– Все, мы дома, товарищ лейтенант, с той стороны речки уже наша земля.
– А где здесь речка?
– Так вот же она, замерзла, снегом занесло, поэтому не видно.
Если бы Оле не сказали, она бы эту низину между очередными холмами никогда бы от другой не отличила. Но то, что граница здесь проходила по руслу реки, в этом логика была. Границы часто привязывают к рекам. Меньше территориальных споров. На вершине холма, с нашей стороны показался командир пограничников и заскользил по склону к ним на встречу.
– Где твои бойцы, лейтенант?
– Сразу за склоном.
– Есть кому вместо тебя их расставить вдоль границы по тревоге?
– Сержант справится.
– Командуй. Степанов ты с бойцами тащите Люшкова в направлении заставы. Мы вас догоним.
– Без меня потащат, – сообщил он, явно не желая оставить в одиночестве такую привлекательную девушку.
– Ты мне тоже очень нравишься, Степанов, – буркнула Оля внимательно осматривающему окрестности лейтенанту, переставшему обращать на нее внимание.
– Вы двое тащите арестованного в направлении заставы. В разговоры не вступать, не развязывать. Мы вас догоним. ИПП взяли? Оставьте мне один. Вперед.
Перевалив через вершину, проведя взглядом удаляющихся бойцов она обратилась к начальнику погранотряда:
– Послушай меня лейтенант. Если хочешь остаться в живых и заставу свою сохранить, запомни, как все было и своих бойцов научи. Ты с Люшковым на нашей территории наткнулся на троих японских пограничников, нарушивших нашу границу. Они, увидев вас, открыли огонь и бросились бежать. Люшкова тяжело ранили. Ответным огнем из снайперской винтовки ты не дал уйти врагам. После горячки боя обнаружил, что и тебя задело. Сейчас мы тебе окажем первую помощь. Раздевайся до пояса.
Криво улыбнувшись, лейтенант начал молча раздеваться. Оля аккуратно положила на снег застегнутый полушубок, сверху застегнутую гимнастерку, на гимнастерку исподнюю рубаху. Поправив все, она, достав пистолет, пальнула метров с шести, в левую сторону лежащей на земле одежды.
– Дырки в одежде есть. Осталось тебе дырок наделать. Захвати двумя пальцами кожу на левом боку и тяни в сторону, чтоб я тебе чего-то важного не повредила. Не дергайся.
Быстро прицелившись, она сделала еще один выстрел, подошла, макнув пальцы в струящуюся из раны кровь, измазала исподнюю рубаху и гимнастерку возле дыр от выстрела.
– Степанов, не стой, перевяжи раненого. Все, лейтенант, счастливо оставаться. Младшего лейтенанта и пару бойцов оставишь здесь. Если японцы сунуться по следу на нашу сторону, пусть еще парочку подстрелят. Мы повезем товарища Люшкова в госпиталь. Ему срочно нужна операция. Запомни, правду расскажешь только комиссару госбезопасности третьего ранга, Фриновскому. Ты еще с ним увидишься. Всем кто чином ниже, в том числе и своему начальству, рассказываешь про неравный героический бой с японскими милитаристами. Постараюсь, чтоб тебя сильно не спрашивали, но обещать ничего не могу.
Быстрый бег успокаивал прыгающие мысли, "не самый лучший вариант получился, но что есть, то есть. Победителей не судят. В конце концов, могли сразу, после моего сигнала, прислать пару волкодавов и его арестовать. Но видно не все так просто… Люшков был у Ежова в любимчиках, косил врагов народа как заводной. Полгода не прошло, как он всех корейцев из Владивостока выселил и Дерибаса в лагеря задвинул. Тот, говорят, кристальной честности человек, детей бы родных расстрелял, как Тарас Бульба, если бы узнал что-то про них. Но такие, конечно, никому в ножки кланяться не будут". Поток ее сознания прервал неожиданный вопрос Степанова:
– Ты что ему на ухо сказала?
– O quam cito transit gloria mundi, – с трудом сообразила Оля, вытаращив глаза на спину шедшую впереди.
– Надо запомнить, хорошо действует. А то верещат иногда, уши пухнут, – сказала спина.
Желания расспросить разговорившегося напарника у Оли не возникло.
***
Глава восьмая
С трудом открыв дверной замок своей коммуналки, Оля включила свет, поставила чемодан в угол и начала снимать свой полушубок. Конец ноября тридцать седьмого года был снежным, но сильных морозов еще не было. Тем не менее, сняв полушубок, она тут же одела его обратно. Грустно вздохнула, взяла ведро и лопатку, вышла во двор к своему сарайчику за углем.
Последний раз она топила печку три недели назад, вечером шестого ноября. Седьмого было празднование двадцатой годовщины Великой октябрьской революции. С утра Оля пошла на парад, накричалась до хрипоты вместе с другими трудящимися, "Ура-А-А!" – летало над площадью после каждого приветствия, звучавшего из мощных динамиков, развешанных на столбах. Потом включили музыку и все начали кружиться в вальсе. Оля полюбовалась немного танцующими парами. Ее никто не приглашал, как обычно, количество девушек, желающих танцевать, намного превышало аналогичное количество представителей противоположного пола, и, вздохнув, она пошла в гости к Артузову. Он вчера приказал ей явиться к нему домой сразу после парада.
Ей открыла дверь худощавая русоволосая женщина лет сорока. Ее неяркая внешность излучала доброту и покой. Большие серые глаза доброжелательно рассматривали Олю.
– Здравствуйте, Лидия Дмитриевна. Я – Татьяна Захарова. Артур Христианович уже вернулся?
– Здравствуйте, Таня. Нет еще, но должен вот-вот быть.
– Извините, я попозже зайду.
– Об этом не может быть и речи. Заходите. Мы с Вами пока чаю попьем. Я как раз заварку кипятком залила. Согреемся.
– Я не замерзла, на улице не холодно.
– А то я не знаю, как там не холодно. Четверти часа не будет, как я в дом зашла, и горло Вы себе совсем сорвали, хрипите, сейчас я Вам хлеба с маслом дам, сразу поможет.
Они сидели в большой комнате за столом, пили чай с вареньем. Лидия Дмитриевна рассказывала о детях, которые уже выросли, они убежали с утра на парад и сказали, что домой придут поздно, а может даже утром. Придется им с Артуром вдвоем праздновать или в гости идти к Слуцким. Абрам Аронович накануне праздника вернулся из санатория – лечил сердце. Хвастался, что похудел на семь килограммов.
Зазвонил телефон.
– Артур, ну где ты? Мы тебя давно ждем.
– …
– Да, пришла, уже давно. Мы с ней чай пьем. Сейчас позову, – она повернулась к Оле, – Артур Христианович Вас просит к телефону.
– Здравствуйте Артур Христианович. С праздником вас!
– Спасибо, взаимно. Татьяна Ивановна, Вы сегодня ничего подозрительного не заметили?
– Заметила. Парад, музыка, люди на площадях танцуют. А кроме этого – все нормально.
– Вы можете не кривляться? – С чувством юмора у начальства сегодня были явные проблемы. – За Вами сейчас приедет машина. Дверь открывать только Степанову.
– За мной или за нами?
– За тобой. Дай Лиде трубку.
Выслушав мужа, Лидия Дмитриевна удивленно сказала:
– Велел ехать к Слуцким, сказал скоро за мной Абрам заедет… что-то случилось… пойду собираться.
Минут через пятнадцать в дверь постучали.
Машина повезла их в направлении родной конторы. Оля ничего не спрашивала, по опыту зная, то, что ей надо знать, Степанов расскажет сам, а вопросы ему задавать – себе дороже. Откуда-то она знала, – нервные клетки не восстанавливаются. Наверное, в какой-то книге вычитала.
Артузов, закрыв дверь кабинета, был немногословен.
– Убита одна из девушек, игравшая твою роль. Отравлена. Кроме нее убиты еще трое охранников. Один из них – отравитель. Начинается следствие, подключено НКВД. Придется работать вместе с ними, наших сил недостаточно. Расследование, пока, поручено мне…
– Что, все так плохо?
– Не надо меня перебивать, товарищ старший лейтенант!
– Извините…
– И постарайтесь в дальнейшем не задавать риторических вопросов. Вы не хуже меня знаете, как любит руководство такие новости. И еще в такой день! Вы со Степановым поживете здесь. Тебе запрещено покидать пределы здания. По управлению тоже не шатайся. Сиди в комнате и работай. Через несколько дней в составе комиссии вы отправитесь с проверкой в Минск. Теперь ложка меда в бочке с дегтем. – Артузов открыл дверь в коридор. – Товарищ Степанов, зайдите.
Артузов быстро нашел три стакана, тарелку, нож и поставил все это на стол. Из портфеля появились: бутылка водки, колбаса и хлеб. Порезав колбасу и хлеб крупными кусками, налив в стаканы грамм по пятьдесят, он обратился к изумленным зрителям. Даже у Степанова слегка отвисала челюсть.
– Давайте, сперва помянем наших товарищей, которые сегодня погибли… вечная им память…
Они встали и выпили молча, не чокаясь. Артузов разлил оставшуюся водку.
– Теперь о приятном. Товарищи чекисты! Разрешите вас поздравить от имени всего советского народа и лично товарища Сталина. Товарищ Захарова Татьяна Ивановна!
