ты!..»
И все ж от логова контрабандистов я двинулся к трехэтажке, где обитали странные ребята. Напрасно Аскольд понукал – меня и самого влекло туда, как магнитом. Хотя все, что можно подглядеть через тамошние окна, исправно поступало к Дворецкому и каждую заснятую сценку я мог просмотреть на любом удалении от объекта. Завесу молчания, окутывающую таинственное здание, удалось обойти без особых проблем, выловив в Океане программку, позволявшую читать с губ. Я даже снабдил озвучивание подлинными голосами, записав их снаружи дома, – благо все четверо, похоже, не применяли повышенные тона. И так же безмятежны, благостны были их лица. За такими лицами можно следить часами, заряжаясь их спокойной уверенностью. Кто бы знал, как утомили меня людские хвори! Ведь почти не осталось полноценных, вменяемых. Маньяки да параноики лишь крайние проявления общего недуга, и чуть не всякий выкажет патологию, стоит копнуть глубже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
