— Ну что вы, милорд! Как можно?! — воскликнула леди Мелия. — Напротив, мы чрезвычайно благодарны вам за доброту и щедрость.
Себарис рассмеялся, но в смехе его звучала горечь.
— Вы прекрасно воспитаны, миледи, и еще несколько лет назад вас ожидал бы в моем доме достойный королевы прием. — Глаза его затуманились. — Увы, у меня почти ничего не осталось. Они все забрали. Все! — Он подался вперед, вцепившись похожими на птичьи когти пальцами в подлокотники кресла. — И это к лучшему. Да-да, к лучшему! Пусть забирают мое серебро, мои вина, мои запасы… Уж лучше это, чем ваши…
Приступ сильнейшего кашля оборвал речь лорда. Исхудавшее тело сотрясали непрерывные спазмы. Когда же наконец Себарис немного успокоился и вытер губы салфеткой, на ней отчетливо проступили кровавые пятна.
Мелия окинула скорчившуюся в кресле старческую фигуру внимательным и сочувственным взглядом.
— Кто такие они, милорд? — мягко спросила она. Но Себарис уже оправился, и в глазах его вновь замерцал зловещий огонек безумия. Он небрежно отмахнулся от вопроса.
— Не обращайте внимания, миледи. Последнее время мне нездоровится, вот и болтаю иногда всякую чушь. Уверяю вас, вам нет нужды беспокоиться.
Остаток трапезы прошел в похоронном молчании, но когда все было съедено, лорд немного оживился.
— Я вижу, вы странствуете в обществе менестреля, — заметил он и мечтательно вздохнул: — Давненько стены этого зала не слышали хорошей музыки!
Фолкен без возражений извлек из котомки лютню и бережно протер лаковое покрытие корпуса чистой тряпочкой. Потом несколько раз провел пальцами по струнам, настраивая инструмент, и объявил:
— Это старинная песня, друзья, но мне думается, она достойна того, чтобы прозвучать в этом доме именно сегодня.
Он ударил по струнам и запел чистым, хорошо поставленным голосом:
Закат, искрясь в речной волне,В долине догорал,Когда на белом скакунеЛорд Гленнен проезжал.
Он в сотню лиг проделал путь,И выбился из сил,Но и часок передохнутьСебе не разрешил.
Не каждому такую вестьПо силам донести;Лишь храбрецу доверят честьПодмогу привести.
Сомнения отбросив прочьИ в сердце долг храня,Вперед, в сгущавшуюся ночь,Он вновь погнал коня.
Чу, что за люди у рекиОружием звенят?И почему у них клыкиИ так глаза горят?
И рыцарь осадил коня:«Похоже, нас с тобойБоится нечисть, как огня,О Снежногривый мой!
Но сам их Бледный ВластелинНе остановит нас:Сквозь тьму врагов пробьюсь одинИ выполню приказ!»Леденящий кровь вопль оборвал барда.
— Замолчи, глупец! — вскричал Себарис. — Они услышат тебя! Они слышат все. — Он вскочил с кресла, обводя собравшихся помутившимся от страха взором. — Разве вы не знаете, что эта песня запрещена?
Гости ошарашенно уставились на него.
Прошло несколько секунд, прежде чем Себарис успокоился и к нему вернулся рассудок. Фолкен помог обмякшему лорду сесть обратно в кресло, а Мелия налила вина в кубок, который тот осушил одним жадным глотком.
— Приношу свои извинения, милорд, если моя песня не пришлась вам по душе, — учтиво произнес бард.
— Твоей вины здесь нет, добрый менестрель, — покачал головой Себарис и тяжело вздохнул. — Вы прибыли издалека и не можете знать… Давайте лучше оставим эту тему. Кирта сейчас проводит вас в комнату для гостей, где вы сможете отдохнуть с дороги.
— Вы очень любезны, милорд, — с поклоном сказала Мелия, поднимаясь из-за стола.
— Боюсь, одной моей любезности недостаточно, — чуть слышно промолвил Себарис, ни к кому конкретно не обращаясь и как будто разговаривая сам с собой. Трэвису показалось, что в глазах у него снова разгорается огонек безумия, хотя, возможно, то был просто отсвет догорающих в очаге углей. Они попрощались с хозяином, прихватили с собой не успевшие просохнуть плащи и покинули зал вслед за служанкой. Кирта провела их по темному коридору и остановилась перед какой-то дверью, жестом приглашая гостей войти.
— Я умею исцелять раны. Если хочешь, могу заняться твоей, дитя мое, — участливо предложила Мелия, покосившись на запятнанную чем-то темным повязку на лбу девушки. Она потянулась к платку, но Кирта резко отшатнулась и ожесточенно затрясла головой, глядя на нее полными ужаса глазами затравленного зверька.
Мелия убрала руку.
— Что ж, не хочешь, не надо, — равнодушно сказала она и отвернулась, но в янтарных глазах мелькнул живой интерес, не укрывшийся от зоркого взгляда Фолкена.
— Похоже, бедная девочка не сумела по достоинству оценить твою доброту, — заметил он с усмешкой, когда служанка, даже не пожелав им доброй ночи, растворилась в темноте коридора.
— Ты прав, — задумчиво кивнула Мелия. — Знать бы еще почему?
— Послушайте, — прервал их диалог сердитый голос Бельтана, — если вам так хочется, оставайтесь на пороге и обсуждайте хоть до утра мотивы поступков придурковатой девки, а я лично собираюсь войти и скинуть кольчугу, пока она не рассыпалась от ржавчины. Целый день под проливным дождем мало способствует сохранности доспехов.
— И терпения, — заметила Мелия.
Отведенная им комната оказалась такой же сырой и холодной, как и весь дом. Штукатурка на стенах растрескалась, с потолка свисали клочья паутины, очаг был пуст. Всю обстановку составляли несколько лавок, таких ветхих и шатких, что никто не рискнул ими воспользоваться. Вместо лавок они уселись на расстеленные прямо на полу плащи.
Мелия расправила две-три воображаемые складки на платье и капризным тоном спросила:
— Ну, кто-нибудь возьмется мне объяснить, что, во имя Зеи, все это означает?
— Хороший вопрос, — кивнул бард. — Как я понимаю, ты имеешь в виду прежде всего поведение нашего доброго хозяина? Признаться, я и сам не прочь узнать, с каких это пор в Эридане запрещено исполнять «Гибель Гленнена»? Чушь какая-то! — Он рассеянно провел пальцем по струнам лютни и недоуменно покачал головой. — Полнейшая бессмыслица, с какой стороны ни глянь. Одной служанки маловато даже для провинциального лорда. Чтобы содержать в порядке такую большую усадьбу, необходимо не меньше дюжины слуг. Что вообще стряслось с эриданцами? Сначала в городе, потом здесь… Очень мне это все не нравится!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
