в Ираке для наблюдения за форумами суннитов-повстанцев{757}. Подобные инструменты также могут помочь некоторым технически продвинутым специалистам, например изворотливому хакеру Джулиану Ассанжу или шпиону Эдварду Сноудену, которые комбинируют Signal и Tor с другими технологиями и ловко заметают свои следы, скрываясь от АНБ. Но рядовому пользователю они лишь внушили ложное чувство безопасности и предоставили нечто, ничего общего не имеющее с приватностью.
Старая киберпанковская мечта – идея о том, что простые люди смогут использовать простые шифровальные инструменты для создания киберострова, свободного от государственного контроля, – оказалась всего лишь мечтой.
Кому выгодна криптовойна?
Какой бы запутанной ни казалась эта история, поддержка правительством США «Свободы интернета» и киберкультуры вполне логична. Интернет возник из военного проекта 1960-х годов, целью которого было создание информационного оружия. Он возник из потребности в быстрой коммуникации, обработке данных и контроле над хаотичным миром. Сегодня сеть больше, чем оружие, – это поле битвы, где проходят жизненно важные военные и разведывательные операции. Геополитическое противостояние переместилось в интернет, и «Свобода интернета» – оружие в этой битве.
Если посмотреть на ситуацию в целом, то поддержка «Свободы интернета» Кремниевой долиной тоже логична. Компании вроде Google и Facebook вначале поддержали движение в рамках своей геополитической бизнес-стратегии как способ надавить на страны, закрывающие свои сети и рынки для западных технологических компаний. А после того как Сноуден разоблачил хищные практики наблюдения частных компаний, «Свобода интернета» дала еще одно преимущество.
Многие годы общественное мнение осуждало модель, на которой компании Кремниевой долины строили бизнес. В многочисленных опросах большинство американцев выражали протест против корпоративной системы наблюдения и высказывались за усиление контроля над отраслью{758}. Для Кремниевой долины это всегда было камнем преткновения. Ведь бизнес-модели многих интернет-компаний, в том числе Google и Facebook, построены на слежке. Это основа их корпоративной и экономической мощи. Если отделить слежку от заработка, эти компании станут банкротами. Ограничить сбор данных – и инвесторы разбегутся, а стоимость акций рухнет.
Кремниевая долина опасается политического решения вопроса о неприкосновенности частной жизни. «Свобода интернета» и криптопродукты являются сносной альтернативой. Инструменты вроде Signal и Tor предлагают ложное решение вопроса приватности, фокусируя внимание пользователей на государственном надзоре и отвлекая от частного, который ведется интернет-компаниями, чьими услугами они пользуются каждый день. Между тем криптоинструменты дают людям чувство защищенности, будто они сами обладают властью и контролируют ситуацию. Что же делают крипторадикалы? Ну, они просто поддерживают иллюзию, усиливают ощущение риска и опасности. Использовать iPhone или Android с установленными на них Signal или Tor становится модным и радикальным. Вместо того чтобы бороться за неприкосновенность частной жизни политическими и демократическими методами, мы передаем полномочия криптоприложениям – софту тех самых могущественных организаций, от которых он призван нас защитить.
Эдвард Сноуден в этом случае может быть лицом интернет-кампании за консюмеризм как бунтарский стиль жизни: это напоминает старую рекламу Apple о свержении Большого Брата или ролик Nike под песню «Revolution» The Beatles. Интернет-миллиардеры, такие как Ларри Пейдж, Сергей Брин и Марк Цукерберг, осуждают государственный надзор, выступают за свободу и поддерживают Сноудена и криптокультуру, а в это время их компании продолжают заключать сделки с Пентагоном, сотрудничать с АНБ и ЦРУ и собирать пользовательские данные с целью наживы. Мы наблюдаем все ту же маркетинговую уловку: публике – обертка, правда – для своих.
«Свобода интернета» выгодна всем участникам, кроме обычных пользователей. Они доверяют частную жизнь двуличным военным подрядчикам, покуда корпорации Кремниевой долины работают над осуществлением старой кибернетической мечты военных – построить мир, в котором каждый находится под наблюдением и контролем. Мир, в котором все предсказуемо.
Эпилог
Маутхаузен, Австрия
Морозным солнечным утром в конце декабря 2015 года я сворачиваю направо с небольшой проселочной дороги в сторону Маутхаузена, крошечного средневекового городка на севере Австрии приблизительно в 35 милях от чешской границы. Позади остается группа низких многоквартирных домов, и я еду дальше меж идеальных зеленых пастбищ и очаровательных фермерских домиков.
Останавливаюсь на холме, с которого открывается вид на город. Внизу течет широкий голубой Дунай. Между двумя пологими холмами теснятся деревенские дома, дым лениво поднимается из печных труб. На пастбище пасется небольшое стадо коров, и время от времени до меня доносится блеянье отары овец. Вдаль уходят холмы: чередование оттенков зеленого придает им сходство с чешуей гигантского спящего дракона. И все это окружают заснеженные пики австрийских Альп.
Маутхаузен – идиллическое место. Спокойное, почти сказочное. Однако я приехал сюда не для того, чтобы наслаждаться видами, а для того чтобы приблизиться к тому, что стало мне очевидно лишь во время написания этой книги.
Сегодня компьютерные технологии делают свое дело незаметно, прячась в гаджетах, проводах, чипах, беспроводных сигналах, операционных системах и программах. Мы окружены компьютерами и опутаны сетями, но при этом едва их замечаем. Думая о них, мы часто ассоциируем их с прогрессом. Мы редко задумываемся о темной стороне информационных технологий – об их силе управлять обществом, причинять боль и страдание. Здесь, в пасторальной идиллии, стоит забытый памятник такой силе – концентрационный лагерь Маутхаузен.
Он был возведен на небольшом возвышении над городом и удивительно хорошо сохранился: толстые каменные стены, приземистые дозорные башни, пара зловещих труб, соединенных с газовой камерой и крематорием лагеря. Над огромными воротами из стены торчат несколько зазубренных металлических балок – все, что осталось от гигантского нацистского орла, снятого сразу же после капитуляции Германии. Сейчас здесь тихо, покой нарушают лишь несколько задумчивых посетителей. А тогда, в 1930-х, Маутхаузен был исключительно важным экономическим двигателем гитлеровских планов геноцида: Гитлер мечтал превратить Европу и Советский Союз в свое представление об утопии. Лагерь начался с небольшой гранитной шахты, которая быстро превратилась в крупнейший производственный комплекс нацистской Германии, использовавший рабский труд; 50 дочерних предприятий комплекса были разбросаны по всей территории Австрии. Сотни тысяч заключенных – преимущественно европейские евреи, но также цыгане, испанцы, русские, сербы, словенцы, немцы, даже кубинцы – работали здесь до самой смерти. Они очищали нефть, строили военные самолеты, собирали пушки, занимались разработкой космических технологий – их труд использовался частными немецкими компаниями. Volkswagen, Siemens, Daimler-Benz, BMW, Bosch – все наживались на рабском труде заключенных. Маутхаузен, административный центр системы, напрямую управлялся из Берлина при помощи новейших на тот момент компьютерных технологий: перфокарточных табуляторов IBM.
В экспозиции сегодняшнего Маутхаузена нет машин IBM, и, к сожалению, о них нет упоминаний. Тем не менее в лагере было несколько машин IBM, которые работали денно и нощно, чтобы обработать большой объем информации
