Для таких сомнений и в самом деле есть серьезные основания. Реалистическое чутье изменило Людовику IX в его крестоносных начинаниях. Король и его советники находились в неведении относительно того, что происходило на Востоке, да и вообще почти решительно ничего о нем не знали. В жизнеописании Людовика IX, составленном позднее близким к нему Жаном де Жуанвиль, название "Византия", например, ни разу не встречается!
Что касается монголов, которые как раз в это время расширяли свои завоевания в Передней Азии, то о них в Париже, как и во всей Западной Европе, пробавлялись довольно скудными сведениями. Азия виделась западноевропейцам расплывчато, их представления о ней имели полуфантастический характер. Даже францисканский монах-путешественник Джованни Дель Плане Карпини, побывавший в глубине материка по поручению Иннокентия IV (он отправился туда незадолго до Лионского собора и вернулся в Лион в ноябре 1247 г.), в своих путевых записках распространялся о царстве людей с песьими головами, сообщал о неких подземных королевствах в Азии, — словом, наполнял свои зарисовки досужими вымыслами. Возможно, что и Людовик IX был знаком с россказнями Дель Плано Карпини.
Так или иначе, французский король, сей "чистый" крестоносец, не только попробовал столкнуть между собою мусульман (египетских мамлюков с сирийскими Эйюбидами), но и пытался завязать против них союзы… с монголами. Он, вероятно, рассчитывал, что таким путем удастся консолидировать обломки крестоносных владений.
В середине XIII в., когда в ходе монгольского завоевания решались судьбы Востока, правители ряда христианских государств Восточного Средиземноморья, включая уцелевшие государства крестоносцев, действительно сделали ставку на монголов: с ними заключили соглашение Малоармянское (Киликийское) царство и Антиохийское княжество. Их примеру решил последовать и Людовик IX. Вняв совету кипрского короля Анри Лузиньяна (1218–1253), знавшего об этих союзах, Людовик IX тоже решил вступить в контакт с завоевателями-степняками. Он шел, впрочем, проторенной дорогой: ее западным первопроходцем был не кто иной, как папа Иннокентий IV, который еще раньше домогался союза с монголами. С этой целью и был послан к великому хану Золотой Орды Джованни Дель Плано Карпини. В 1247 г. ради заключения союза с монголами папа командировал в Азию и другую миссию во главе с доминиканцем Ансельмом Асцелином, на этот раз — к монгольскому воеводе Байду. Официальным предлогом обеих миссии служило "просвещение язычников христианской верой". По сути же речь шла о том, чтобы сблизиться с монгольскими властителями для спасения остатков франкского господства на Востоке — Латинской империи, которой угрожали греки и тюрки. Папа вместе с тем питал надежды на то, что в лице "поганых" обретет союзника против германского императора Фридриха II, а также сумеет утвердить владычество курии над русскими землями, недавно подпавшими под монгольское иго.
Людовик IX, пустившись в Крестовый поход и завязывая сношения с монголами, вероятно, действовал по согласованию с папой. 20 декабря 1248 г. в Никозии (Кипр) он принял монгольских послов. Король в присутствии членов своего совета долго расспрашивал невиданных пришельцев, не думая, должно быть, о том, что их миссия имела сугубо разведывательный характер, хотя они и расшаркивались перед государем Франции. Один из ближайших к королю церковных сановников — Одо де Шатору — порекомендовал ему, в свою очередь, ответить на письмо хана Елдегая. Совет был принят к исполнению: в конце января 1249 г. французское посольство в составе трех доминиканских монахов (во главе с Андре Лонжюмо), двух клириков и двух рыцарей выехало в ставку великого хана. Кроме королевского послания с предложениями обратиться в христианство послы везли монголам дары: в их числе находилась "часовня" — большой шатер, на котором были искусно вышиты сцены жизни евангельского Иисуса Христа.
Как и папа, Людовик IX, ведя переговоры об обращении монголов в христианство, стремился направить их силы против сарацин и против Никейской империи.
Само собой разумеется, упования Людовика IX обернулись чистейшей иллюзией. Когда Лонжюмо и его спутники, пересекши всю Центральную Азию, чуть ли не через год (так рассказывает об этом Жан де Жуанвиль) добрались до места назначения, стало очевидным, что дипломатия их мудрого короля строится на песке: монголы не только не собирались подвергаться обращению в христианство, но со своей стороны потребовали от Людовика IX… покорности. Об этих требованиях король узнал, однако, уже намного позднее: он свиделся с Андре Лонжюмо лишь в 1251 г. А к тому времени Крестовый поход уже состоялся и успел закончиться полным провалом.
События развертывались таким образом.
В начале июня 1249 г. крестоносцы высадились в устье Нила и, посеяв панику среди жителей Дамиетты, с ходу и фактически без сколько-нибудь серьезного боя заняли город, где взяли богатую добычу. Однако завоеватели не воспользовались благоприятной ситуацией и на пять с половиной месяцев застряли в Дамиетте. Египетские правители считали, что крестоносцам придется долго осаждать город, так что его быстрое падение еще больше усилило панические настроения при дворе умиравшего султана ас-Салиха. После длительных споров, вызванных тем, что часть крестоносных военачальников предлагала двинуться на Александрию, рыцари осадили крепость Мансуру и в начале февраля 1250 г. овладели ею. Им помогла измена. Египетский командующий Фахр ад-Дин был убит.
Мусульманам все же вскоре удалось запереть захватчиков в городе: перед ним встало значительное войско во главе с султаном Муаззамом Туран-шахом (1249–1250), последним из династии Эйюбидов. Многие рыцари, не успевшие проникнуть в крепость, были уничтожены; несколько сот воинов пало в сражении, среди них брат короля, граф Робер д'Артуа.
Крестоносцы, как это стало тотчас ясным, захватив Мансуру, одержали пиррову победу. Она их крайне ослабила. Некоторое время спустя египтяне потопили крестоносный флот, стоявший у Мансуры, и отрезали рыцарей от Дамиетты, служившей им базой снабжения. Под угрозой голодной смерти крестоносцы поспешно эвакуировали Мансуру: они бежали из нее по суше и по воде, преследуемые и истребляемые неприятелем. Их армия как боевая сила перестала существовать. Тысячи рыцарей и оруженосцев попали в плен. В числе пленников оказался и сам Людовик IX с обоими братьями. Пленное войско стало вскоре жертвой болезней — малярии, дизентерии и цинги. Король, свидетельствуют источники, настолько обессилел, что у него стали выпадать зубы и, о чем сообщает его биограф Гийом де Нанжи, даже для отправления естественных надобностей государя приходилось нести на носилках. В мае 1250 г. Людовика IX отпустили из плена за огромный выкуп (800 тыс. безантов, или 200 тыс. ливров) и при условии, что крестоносцы уйдут из Дамиетты. Кое-как остатки крестоносного воинства добрались до Акры.
Вопреки мнению баронов, советовавших вернуться домой (сами они большей частью так и поступили), Людовик IX решил продолжать Крестовый поход и на четыре года остался в Палестине. Во Францию были направлены послания с призывом весной 1251 г. двинуться на подмогу королю против "неверных". Однако графы, герцоги, бароны и рыцари игнорировали эти призывы. Урока, полученного в Египте, с них было достаточно.
Клич короля отозвался во французском народе, но отклик этот был совсем не тем, на который рассчитывал Людовик IX. Проповедь Крестового похода дала повод к мощному антифеодальному восстанию крестьян и городского плебса. На простой люд оказывали особенно большое воздействие фанатичные речи некоего пожилого проповедника, которого хронисты именуют "Учителем из Венгрии". Призывая к войне против "неверных", он развивал ту мысль, что Бог выказал немилость к тщеславным рыцарям, — значит, спасти Иерусалим надлежит беднякам. Как мы знаем, сходные лозунги однажды уже получили распространение среди сельской бедноты — это было в 1212 г.
Масса по-своему восприняла проповеди "Учителя из Венгрии" и других народных проповедников. Ведь они подчеркивали неблаговоление Всевышнего к знати, обличали жадность церковников. Гнев крестьян и городской бедноты обратился поэтому не против дальних "врагов христианской веры", а против собственных сеньоров и их защитников в сутанах. Из северофранцузских областей, где когда-то проповедовал Петр Амьенский, к Парижу, а оттуда к Орлеану двинулись десятки тысяч бедняков-крестоносцев. Они шли не на спасение Гроба Господня, и их выступление не было пассивным бегством "за море". Многие районы страны охватило пламя народного возмущения. Повстанцы протестовали против гнета баронов и епископов. "Мятежные" крестоносцы называли себя "пастушками". Они перемещались на юг большими толпами, убивая по пути зажиточных людей, священников, монахов. В восстании участвовало до сотни тысяч человек. Оно было отдаленным предвестником Жакерии. Пропаганда Крестовых походов, показало это восстание, становится не только бесполезной для феодалов, но даже социально опасной, ибо влечет за собой возможность бунтов "черни".
