Хьюз на Юстонском вокзале, на станции метро, где-то в закутке, где люди, свернувшись калачиком, лежали в картонных ящиках либо завернувшись в газеты или пластиковые мусорные мешки: Хьюз на Лестер-сквер, на набережной, еще в одном проулке; Хьюз, освещенный автомобильными фарами... И другие лица – тех, с кем он говорил Те, кем он больше всего интересовался, были так юны. Мальчики.
– Что означают эти снимки? – снова спросил он, чувствуя в голосе протестующие нотки, пытаясь отстраниться от постепенно доходящего до сознания гадкого подозрения.
– Сэр, мы не можем сказать абсолютно точно, но... – начал Годвин.
– Служба уверена, – твердо заявил Чемберс, которому надоело увиливать. Для него вопрос был ясен.
– Это же мальчики, – возразил Обри.
– Двоим по десять, другому одиннадцать, – перечислил Чемберс. – Считается, что находятся на чьем-то попечении, черт побери, а на деле брошены на улице для таких, как Хьюз!
– Вы хотите сказать, что он подбивает этих детей и?..
– Скорее, вовлекает их в свой клуб.
– Значит, Хьюз...
– Педофил, любитель мальчиков. Ни разу не попался, но...
– И вы пришли к очевидному выводу! – разбушевался Обри, держа в трясущейся руке фотографии. – Что, безо всякого сомнения, Джеймс Мелстед – тоже один из этих... Этих отвратительных типов!
Чемберс с каменным лицом смотрел мимо Обри. Годвин внимательно рассматривал пол. Сэр Кеннет отвернулся, направившись к окну. Его тошнило от отвращения. При взгляде на словно прилипшие к пальцам снимки в голове проносились чудовищные картины. Монотонный голос Чемберса выводил из себя, словно жужжащее над ухом насекомое.
– Им предлагали деньги, он записывал их фамилии, договаривался о встречах... объясняя, о чем речь, обещал что о них будут заботиться лучше, чем сейчас, когда они спят на улице. Что у них будут друзья. Несколько странно, что Хьюз не проходит ни по каким делам. Это посредник, сутенер, работающий на группу лиц...
Обри слабо махнул рукой, и под ворчание Годвина Чемберс замолк. Скандал, которого так боялся Дэвид Рид в тот день, когда Обри встречался с ним в министерстве. «Я не хочу скандала вокруг этих проклятых ДПЛА, Кеннет. Разумеется, я готов помочь всем, чем могу... не могу поверить, что Джеймс и Паулус каким-либо образом в этом замешаны».
А теперь это!.. Если Малан что-нибудь об этом знал – а он должен был знать! – то Джеймс стал легкой жертвой шантажа. Боже милостивый, это так ужасно! Гнусно, мерзко... непростительно... и так реально. Обри был нужен рычаг, ключ, чтобы открыть Мелстеда, как дверь... а не сточная канава, в которой его утопить.
– Нет... нет, Чемберс, здесь нет ничего такого, что бы указывало на малейшую причастность Джеймса к делишкам Хьюза... – Чемберс, не скрывая своего презрения, скривил рот с выражением прежнего цинизма. – Вы, черт бы вас побрал, не можете предъявить мне никаких свидетельств!
– Это он предупреждал Хьюза держаться от него подальше! – заорал Чемберс и, повалив стул, поднялся на ноги. – Какие еще паршивые доказательства вам нужны? Ваш приятель Мелстед любит мальчиков! Этот подонок Хьюз ему их поставляет!
– Я отказываюсь признавать...
– Это как раз то, что вы искали, способ его расколоть! Ваша паршивая племянница не может выбраться из дерьма... сэр.
– Тони, а ты... ты веришь чему-нибудь из этого?
– Не могу... усомниться, сэр.
– Я тоже, – тяжело вздохнул Обри, снова отворачиваясь к окну. Очень хотелось прижаться лбом и щеками к холодному стеклу. Признать такое было невыносимо ужасно. Продажность, алчность, сексуальные извращения – да, все одно к одному. Средства для использования людей, шантажа, принуждения к сотрудничеству. Он думал, что знает все о том, чем покупают людей. Оказывается, нет. Джеймс и дети! Обри бросило в жар, щеки горели от стыда.
– Вам придется предъявить это ему, сэр, – пробормотал Годвин.
– Я... – Ему хотелось дико закричать, но он лишь тихо произнес: – Знаю, Тони. Понимаю. – Чемберс удовлетворенно фыркнул.
Напряженность в комнате вдруг исчезла, словно отключили мощный генератор. Но внутри не было ни покоя, ни облегчения. Как можно вообще даже намекнуть на это?
Джеймс был... незнакомым ему человеком. Совсем чужим. Презренным, гнусным. Продажным сверх всякой меры. Кипя от ярости, он мотался по комнате, словно хотел убежать от дошедшего до него страшного известия. Не стоило ему всем этим заниматься. В его мире люди погибали, предавали, были бессердечны, грубы, алчны, глупы – но так или иначе это было слишком ужасно. И совсем рядом. Словно листая в газете страницы с зарубежными новостями, он видел сообщения из далеких стран о жестоком обращении с детьми, насилиях, пытках; и лишь об одиночных случаях жестокости и полном к ним равнодушии на другой странице – странице, касающейся внутренней жизни Англии. Обычно, когда он мысленно возвращался в собственный более привычный мир, ему удавалось видеть все в истинном свете – но это!
Он вздрогнул. Если у Джеймса есть секреты, то, зная о его связи с этим чудовищем Хьюзом, можно воспользоваться случаем, чтобы спасти Кэтрин. Ничего проще и ничего труднее.
* * *
– Обстановка изменилась. Кое-что выплыло наружу.
– Блэнтайр, я уже спал. Мне нужно рано лететь в Москву...
– Извини. Тебе следует знать. Часа два назад они нашли "жучок" в квартире той бабы.
– Каким образом?
– Ее навестил Обри. В качестве обычной предосторожности осмотрели дом. Нашли "жучок" и провели полную проверку. Источник пропал.
– Вообще-то это не мое...
– Нет, твое дело! Я говорил тебе, приятель, ты недооцениваешь этих ребят, Хайда и старика. Веришь таким, как Мелстед, который болтает, что у Обри нет веса. Обри был у нее больше часа – по-твоему, они только чаи распивали?
– Ты знаешь женщину... говоришь, что знаешь Хайда и Обри. Какой смысл Обри говорить ей что-нибудь?
– Потому что нужно. Единственный способ вовлечь ее в игру. Хайд ей все рассказывает... всегда так было. Значит, по-твоему, он берет на себя труд звонить ей?
– Что там у тебя еще?
– Обри сел на хвост Хьюзу... я почти уверен. А от Хьюза ниточка ведет прямо к Мелстеду. Сегодня Мелстед звонил мне полдюжины раз. Он близок к панике, а Обри за него еще не брался! Черт побери, Паулус, неужели не видишь, что это может ударить по тебе? Ты еще на проводе?
– Думаю над тем, что ты сказал, Робин, – думаю!
– Думай. Только недолго.
– Робин, мне не нравится это вмешательство – оно заходит слишком далеко.
– Обри непрочь запачкать руки.
– А я не хочу, чтобы мои руки вообще кто-нибудь видел. Почему Мелстед не прекратил все это?
– Потому что Обри прячется за поручение премьер-министра. Считается, что он занят только утечкой высокой технологии. А ты устроил убийство Лескомба, Паулус. Запачкал руки.
– Это делалось руками русских. Потому я и не пользовался твоими услугами! Это ни на кого не вывело. Харрел, черт возьми, захватил племянницу Обри. Вот где настоящая причина всей заварухи!
– Так что будем делать?
– Ты говоришь, что баба Хайда знает, где он, и что Обри знает о Мелстеде? Хайд меня пока не касается, он числится за Харрелом.
– Тогда подкинь помощь Харрелу!
– У него есть... там почти дюжина ребят. Хайд сам по себе, приятель!
– Может быть. Но если Харрел будет знать, какие у Хайда поручения, что он делает и где точно находится, тогда он сможет покончить с ним до того...
– Обри не станет рассказывать этой женщине! Не верю этому!
– Он брал ее в Пешавар. Она уже знает, что происходит. Обри доверяет бабе, Паулус. Он чувствует себя перед ней виноватым, и для очистки совести рассказал ей. Поверь мне!
– Как это сделать?
– Наблюдение за ней слабенькое... большей частью всего один человек. Она ходит по магазинам...
– Не хочу, чтобы ты наломал дров. Хватит с нас Харрела.
– Этого не будет. Роз меня знает, я знаю ее. Ты нуждаешься в информации об Обри, а выбор невелик. Тебя это не коснется. Все свалим на янки.
– Если она тебя знает, то не выйдет.
– Тогда назовусь внештатным сотрудником ЦРУ. Пойдет?
– Не знаю...
– Паулус, Мелстеду очень многое о тебе известно. Хорошо бы узнать, не подбирается ли Обри к...
– Хорошо. Но чтобы я оставался в стороне, Робин... Далеко в стороне.
– Так и будет. Я просто поболтаю с Роз, потом уж решу, что с ней делать.
– Работай чище.
– Как всегда. До завтра. Позвоню.
14
Политика и виски
Лошадиная гора. Устроившись на уступе, возвышающемся над ее склоном, Хайд следил за человеком, осторожно вышедшим на прогалину, образованную падавшим самолетом. Одет в клетчатую куртку, на голове охотничья шляпа, брюки заправлены в высокие шнурованные сапоги. Хайд, обхватив руками, прижал снайперскую винтовку к груди. Ствол холодил щеку. Высокое солнце освещало шагавшего внизу человека, играя на стеклах его бинокля и металлических частях ружья. Вокруг Хайда жужжали мухи; над человеком внизу кружились две бабочки.